Сказание о граде Ново-Китеже, стр. 11

– Понятно! Командир впереди на лихом коне. По Чапаеву! – Он вдруг заторопился и начал надевать одной рукой брюки, другой тельняшку. – Весь мир будет смеяться, если вы один пойдете. Я в момент! Подождите немного…

– Отставить, мичман! – жестким, командирским голосом остановил его капитан. – Пойду я один.

– Кошмарный характер у вас, товарищ капитан! – с сердцем сказал Птуха и шваркнул брюки об землю. – Нехай будэ гречка!

Капитан положил в карман пару галет, сунул за ремень топор и сказал тоном приказа:

– Ждите меня до утра. И без паники! Если услышите мой выстрел, пускайте ракету. Без этого не обнаруживайтесь.

Никто не спросил, перед кем нельзя обнаруживаться. У всех было тревожно на душе. Что-то угрожает им, что-то сомкнулось вокруг, необъяснимое, но опасное.

3

Пламя костра предостерегающе шипит: «ти-ш-ше», а иной раз треснет, выстрелив раскаленным угольком. Много читал Сережа о таежных кострах, а теперь и сам сидит у настоящего костра в тайге. Красота! Все-таки – жизнь не так уж плоха!

Сережа и Птуха сидят на поваленном буреломе. Мичман, сняв ботинки, выставив к костру ноги, шевелит пальцами и блаженно жмурится. Виктор лежит на подстилке из пихтовых лап и хрустящего пырея, притворяясь спящим. Но Сережа видит, как отражается пламя костра в его полузакрытых глазах. Женька тоже не спит, лежит, насторожив уши. В черной утробе тайги что-то бормочет, верещит, попискивает, но не слышно осторожных шагов возвращающегося капитана. Ушел он днем, а сейчас уже вылезла на небо скользкая молодая луна.

– И тогда я скомандовал: «Карамба! Боцман, свистать наверх вахту левого борта!» И мы влепили им всем левым бортом! – Сережа посмотрел подозрительно на мичмана и потолкал его в плечо. – Да вы слушаете, дядя Федя? Или не слушаете?

– А как же? В оба уха слушаю. – Птуха судорожно зевнул одними ноздрями, крепко сжав челюсти, чтобы скрыть зевок. – А кому вы влепили?

– А говорите – слушаю. Черному бригу «Счастливое избавление» с бубновой заплатой на формарселе. А кто командовал им, помните? Капитан Шарки, по прозванию Черная Борода. Кровожадный пират! Он всех пленников убивал.

– Вот жлоб! – возмутился сквозь зевок Птуха.

– За это я приказал повесить его на мачте!

– Правильно сделал. Молодец! – рассеянно похвалил мичман, глядя в костер. И, подняв глаза на Сережу, чуть улыбнулся. – А я все время думал: кто уничтожил Черную Бороду? Оказывается, ты. Молодец!

– Не я, конечно. Это у меня так в рассказе получилось, будто я, – вялым, полусонным голосом ответил Сережа.

Ему смертельно хотелось спать, и пришлось, разгоняя сон, рассказывать мичману недавно прочитанный пиратский роман. Мичман, договариваясь с Виктором о дежурствах, сказал, что берет на себя самую трудную, «собачью вахту» [9]. А разве Сережа не мужчина? И он будет нести «собачью вахту», дожидаясь возвращения капитана.

Но не помог и пиратский роман: спать по-прежнему хотелось невыносимо. Он уже и ухо себе безжалостно крутил, как вычитал в какой-то книге, но все равно проваливался в теплую, мягкую пропасть сна, вздрагивал, открывал глаза и снова проваливался. Он слышал где-то глубоко-глубоко плеск и бульканье Сердитой реки и ватный почему-то голос дядя Феди, разговаривающего с Витей, а потом ничего не слышал и удивился, почувствовав, что не сидит на буреломном дереве, а лежит на пихтовой подстилке с братовым кителем под головой.

Он открыл глаза, сел и снова удивился. Костер стал каким-то другим: он не шипел, не шептал, а буйно, со свистом грыз будто облитые бензином сухие еловые ветви.

– Сигнала от товарища капитана нет? – спросил он.

– Нет сигнала, – неохотно ответил Птуха. – «Уж полночь близится, а Германа все нет».

Виктор встал с подстилки и подошел к костру.

