Кризис коммунизма, стр. 37

В Советском Союзе тенденция к дезинтеграции приняла, повторяю, форму борьбы за освобождение от некоего гнета со стороны русских, что вызвало поддержку во всей мире. Гораздо более основательное желание русских освободиться от тягот, какие на них пришлись в результате ленинской национальной политики, воспринимается скорее как курьез, чем как вопль отчаяния народа, которому пришлось хуже всех и который оказался в трагически безвыходном положении. А резко усилившийся русский национализм не внес ясности в сложившуюся ситуацию и вызвал враждебную реакцию среди других народов и на Западе.

Среди условий усиления тенденции к дезинтеграции следует назвать ослабление страха внешних нападений и возникновение иллюзий, будто угроза войны отпала вообще. Свой вклад в это внесла борьба за мир и против угрозы войны, принявшая форму грандиозной пропагандистской кампании в средствах массовой информации. Но главную роль в этом сыграла горбачевская установка на сокращение вооруженных сил и на прекращение военных конфликтов.

Дело дошло до того, что на Западе даже передвижения войск по территории Советского Союза и использование их в национальных республиках для наведения общественного порядка (для защиты населения в межнациональных конфликтах в Азербайджане и в Средней Азии, например) стали рассматривать как… советскую интервенцию в некие воображаемо независимые государства. Причем советское руководство само заразилось этой психологией и стало всячески заверять Запад в своих миролюбивых намерениях. Нерешительность центральной власти в отношении граждан национальных республик, демонстративно нарушавших советские законы, подкрепила сознание безнаказанности восстаний с намерением отделиться от Советского Союза. Горбачевская политика была воспринята как проявление слабости Москвы. И было бы странно, если бы сепаратисты не воспользовались этим.

Наконец, начался нажим на московское руководство со стороны Запада. Поддержка сепаратистов на Западе укрепила уверенность населения прибалтийских республик в реальности отделения и в том, что они будут иметь такую помощь Запада, которая сразу же подымет их условия жизни на уровень Запада.

Распад коммунистического блока

Кризисная ситуация в коммунистических странах Европы во многих отношениях назрела раньше, чем в Советском Союзе. Я имею в виду Югославию, Польшу и Чехословакию. Это способствовало кризису в главном бастионе коммунизма. Но лишь начало кризиса в Советском Союзе сделало кризис европейского коммунизма всесторонним и всеобъемлющим. Почти полностью распался блок коммунистических стран Восточной Европы. Здесь сработали те же причины и условия, что и внутри Советского Союза, только с удвоенной силой. Здесь тенденция к дезинтеграции приняла форму борьбы за освобождение от режимов, навязанных Москвой. Тот факт, что Москва в какой-то мере сама оказалась заинтересованной в этом, остался в тени. И вообще говоря, социальные причины тенденции к дезинтеграции выпали из поля внимания или преднамеренно замалчивались.

Западные политики и средства массовой информации назвали события в странах Восточной Европы революцией. Эту оценку восприняли и сами участники событий. Хотя дело не в названиях, все же имеются какие-то нормы словоупотребления. Употребление тех или иных слов в современном мире, склонном к словесному фетишизму, не есть совсем безразличное и безобидное дело. Оно может служить прояснению сознания масс или, наоборот, замутнению его. В данном случае слово «революция» играет роль идеологического феномена, служащего именно помутнению умов. С этим словом люди так или иначе ассоциируют определенные представления об историческом процессе. Одни ассоциируют с ним массовые бунты, узурпацию власти и кровопролитие. Другие же, наоборот, представляют себе при этом прогресс, освобождение от тирании, народные торжества. Теперь, поскольку рассматриваемые события имеют целью разрушение коммунизма, слово «революция» в применении к ним на Западе и самими деятелями этих событий произносится в положительном смысле, с уважением и даже с любовью. Еще бы, наконец-то народы этих стран сбросили иго ненавистного коммунизма! При этом как-то стушевался тот факт, что по крайней мере многие сбрасыватели этого ига сами прекрасно жили под этим игом и усердно служили ему. И уж совсем позабыли о том, что еще недавно слово «революция» вызывало злобу, ибо оно означало возникновение «марксистских режимов».

