Женщина-зима, стр. 59
Глава 19
Ночью в деревне случился пожар. Полину разбудил Тимоха. Он прилип к окну, на котором зловеще плясали отсветы огня. Казалось, что горит где-то рядом, через дом. На улице слышались голоса, вой собак, беспокойное хлопанье калиток. Полыхало в конце улицы. Петр Михайлович уже был на ногах, забежал сообщить:
– У Никитиных горит.
У Полины неприятно екнуло сердце. У Никитиных…
– Тимоха, куда? – только и успела крикнуть Полина, но – поздно. Парень уже хлопнул дверью, в отдалении скрипнула калитка – только его и видели.
– Да там «пожарка» уже стоит, – успокоил отец. – Они пацанов близко не подпустят. Отвечай потом за них…
– Давно горит?
– Да нет, пожарные быстро приехали. Одним ходом. Пойдешь, что ли?
– Пойду.
Полина накинула кофту, на всякий случай захватила аптечку и – бегом.
Горели надворные постройки. Мужики баграми ломали догорающий сарай.
Мальчишки толпились вокруг пожарных, которые пытались залить прожорливый огонь водой. Не тут-то было. Вода шипела, как на раскаленной сковороде, брызги грозили обжечь любопытных.
– Щас на пену перейдут, – комментировал дед Лепешкин. – Водой – бесполезно. Разгорелось.
И действительно, водитель «пожарки» полез наверх, где находился раструб для запуска пены.
– Отойдите! – просили пожарные, но куда там! Народ жаждал поучаствовать в тушении пожара. Пожарные стали разматывать второй рукав, готовить пену.
В свете огня Полина разглядела лица односельчан. Люди стояли кучками, жались друг к другу. Смотрели, как в хаосе пены и огня гибнет Володькина маслобойка. Здесь были Капустины, дед Лепешкин, Катя Плешивка. Полина увидела и своих: Крошку, Ваню Модного. Парни стояли с баграми, лопатами. Лица в саже. Все, что можно было сделать против огня, они сделали. Теперь оставалось стоять и смотреть.
– Все живы? – спросила Полина в толпе.
Рядом оказалась Катя Плешивка, которая охотно пояснила:
– Марь Ивановна у соседей. Причитала, конечно, плакала. Соседка ее к себе увела. А сам-то вон бегает. Каково ему? Прошлое лето строили на пару с сыном, а этим – вона чего.
– Хорошо хоть последние в улице стоят, – вставил кто-то. – А то бы щас на соседские сараи перекинулось, все – хана.
– Да ладно сараи. Дом-то цел остался. И то хорошо…
С пеной дело стало продвигаться. Пожарные в длинных брезентовых плащах, неповоротливые, работали без суеты. Местные мальчишки, юркие как ртуть, мешались у них под ногами, их то и дело отгоняли прочь.
Полина поискала глазами сына, но не нашла. Зато увидела Павла Гуськова. Он стоял среди мужиков, трепался, покуривал. Заметив, что она смотрит в его сторону, кивнул и неторопливо двинулся к ней.
– Вон ведь как бывает, бабоньки, – кивнул он в сторону огня. – Строишь, наживаешь, а случай все сожрет.
– Да… – вздохнули женщины в толпе. Только Полина в упор смотрела на Павла. А тот, словно и не понимал значения ее взгляда, играл ему одному ведомую роль с каким-то упрямым азартом.
– А может, не случай, – ни к кому не обращаясь, проговорила Полина. – Бывает, что и подожгут… из зависти.
– Да кому он нужен – из зависти?! – встрял возникший откуда-то Игорь Гуськов. – Что у него было-то? Голь перекатная!
– А машина-то не сгорела? – словно не слыша слов брата, поинтересовался Павел.
– Машины не было, – встряла Катя Плешивка. – На ней Володька вчера куда-то укатил, говорят.
– Докатался, – усмехнулся Игорь.
От Полины не укрылось, как братья переглянулись между собой. Она пошла искать Тимоху, услышала, как дед Лепешкин вздохнул:
– Сейчас вода кончится.
И действительно, вода в машине быстро кончилась. Полина увидела сына. Он показывал пожарным, где находится пруд. Уехали за водой.
Огонь, погребенный под пеной, казалось, навсегда исчез, но это было ложное впечатление. Вдруг вспыхнули доски у самого гаража, и несколько человек разом вскрикнули:
– На гараж перекинется!
