Вероника, стр. 54

— Лучше бы я в казино пошла работать! — со слезами в голосе встретила Веру нянька. — Или стриптиз танцевать.

— Тебя бы не взяли, — успокоила Вера. — Ноги не те.

Вера забрала у нее Ксюшку, но та лишь на миг взяла передышку, присматриваясь к новому лицу. И снова как заорет!

— Воды давала?

— Не берет!

— А ела она хорошо?

— Пузырек манной каши высосала, Вера Сергеевна! Что ж вы думаете, сама я, что ли, эту кашу съела?

Мы с Кириллом ее и накупали вчера. Не знаю, чего ей не хватает.

— Ложись, — бросила Вера и вышла с ребенком на воздух.

«И чего ради я ее пожалела?» — вновь распекала Вера себя. — Могла бы подобрать няньку поопытней. Сама виновата. Ребенок, возможно, инстинктивно чувствует, что его отняли от матери. Поэтому и беспокоится".

— Кричи не кричи, а мамка твоя не услышит, — ворчала Вера под шум сосен. — Мамка не выросла пока, глупая она и не понимает, что ты-то как раз для нее — самый близкий человечек. Она вырастет и поймет. А ты должна спать и есть, чтобы расти быстрее.

Вдруг Вера поняла, что ребенок молчит. Ксюха хлопала ресницами, то ли слушала ее, то ли созерцала звезды. Вера задрала голову в небо. Неужели дите там что-то видит?

Так или иначе, но девочка молчала.

— «Ай люли, люди, люли, прилетели журавли», — тихонько запела Вера, укачивая племянницу.

Вера ходила туда-сюда перед флигелем. Девочка слепила глазки и, кажется, совсем угомонилась. Вера тихонько пошла к дому. Толкнула дверь и вошла в свою комнату. Огляделась, соображая, куда бы положить девочку. Но Ксюшка тут же сморщилась, покраснела и закряхтела вновь. Она разразилась плачем с новой силой, будто и не было предварительного укачивания и всего прочего. Вера шагнула назад, на веранду. Почувствовав свежий воздух, девочка моментально притихла, уцепила Веру ручонкой повыше локтя и принялась монотонно пощипывать.

— «Ай люли, люли, люли…», — затянула Вера, вымеряя дорожку шагами. Ничего себе новости! Выходит, спать мы желаем исключительно на свежем воздухе, а о комнате и речи нет? Значит, вышагивай, баба Вера, тут, как молодой солдат!

Ксюха благовоспитанно сомкнула реснички, но, помня коварство своей внучатой племянницы, Вера решила на всякий случай нарезать еще несколько кругов по территории, прежде чем обманным путем водворить, младенца в помещение.

Выполнению задуманного препятствовали комары.

Они роились у самого лица, норовили укусить побольнее. Ноги спотыкались на шишках. Пресловутое «ай люли» переходило в зевок. Во флигеле напротив мерцал голубоватый свет. Администратор, похоже, смотрел телевизор, Интересно, он круглый год здесь торчит или только летом? Жена, наверное, рада избавиться от такого пессимиста и зануды.

Вера недоверчиво вгляделась в лицо своей маленькой родственницы. Сон Ксюшки казался глубоким и ровным. Руку Верину она щипать перестала — сложила обе на груди. Ангел, да и только. Монотонно люлюкая, Вера двинулась в направлении своей комнаты.

Но не успела она дойти до кровати, как девочка взвыла сиреной, словно мечтала созвать всех, кто имелся в округе. Как ошпаренная выскочила Вера на крыльцо.

Ксюшка тут же умолкла. Что же делать? Вера опустилась на крыльцо безо всяких «ай люли». Девочка мирно спала.

«Сидеть нам тут с тобой до утра», — усмехнулась Вера. Как назло, жутко хотелось спать. В тишине громко скрипнула дверь. У флигеля напротив образовалась полоска света. «Только этого не хватало!» — раздраженно подумала Вера. На крыльце показался Сухарев.

Постоял немного, делая вид, что вышел подышать воздухом, и направился к ним. «Сейчас он вволю надо мной потешится», — успела подумать Вера.

— Вы что же, всю ночь здесь собираетесь сидеть? — поинтересовался он.

— А вы мне что предлагаете? — устало огрызнулась она.

— Я предлагаю поставить коляску на веранду, а дверь из комнаты оставить открытой. Если боитесь замерзнуть, я лам вам дополнительное одеяло.

