Бонжур, Антуан!, стр. 48

Нет, не таким представлял я его. И встреча наша рисовалась по-иному, думалось: сам его найду, сам начну наш мужской разговор. Я и первую фразу придумал. «Здравствуйте, Матье Ру, — сказал бы я. — Вот мы и встретились, мсье, похоже, вы меня не ждали?»

И снова все перевернулось. Он и рта не раскрыл, а я уже знал, что он скажет: на мосту не был. Ничего нового он мне не скажет.

Он смотрел и улыбался, весёлые морщинки собрались в уголках глаз.

Я изобразил ответную улыбку.

Он продолжал улыбаться, взбираясь на табурет. Я расположился рядом. Коль он сам явился, пусть сам и доложит, с чем пришёл.

Президент Поль Батист завершил переговоры с хозяином и присоединился к нам.

— Мсье де Ла Гранж, — произнёс я, — весьма сожалею, но сегодня вечером мы не поедем к Матье Ру.

Поль Батист удивился.

— Матье Ру перед вами, — торжественно заключил я.

Президент удивился ещё более, они быстро заговорили.

— Президент говорит, что он ему кажется знакомым, — по ходу переводил Иван, — они могли встречаться в убежище Виля, но тот мсье не узнает нашего президента. Он не знал, что мы его искали. Он прочитал эту газету и сам решил, что ты будешь иметь интерес узнать про Альфреда Меланже, командира группы «Кабан». Поэтому он приехал на нашу церемонию. Он может рассказать тебе и про отца, один раз он видел его в лесной хижине.

— Понятно, — ответил я, хотя понятно было не очень. — Выходит, сам он в группе не состоял?

— Об этом он ещё не рассказал, — ответил Иван.

— Так спроси же у него.

— Ты мешаешь мне слушать, — ненадолго обиделся Иван. — А то у меня выходит в оба уха. Он говорит, что ему приятно с тобой познакомиться. Ты правильно поступил с этой женщиной. Он сообщает, что мы все можем рассчитывать на его правду.

Не скоро, видно, доберёмся до дела с такой общительностью. Я решил набраться терпения. У меня больше нет бесполезных вопросов.

Матье Ру поставил рюмку и сказал своё слово. Лица у всех вытянулись. Я смотрел в этот момент на Антуана и увидел, как у того глаза сузились, и желваки задвигались. Сюзанна вскрикнула и принялась растерянно поправлять волосы. Луи негодующе перебил Матье Ру, быстро и как-то растерянно заговорил Поль Батист, потом Антуан. А у Ивана снова челюсть отвалилась.

— Не томи душу, Иван. Про «кабанов», да?

— Он сказал, что «кабанов» предали, — молвил Иван упавшим голосом.

— Что я тебе говорил! — воскликнул я и осёкся. А почему, собственно, должен я знать обо всём этом? Зачем, собственно, стремился к этому знанию? На что мне оно? Но задумал — вот и дождался. Но что же я хотел услышать? Что должен был услышать? У меня аж под ложечкой засосало, когда я на секунду представил себе, что было бы, не будь сказаны эти слова. Но слово сказано. Не стало амбразуры, закрываемой жарким телом, не стало штурвала, выворачивающего на последний таран, не стало знамени, подхваченного отчаянной рукой, — все убил один предатель, только он один и убил всех, только он и остался единственной реальностью в этом неверном мире. Не будет мне теперь покоя. Не нужен мне покой теперь.

Вот почему я должен был услышать это слово и рвался к нему сквозь немоту могильной плиты. Я и сам сейчас другой, давно готов к такому слову, с той самой минуты, как мадам Люба молвила.

Теперь они говорили все разом, не до меня им стало, они свои заботы выясняли, они ещё надеялись, что слово сказано не до конца и неточно. Но я-то знал, что надежды нет. Ру терпеливо отвечал на вопросы, то и дело поглядывая на меня. А я другим сделался, холодным и пустым.

Я обернулся и увидел Татьяну Ивановну, которая подошла к нам, привлечённая громкими голосами.