– Пускайте ракету, Федор Тарасович! – резко сказал он.

– Приказано не обнаруживаться, – растерянно ответил мичман. – За нарушение приказа даст нам капитан на всю катушку!

– Не спорьте! Я отвечаю. Пускайте ракету! Мичман покорно вздохнул, зарядил пистолет и выстрелил. Резкий, слепящий свет, холодный и безрадостный, залил тайгу. Ракета погасла. Все молча слушали тайгу. В темных ее глубинах раздался вопль ужаса, отчаянный, предсмертный крик какого-то животного. Сережа вздрогнул и прижался к брату.

– Пускайте вторую! Зеленую! – так же резко приказал летчик.

– Минуточку! – предостерегающе поднял ладонь мичман. – На Женьку поглядите.

Пес, прижав уши, тихо рычал, глядя в тайгу. Совсем рядом затрещали сучья под тяжелой ногой, но тотчас все стихло. Женька рычал все громче и злобнее.

– Кто там? Выходи! – нервно крикнул летчик. Снова затрещали сучья, и к костру вышли люди. Сережа взглянул на них и оторопело подумал: «Это сон. Я еще сплю, это мне снится…».

Но почему же тогда сердито кричит мичман, отбежав за костер?

– Слушайте, это что, бал-маскарад, новогодний карнавал?

Птуха нагнулся, пытаясь схватить ракетный пистолет, но полетел на землю, сверкнув голыми пятками. Он был сбит двумя людьми, кинувшимися на него.

– Врешь! А дулю с маком? – заорал мичман, сбрасывая нападавших.

Но к двум подбежал третий, а еще трое налетели на Виктора, сбили его с ног и повалили на землю. Тогда Сережа закричал и начал бить кулаками в костлявую спину, потом пинать ногами. Последним ворвался в драку Женька. Верный пес кинулся на выручку, удушливо рыча.

Подброшенные чьей-то ногой ракеты полетели в костер. Раздался взрыв. Взрывной волной разбросало костер. Но и в темноте слышались возня, тяжелые вздохи, удары и озлобленные выкрики.

Глава 10

РАЗВЕДКА

1

Капитан шел медленно, настороженно вглядываясь в лесные острозубые тени, в обманчивую игру солнечных бликов, в таинственные завесы пихтарника. Он шел почти бесшумно. На нем была настоящая таежная обутка: легкие, точно бумажные, сапоги из тонкого и крепкого брезента без каблуков, на плоской мягкой подошве. Время от времени он делал затесы на деревьях. По этим затесам он сможет вернуться к костру.

Тайга не менялась. По-прежнему стоял вокруг густой матерый пихтарник и ельник. Черневая тайга. И только яркие, малинового цвета шишки пихты, стоявшие на ветвях свечечками новогодней елки, радовали глаз в этом хмуром, без улыбки лесу.

Капитан все еще искал какую-нибудь тропу. Любая тропа приведет его к людям. В них спасение! Спасение ли? А кто будут эти люди, друзья или враги?

Он посмотрел на компас. Идет верно, по-прежнему на север, все время на север! Но как резко изменилась вдруг тайга.

Начались густые заросли нежилого, неохотничьего леса, глухая урманная чащоба ольхи, ветлы, мелкого пихтарника-подлеска, среди которых мрачными башнями стояли отдельные великаны ели. Здесь он не найдет людей. Опять сворачивать?

Капитан стоял, раздумывая, куда свернуть, и все же до его сознания дошло беспокойство, охватившее вдруг тайгу. Заволновались бурундуки и кинулись на вершины. Разволновались и белки, с сумасшедшей быстротой носились с дерева на дерево, распуская пушистые хвосты, стрекотали, заглушая писк бурундуков. Но и беличьи голоса заглушил истеричный крик метавшихся по деревьям сорок.

«Так они кричат, когда заметят человека», – подумал Ратных и услышал новый звук, похожий на свист крыльев маленькой летящей птицы. Свист кончился легким щелчком сзади него. Капитан быстро обернулся. В стволе пихты дрожала глубоко вонзившаяся стрела. Он вырвал ее из ствола и, разглядывая, покачал головой. Древнее оружие! Наконечник был железный, грубо выкованный трехгранник, к комлю стрелы прикреплены перья ястреба.

Вдруг он снова услышал летящий свист. Теперь он успел спрятаться за дерево.