Сказание о граде Ново-Китеже, стр. 27

– ан не забыли! – горячо вскрикнул Истома. – Как сказка радостная, как песня нежная, печальная, вспоминалась народом наша Русь, родина наша. А как Вася, брат мой названый, пришел к нам и рассказал о Руси, снова потянуло народ в мир. То есть вот как потянуло!

– А Василий не пробовал искать дорогу в мир? – спросил капитан.

– И летом, и зимой, и в зной, и в мороз искал Вася выхода из здешней духоты и темноты. Не нашел, – тихо закончил Истома. В голосе его была болезненная горечь. – Искал все три года, что здесь жил.

– Три года! Полундра! – тихо ахнул Птуха. – Тогда дело – керосин. Одесса-мама, увижу ли я тебя?

– А открылась дыра в мир неожиданно. С божьего дозволения! – перекрестился поп. – И открылась не от нас, а с той стороны, оттеда, с мира.

– И давно это было? – подался капитан к Савве.

– Два с лишним года будет, – ответил поп.

– А кто открыл? Вы этих людей видели?

– Это нам неведомо. А только мирские с своей стороны дыру нашли.

2

Савва ребром ладони подвинул на край стола зеленый камень.

– Зеленый цвет – надежды цвет! А вышло так: на добро надейся, а беду жди. Спросите: как народ догадался, что дыру в мир открыли? А вот как! Поднялась вдруг в Детинце суетория! Не на вече, не на толчок, а в Детинец созвали народ старица Нимфодора, посадник Густомысл и прочие верховники. И такую речь повели. Идите, мол, людие, на Ободранный Ложок, копайте с усердием белое железо и к нам несите, а за это получите в Детинце невиданные, непробованные сладкие заедки, а окромя заедок, шелка, бархаты, атласы, ситцы мирские. Новокитежане о шелках да бархатах только в песнях старинных, из мира принесенных слышали. Всякому захотелось изюмцу сладенького мирского попробовать и пряников, как снег белых, пожевать. А у девок и баб-дур глаза разгорелись на мирские ситцы цветастые, на ленты в косы, на бисер цветной и бусы стеклянные. Наволокла посад-чина в Детинец белого железа, а им вместо мирских товаров шиш под нос! Ситцы, бархаты да ленты посадские только на верховниках увидели, а им и пощупать не дали…

– Погодите-ка, Савва, – остановил попа капитан. – Если появились мирские товары, значит, приходили сюда из мира люди? А кто приходил? Видели этих мирских новокитежане?

– Не видели и не увидят! – отрубил поп. – Кто приходит, какой дорожкой шли, тайна сия велика есть. Об этом спрашивать и говорить запрещено. Скажи слово – палач Суровец язык в Пытошной вырвет!

– Так и молчат два года с лишним? – в недоумении развел руки мичман.

– И еще триста лет молчать будут! – с угрозой ответил поп. – Народ так согнули – тише воды, ниже травы стал.

– Пытался Вася тех, из мира приходящих, перехватить, – сказал Истома. – Округ Детинца дозоры густо ставил, муравей не проползет, а никого не перехватили. Будто они по воздуху перелетели или под землей в Детинец шли. Из Детинца тоже никуда никаких засылок не было.

– А вы не перебивайте меня, не то говорить перестану, – обиженно поморщился Савва. – Понял народ, что дыра в мир открылась не про его честь, что обманули его, и поднялся на дыбки, заворчал, а потом и взревел! Василий Мирской, окаянная душа, подбил посадчину на непокорство. Созвали посадские старосты самозванное вече, без старицы, посадника и Верхней Думы, и установили:

не копать белое железо и в Детинец не носить. А слово вече – слово божье.

Поп опрокинул налитую кружку, но попал не в рот, а на бороду. Он был уже пьян. Отжимая бороду, он завопил слезливо:

– О владыки детинские, пиявицы мирские! О мучители всенародные! Ждет вас огнь адский, стон и скрежет зубовный!

– Не вопи, старый таратор! – гневно сказал Истома. – Знаем тебя! И богу молишься, и черту не грубишь! Сказывай далее поведание.