Слово «революция» здесь выражает лишь эмоции, а не объективное понимание событий. Последние прежде всего суть явления международные и лишь во вторую очередь локальные. Возьмем ситуацию в Восточной Германии. До недавнего времени режим Хоннекера казался незыблемым. И вот он рухнул в считанные дни. Хоннекер и его соратники стали козлами отпущения и оказались под судом. Коммунистическая партия потеряла свои позиции. Разгромлены органы государственной безопасности. Было заявлено о переходе к рыночной экономике и парламентарной системе правления. Нечто подобное было бы невозможно без сильнейшего воздействия Западной Германии, без подкупа восточных немцев подачками и совращения их соблазнами западного изобилия, без молчаливого согласия Москвы, без прямой провокации беспорядков со стороны Горбачева. Положение в стране вовсе не было катастрофичным. Массы немцев не вышли бы на улицы, если бы им это не разрешили и если бы даже их не призвали к этому.

Столь же характерна и ситуация в Румынии. Здесь «революция» оказалась неожиданной для самих румын. Даже специалисты по Румынии и диссиденты отрицали возможность таких событий накануне их. Трудно конкретно установить долю участия стран Запада в этой «революции». Но участие Москвы вряд ли может подлежать сомнению. Москва все равно утратила контроль над Румынией. Чаушеску не собирался следовать указаниям Горбачева. Я убежден в том, что Москва умышленно ввергла Румынию в состояние хаоса, способствовала свержению Чаушеску и его убийству. Румынская «революция» может служить классическим образцом «революции сверху», т е. «революции», устроенной по приказу бывшего «старшего брата». На первый взгляд это кажется странным: коммунистическая Москва способствует крушению коммунистического режима в соседней стране! Но если проанализировать положение в деталях, то странным покажется противоположное, а именно – ситуация, когда это не произошло бы. Ведь сыграл же Горбачев роль провокатора беспорядков в ГДР! Ведь предпринял же Горбачев попытку спровоцировать аналогичные беспорядки в другой мощнейшей коммунистической стране – в Китае!

Личности и эпоха

Характер эпохи выражается также в том, какого рода личности ее представляют, т е. вылезают или выталкиваются волею обстоятельств на видимую сцену истории. Переживаемая эпоха характеризуется тем, что из гнойников человеческих душ выплеснулось море подлости, пошлости, лжи, лицемерия, цинизма, интеллектуальных помоев и прочих гнилостных продуктов мирной жизнедеятельности человечества. Причем это моральное и интеллектуальное помутнение воспринималось участниками исторического процесса как просветление, очищение, оздоровление и совершенствование, а не как распад. Падение в бездну воспринималось как свободный полет ввысь. И выразили эту извращенную эпоху извращенные личности. Кризисной ситуацией воспользовались прежде всего и главным образом ловкачи, лжецы, лицемеры, циники, демагоги, предатели, мародеры, позеры, жулики, честолюбцы, авантюристы. А те, кто заявил претензии на роль вершителей прогресса, выглядели как дилетанты, опьяненные неожиданным успехом у обезумевших зрителей. Массы получили таких вождей, каких они заслуживали.

Характерным в поведении личностей коммунистических стран стало беспрецедентное пресмыкательство перед всем западным и перед личностями западными. Никакого чувства собственного достоинства и достоинства представляемых ими стран и народов. Если что-то похожее на это и появлялось, то это было скорее хамством и наглостью плебеев, почувствовавших слабость своих бывших хозяев и получивших возможность покуражиться за счет состояния всеобщей растерянности. Это явление не случайно. Коммунистическое общество порождает и свой тип личностей. В условиях кризиса личности, адекватные коммунизму, были сброшены со сцены истории и оттеснены на задний план. Сценой истории завладели личности, стыдящиеся своей коммунистической природы и имитирующие несвойственные коммунизму западные образцы. Получилась игра в великую историю, над которой можно было бы посмеяться, если бы она не вызывала чувство омерзения своей поддельностью.