Записки ночного сторожа, стр. 31
Крик души
Иногда мне хочется выйти на улицу и закричать: люди, остановитесь на минуту! Одумайтесь! Вот ты — зачем тебе этот идиотский дорогой гарнитур? Купи старенький шкаф и стол, а остальные деньги проживи — своди свою жену в ресторан, съезди с семьей куда-нибудь подальше, мир посмотри. Или ты — на что тебе эта зверски дорогая шуба? Купи дешевенькое пальтишко. Все равно в шубе ты не будешь лучше выглядеть. А оставшиеся деньги проешь. Но я не буду кричать. Бесполезно. Я однажды вдруг понял, почему люди стремятся покупать дорогую мебель и одежду, приобретать квартиры и машины. Вовсе не потому, что хотят лучше жить. А потому, что боятся хуже жить. Рядовой ибанец всю жизнь проходит не с надеждой на лучшее, а со страхом худшего. Надежда на лучшее у него появляется только тогда, когда его жизненный уровень опускается ниже всякого мыслимого и немыслимого предела, — когда хуже уже невозможно. И лишь тогда начинается улучшение и появляется надежда. И за нею следом идет страх худшего. Страх худшего — это наивысший жизненный уровень, на который подымается ибанский обыватель. Страх худшего есть симптом того, что ибанец достиг вершины, перевалил ее и начал свое неумолимое движение к худшему, к самому худшему и даже еще ниже.
Но на улицу я все-таки вышел. Дома оставаться было невозможно. Зять получил наконец-то гонорар и ухитрился часть его донести до дома. И теперь он спорил с сестрой, что покупать на эти деньги: новый полированный шкаф или цветной телевизор. Мать обвиняла их в эгоизме и требовала уважения к своей заслуженной старости: новый поролоновый халат с розовыми цветочками, в котором она собиралась спать по праздничным дням. Иначе она грозилась подать в суд. На улице в детском саду детишки младшей группы разучивали новую песню, которую недавно построили на Заводе Машинной Литературы с помощью автомата ГАДЮШНИК (название — по первым буквам фамилий великих писателей — Гомера, Данте, Шекспира, Ибанова и т. д.). Строила песню комплексная бригада нескольких институтов и лабораторий. Курировал ее сам Теоретик. В бригаду входило сто академиков-физиков, пятьсот академиковматематиков, тысяча триста одиннадцать поэтов-лауреатов, семьсот космонавтов, двести доярок, двести свинарок, токарь-универсал, пятьдесят ветеранов войн и революций и многочисленые иностранные гости (по преимуществу — монголы, итальянцы, французы и даже американцы). Песня пришлась по душе ибанцам и буквально в два дня покорила весь мир. Когда, например, ледокол «Хряк-Хозяин» прибыл в центральную Африку с пилюлями от кашля и пыжиковыми шапками, то местные индейцы развивающегося племени сексотов встретили его пением этой песенки на еще неизученном шифре… прошу прощения!.. языке. Ходят слухи, что французы и итальянцы хотят превратить эту песню в свой не то партийный, не то национальный (какая разница?!) гимн. Короче говоря, детишки разучивали песенку, готовясь, надо полагать, к очередному юбилею.
Дети пели с большим энтузиазмом. Как большие, с умилением говорили прохожие. И мне стало очевидно, что идеи и дело ибанизма победят на всей Планете, во всей Галактике, во всей Вселенной. И тогда выяснится, что ибанизм бы заложен в самом фундаменте материи, а капиталисты и помещики это исказили. Даже атом окажется лишь маленькой ибанской конторой. И хромосома тоже. И неисчерпаемый электрон тоже.
И я бодро пошагал по проспекту Победителей, насвистывая легко запоминающуюся мелодию и четко печатая шаг. Жизнь не так уж плоха. Хватит ныть! Надо уметь радоваться тому, что есть!
Ибанизма выше знамя!
Насчет клопов, конечно, малость преувеличили. С ними не так-то просто справиться. Может быть при сверхполном ибанизме и передавят. Но пока… Ладно, не придирайся к пустякам!..
Становись в еди-и-и-и-ный строй!
Все очень просто: надо встать в общий строй и шагать в ногу со всеми. Когда-то все ибанцы (за исключением уничтоженных) шагали в ногу и были счастливы. Потом начался разнобой. И отсюда пошли все умствования и страдания. Теперь вроде бы снова наводят надлежащий порядок.
Но чтобы навести прежний порядок, нужны поучающие примеры. И не из прошлого, хотя бы это было всего лишь вчерашнее прошлое, а из настоящего и даже отчасти из будушего. Упреждающие примеры. Иначе меры не будут имееть устрашающего значения. А где их взять, эти примеры? Наши прогрессисты наложили в штаны задолго до того, как на них по идее должны были указать пальцем: вот, мол, они! И теперь указывать не на кого.