— Вы слышали, Татьяна Ивановна? — обратился я к ней как к последней своей опоре. — Всё-таки он был там, этот Иуда. Недаром говорят: если бы Иуды не было, его следовало бы выдумать. Не прожить нам без Иуды на этом свете. Имени его он, конечно, не знает? О чём они там шумят?

— По-моему, он в самом деле не знает того человека, — ответила она, поглаживая мою руку и глядя на меня влажными глазами. — Он объясняет вашим друзьям, каким образом он узнал об этом.

— Конечно, друзья у меня ещё есть, — я усмехнулся.

Антуан подошёл ко мне, больно сжал плечо.

— Мы его найдём, Виктор, — сказал он. Я увидел его тоскливые глаза и подумал, что и у меня, верно, такая же тоска в глазах. Не хотел бы я видеть тоску в глазах друга.

— Найдём, Антуан, — как эхо отозвался я. Как быстро мы можем установить по номеру машины имя владельца?

— Это несложно, но сначала мы поедем к Альфреду Меланже. Ру знает его адрес.

— Не слишком ли много он знает, Антуан? — спросил я. — Что-то затянулся его монолог.

— Ты должен мне верить, Виктор.

Мы отошли с Антуаном от стойки и сели за тот же столик, где только что сидела женщина в чёрном. Татьяна Ивановна была нашей «связной».

Ру подошёл к нам. Я пригласил его сесть.

— Когда я ехал сюда, то ещё не знал, что скажу вам об этом, — начал он. — Но я увидел вас и понял, что должен сказать все. Теперь вы знаете это.

— Увы, мсье Ру, я ещё ничего не знаю.

— Я расскажу все, что мне известно об этой печальной истории.

Иван и Луи присоединились к нам. Поль Батист отошёл, сославшись на дела. Луи сердито отослал женщин, с грохотом подвинул стул. Он никак не мог успокоиться и то и дело наскакивал на Ру с вопросами и возражениями. Иван тоже встревал в разговор. Татьяна Ивановна деловито и терпеливо переводила все, что они говорили, выкрикивали, в чём сомневались. В конце концов из путаных вопросов, воспоминаний, перебивов такая стала проясняться картина.

Матье Ру в тридцать восьмом году окончил медицинский факультет и работал хирургом в Льеже. Он уже тогда отдалённо был знаком с Альфредом Меланже, который учился на том же факультете, но был на два курса старше. Когда началась война, они потеряли друг друга. Ру пошёл в армию, в битве на Лисе был тяжело ранен в бедро, несколько месяцев провалялся в госпитале, после чего вернулся в Льеж и вступил в ряды Сопротивления. Ру воевал как врач. По первому зову он мчался на партизанские стоянки, оказывал помощь, прятал раненых партизан на своей льежской квартире. Гестапо установило за ним наблюдение. Тогда он оставил Льеж и стал партизанским врачом в убежище Виля. В марте сорок четвёртого года его впервые отвели в хижину «кабанов». Альфред Меланже был ранен в ногу во время дерзкого налёта на немецкую нефтебазу, о котором мы уже слышали от Жермен. Борис Маслов спас тогда Альфреда и тащил его на себе до самой хижины. Ру сделал операцию, извлёк осколок. Он жалеет, что слишком мало поговорил в тот раз с партизанами. Через полторы недели он снова побывал в хижине, чтобы проверить рану Альфреда, но почти все партизаны были на задании, и опять им не удалось поговорить как следует. После этого Ру не видел Альфреда до самого конца войны и даже считал, как и все в штабе, что Альфред погиб со своей группой. И вот уже в сорок пятом году в начале апреля к его дому подъехала машина. Это было вечером. Ру кончил приём больных и поднялся к себе наверх. Человек, который был за рулём, давал сигналы. Выглянув в окно, Ру услышал, что его зовут. Он поспешно спустился вниз и узнал раненого Альфреда. Пуля пробила руку у самого плеча, кабина была залита кровью. Альфред увидел Ру и тут же потерял сознание. С помощью дежурной сиделки и жены Ру перенёс Альфреда в перевязочную и извлёк пулю. Меланже потерял много крови и долго не приходил в сознание.