Бросились к гаражу с ведрами. Но пена – кипяток, не подпускала. Бестолково колготились возле, опасаясь подойти ближе. Вернулась «пожарка», Тимоха сидел в машине рядом с водителем. Гараж залили пеной.
– Сын-то у тебя – герой, – раздалось у нее над ухом.
Опять Павел! Она только открыла рот, чтобы осадить его, но Гуськов не дал ей сказать.
– Ты получше за ним смотри, Петровна. Подростки, они народ ушлый… Все геройствуют…
– Ты к чему это? – строго спросила она Павла.
– Забочусь о тебе, – с недоброй ухмылкой ответил тот. – Одной-то за взрослым сыном разве углядишь?
– Есть кому о нас позаботиться! – отрезала она и отодвинулась от него.
– Да, Спонсор у вас хороший, – согласился Павел с каким-то даже наслаждением. – Только ведь и с бизнесменом крутым всякое случается… То авария… А то, бывает, машина взорвется ни с того ни с сего…
– Да пошел ты! – оборвала его Полина.
Она разыскала отца и велела глаз не спускать с Тимохи. Ей нужно было увидеть Володькиных родителей.
Она хоть и показывала Павлу всем своим видом, что не боится его, все же ей стало жутковато от его внимания и угроз. Он вознамерился лишить ее покоя и был очень последователен.
Разговор с Володькиной матерью еще больше взбаламутил ее. Марья Ивановна сидела сникшая. Не ругалась, не плакала, не злилась. Сидела какая-то покорная, вялая.
– Вот так вот полночи и просидела, – пояснила соседка. – Незнай – пожар ее убил, незнай – внезапный отъезд Володьки. Сам-то хоть делает что-то, копошится с мужиками. А она как неживая…
Полина посидела с Никитиной, попыталась найти слова утешения.
– Домой пойду, – вдруг встрепенулась Марья Ивановна. – Что мне тут?
Полина вызвалась проводить. Они прошли через залитый водой двор.
Светало. Пожарные делали «проливку». Вода теперь из шланга лилась мелким дождиком, как из лейки. Проливали все вокруг, чтобы исключить возможность возгорания. Взрослые начали расходиться, только мальчишки все липли к пожарной машине, рассматривали амуницию пожарных.
Марья Ивановна глянула на пепелище, махнула рукой и – мимо.
– Ты думаешь, я не знаю, кто поджег? – спросила она Полину, едва переступили порог. – Знаю, Гуськовы это.
– Видели что-нибудь?
– Да и видеть мне не нужно! Они это. А кто же еще? Мужики мои отродясь возле сараев не курили. Только не докажешь теперь.
– Проводка, бывает, искрит… – не слишком уверенно предположила Полина.
– Говорила Володьке, – не слушая Полину, продолжала Марья Ивановна, – чтоб не пялился на замужнюю. Говорила, что хорошим не кончится. Не послушал…
– Любит он ее, – осторожно вставила Полина.
– Любит! А как теперь? Он ведь с ней сюда больше не приедет, дорожка заказана! Ни внучат не увижу, ни сына.
Марья Ивановна зашмыгала, полезла за платком. Мысль о несуществующих внучатах сильнее встревожила ее, чем потеря маслобойки.
– Бог с ней, с маслобойкой, – словно отвечая на Полинины мысли, запричитала она. – Жили мы без нее. А вот сына не увижу, это знаешь как?
– Ну уж сразу – не увидите. Увидите. Сами поедете к нему. Все у него будет хорошо. Что ж теперь? Бывает… Он ведь давно ее любит?
– Со школы, – кивнула Марья Ивановна и просеменила в комнату сына. Притащила коробку с фотографиями. Вместе посмотрели. Пришел Володькин отец, поговорила с ним.
Домой Полина вернулась, когда совсем рассвело. Выгнала Милку в стадо, легла отдохнуть. А в обед ее разбудили.
– Мам, там к тебе, – растерянно смотрел на нее Тимоха.
Она выглянула в окно. У палисадника стоял видавший виды милицейский «уазик». Она и подумать ничего не успела, не проснулась до конца – на кухне появился молоденький милиционер.
– Полина Петровна Мороз?
– Да, это я.
– Здравствуйте. Старший лейтенант Петров. Вот вам повесточка.
Ничего не соображая, Полина заглянула в бумагу. Явиться к следователю для дачи показаний.
– К какому следователю? Зачем?