— Ваша щедрость не знает границ, — съехидничала Вера и прищурилась:

— Не вы ли мне сегодня рассказывали, что у вас в округе запросто разгуливают беглые уголовники? А теперь предлагаете оставить двери нараспашку и ребенка на улицу выставить? Спасибо!

Сухарев удивленно взглянул на нее. Потом, что-то вспомнив, прогнал с лица появившуюся было на нем улыбку. Вера следила за его лицом весьма внимательно.

— Ну, насчет уголовников это я, наверное, перестарался, — улыбаясь одними глазами, признался он. Идите за коляской, я подержу.

И протянул руки. Секунду помедлив, Вера вынуждена была признать его предложение разумным и переложила ему на руки ребенка. Когда она вернулась, то обратила внимание, что Сухарев как-то особенно смотрит на ребенка. Выражение лица его, освещаемого висящим на сосне фонарем, было скорее печальным, чем умиленным. Что-то подобное выражают лица людей, разглядывающих старые фотографии, где запечатлено все самое дорогое в прошлом или же — безвозвратно утерянное. Когда она подошла, Сухарев будто очнулся. Он поднялся на веранду и осторожно опустил девочку на одеяло. Та шумно, прерывисто вздохнула, но не проснулась.

— Спит?

— Спит…

Они стояли, склонившись с двух сторон над спящей Ксюшкой, и голова Сухарева почти касалась головы Веры Сергеевны. Она успела отметить противоестественность ситуации, порывалась даже сказать по этому поводу что-то остроумное, но почему-то не сделала этого. Было нечто особенно хрупкое в тишине, воцарившейся вокруг коляски, хотя там, над головами, где качались сосны, тишина кончалась.

Ее разбавляли перешептывания деревьев, шум вспугнутой птицы. Что-то странное сквозило и в близости этого лесного человека, от которого сейчас пахло дымом и зверобоем. Вера почему-то не торопилась уйти. Медлила. Поправляла одеяльце, подушку. А попутно отмечала текущее внутри ее ровное тепло.

— Пойду принесу марлю, — прошептал Сухарев, и Вера завороженно посмотрела на него. Его шепот подействовал совершенно неожиданно. Она смотрела на него удивленно, а он понял ее взгляд по-своему и пояснил:

— Чтобы комары не кусали.

Вера кивнула. Потом она ушла, а он остался курить на скамейке у своего флигеля. Он курил, выпуская дым так, чтобы тот не полз в сторону коляски.

Вере из окна был виден его спокойный, резко очерченный профиль, влажный блеск глаз. Второй раз за сегодняшний вечер она засыпала с мыслями об этом человеке. Только последние мысли несколько отличались от первых.

Глава 6

Весь день Сухарев тихо психовал. Завтра открытие сезона. Он все возможное сделал, чтобы компания «аргонавтов» быстрее захотела домой. Вначале день отъезда был назначен на сегодня, но эта ненормальная вдруг заявила, что желает осмотреть пещеры, и отложила отъезд. Видит Бог, он хотел с ней по-хорошему договориться. В конце концов, в стране полным-полно полузаброшенных турбаз и пансионатов. Не все ли ей равно? Пусть поищет что-нибудь другое. А ему нужна именно эта. Он отсюда никогда не уедет. Никогда и ни за что! Казалось, он показал ей все, что мог: и заброшенные душевые, и старый прогнивший водопровод, и непрочность щитовых строений. Похоже, ею движет простое упрямство. Чем больше он обрабатывал ее, тем упрямее она становилась. Похоже, она зациклилась на этой базе. Хотя в последние дни ему показалось, что наметился некоторый прогресс в его задумке. Она согласилась проехать по берегу и посетить другие базы.

Везде, куда он ее и менеджера привозил, она проявляла живой интерес, обо всем расспрашивала тамошнюю обслугу, всюду лезла сама, во всем хотела убедиться лично. Особенно он надеялся на «Золотые пески». Там отличный пляж и хороший стадион. К тому же турбаза совсем недавно выставлена на продажу. И в какой-то момент ему показалось, что он близок к цели. В «Песках» Мадам и ее бритоголовый собрат по бизнесу оживились, изъявили желание подойти поближе к воде. Оказалось, они заметили модель водного велосипеда, который недавно купили для фирмы. По крайней мере обсуждать впечатления они при нем не стали. Вообще ведут себя как партизаны. Все вынюхивают, ходят по турбазе, думают, наверное, что у него здесь клад зарыт.