– Сказываю, внучек, сказываю, – сник поп. – Почуяли детинские верховники, каким ветром от народа потянуло, и начали опору себе искать, стрельцов набирать. Сотню с лишним набрали, и таких ухорезов да сорвиголов, что мать родную не пожалеют ради сытых кормов, чарки пенника да нарядного кафтана из мирского сукна. Поселили их в Детинце, огненным боем, пищалями и пистолями вооружили. Еще при старице Голендухе нашли у нас серу, селитру и порох стали делать. А посадским пороховое зелье издавна запрещено было делать, да и не умеют они. А почему, спрашивается, Детинец в драку полез? – подняв палец, с пьяной серьезностью спросил Савва. – А вот, слышь, почему! Прежде много ли детинским нужно было? Щи с говядиной, пирог с грибами, жбан квасу да холст на рубаху. Ну, для чести еще соболь на шапку или лису на шубу. И это давали без принуждения. А как мирские товары появились, у детинских жадность в сердце разгорелась. Давай бархат, давай диковины мирские, чтобы посадские люди завидовали. Ежели верховник не в бархате, ему, мол, и чести нет. Друг перед другом, а более перед посадской голью нарядами мирскими хвастают, нарошно дегтем бархат мажут. Гляди, мол, какой я богатый, а ты и сермягу свою бережешь.

– Как началась торговля с миром, так и опустилась на народ тонкая сеть, невидимая, – сказал печально Истома. – Опутали народ! Пытался брат мой названый Вася порвать эту цепь, да!.. – замолчал Истома на полуслове и махнул безнадежно рукой.

– Говорил уж я, что прежде новокитежане, как пеньки, все ровные были, – продолжал поп, – а теперь детинских гордыня обуяла. И всего-то их, верховников детинских, семей десять, от силы пятнадцать. И все старая чадь, из родов разинских есаулов да сотников. Они сразу в древние еще века, в отделе жить стали, но все же над народом не возвышались, ровней с посадскими себя считали. А теперь у них богачество! Теперь такой порядок пошел: что старица, посадник да Верхняя Дума приговорили, то стрелецкая сабля да пищаль исполнить заставят!

Птуха запыхтел, надувая щеки:

– Вы разинские внуки? Или что?

– Терпеть надо, – вздохнул поп. – Кого господь возлюбит, тому горести и невзгоды посылает.

– Вас, новокитежан, господь бог ну прямо обожает. Все шишки на вас валятся.

Савва обиделся и, срывая злость на внуке, крикнул:

– Чадик зажги! Во тьме и кружку мимо рта пронесешь!

3

Истома зажег чадик, плошку с топленым салом. Штопор жирного дыма потянулся к потолку. Крошечное пламя освещало только стол и лица сидевших за ним людей. А дальше стояла тьма, где шуршали тараканы и пищали мыши.

– Ты, батя, брось! – зло сказал попу Птуха. – Вокруг да около крутишь. Давай ближе к ветру! Про белое железо говори!

– Тебя еще не хватало! – прихлопнул поп ладонью таракана, панически мчавшегося через стол. – А что белое железо? О нем сказ короткий. Истинно дьявол, а не лесомыки нашли его в Ободранном Ложке. Это еще когда было! При старице Пестимее, до прихода к нам бурятцев. То никому не нужно оно было, а то вдруг давай, давай! Вам оно нужно, мирским. А на кой ляд, спрашивается? Бывало, из него свистульки ребятам отливали или бусы девкам… Ой, попаду я из-за вас на плаху! – всплеснул поп руками. – Запрещается ведь о белом железе рассказывать.

– Это не золото ли? – спросил осторожно Виктор.

– Какое тебе золото! – отмахнулся поп. – Золота в Ново-Китеже почти и нет. Было маленько, что предки наши из мира принесли. Да износили его. О золоте у нас только в сказках говорят. Однако белое железо, как и золото, ржа не берет.

Серые глаза капитана стали вдруг особенно внимательными.

– Ржавчина не берет? Так, так… А вид у него какой?

– Название – белое железо и видом беловатенькое. Тяжелое! На много тяжельше черного железа.

Ратных опустил заблестевшие глаза и спросил спокойно:

– Нельзя ли посмотреть на ваше белое железо?

– Чего захотел! – Поп даже отшатнулся. – Во всем городе крупинки не найдешь!..

Он почесал в грязной бороде, потер ладонью мясистую лысину и продолжал раздраженно:

– Кончать поведание буду, спать время. На чем я остановку сделал?.. Вспомнил! Вот он, белый камень, – поднял Савва со стола белую гальку. – И хотел бы про него забыть, да разве забудешь! В те поры, как отказались посадские белое железо копать, верховники придумали новую погонялку, на соль лапу наложили, приказали соль посадским не продавать, а всю ее в Детинец везти, под охраной стрелецкой. Чуешь? А дорогу за соляным обозом вениками подметают, чтобы ни порошинки соли людям не попало. И объявлено было, что соль только в обмен на белое железо будут давать.