Война в небесах, стр. 12

Казалось бы, Бардо, стоящий посреди черного круга, темнокожий и одетый в черное, должен был совсем раствориться в этом чистейшем из цветов. Но Бардо не заставили бы стушеваться ни мужчина, ни женщина, ни безбрежная чернота самой вселенной. Он притягивал к себе внимание, как горячая звезда-гигант, пылающая в межгалактической пустоте. Он был рожден принцем Летнего Мира и до сих пор относился к себе как к светочу среди меньших светил, но природное благородство и доброе сердце побуждали его помогать людям, а не обливать их презрением, как это делал Зондерваль.

Драматической жилкой он тоже обладал от природы. Его зычный голос наполнял зал, воспламеняя воображение каждого мастера и лорда. Он умел затронуть людские души, но делал это не по расчету — скорее это было выражением самых глубоких сторон его личности. Взять хотя бы его наряд, который невольно привлекал к себе все взоры. Черное одеяние Бардо было сшито не из шерсти и не из шелка, как у Данло, Лары Хесусы и других мастер-пилотов, а изготовлено из редкого наллового волокна. Налл, вещество более прочное, чем алмаз, служит надежной защитой от ножей, лазеров и взрывов. Для лучшей защиты верх костюма Бардо был снабжен гибким, облегающим мускулы налловым панцирем. Паховые органы, самые ценные и уязвимые, прикрывал огромный щиток. Наряд завершал широченный шешиновый плащ, предохраняющий от радиации и плазменных бомб. Эти внушительные доспехи от начала до конца спроектировал сам Бардо. Он уже был однажды убит, когда пытался спасти своего лучшего друга. После воскресения он относился к своему телу трепетно и не жалел средств для его защиты. Бардо, как заявил он лордам Нового Ордена, собрался на войну и не питал иллюзий на предмет ужасов, которые она сулила как ему, так и им.

— В Невернесе уже состоялось одно сражение, — сообщил он. — Некоторые назвали бы его просто стычкой, поскольку погибло в нем всего трое пилотов, но это событие предвещает другие, гораздо худшие, и настанут они скоро, слишком скоро — не надо быть скраером, чтобы это предсказать.

Бардо рассказал о том, что привело к этому сражению.

То, что произошло в Невернесе за пять лет после отлета Экстрианской Миссии, было, конечно, сложно — история всегда сложна. Вкратце Бардо поведал лордам следующее. Он основал религию под названием Путь Рингесса с целью увековечить жизнь и подвиги своего лучшего друга Мэллори.

Мэллори Рингесс показал Ордену и всему человечеству, что любой из людей может стать богом, если вспомнит Старшую Эдду. Бардо принес это учение в Невернес. Вечера в его доме, где гостям предлагали священный наркотик каллу, давали возможность академикам Ордена и прочим жителям города приобщиться к Единой Памяти. Но Бардо, как сказал он сам, создан скорее для начинания великих дел, чем для их завершения. Он не пророк, он просто одаренный человек, бывший пилот Ордена, желавший указать своим друзьям и последователям путь к бесконечным возможностям, которые лежат перед ними. И чуть ли не у самых истоков рингизма его соратником стал цефик, Хануман ли Тош.

— Вы все его знаете, — сказал Бардо, обменявшись быстрым взглядом с Данло. Хануман и Данло, до того как стать врагами, были неразлучными друзьями. — Но кто из вас знает Ханумана по-настоящему?

Бардо признал, что Хануман, блестящий и харизматический молодой человек, проявил себя как религиозный гений, и рингизм благодаря ему стал стремительно распространяться по Цивилизованным Мирам. Но постепенно в нем открылись жестокость, тщеславие и чудовищное честолюбие. Хануман, сказал Бардо, представляет собой раковую опухоль в теле церкви: он заключил ряд тайных союзов с другими деятелями Пути и учредил новые церемонии, чтобы напрямую манипулировать умами рингистов. Хуже того, он стал распространять о Бардо клевету и подрывать его лидерство всеми доступными средствами. Рингизм рос и протягивал свои щупальца (так выразился Бардо) в залы Ордена и города Цивилизованных Миров, будучи при этом больным изнутри; Хануман в своей жажде власти лишил религию ее истинного смысла.

Наконец настал вечно памятный для Бардо день, когда Хануман открыто бросил вызов его авторитету и вытеснил его с поста главы церкви.

— Он украл у меня мою чертову церковь! — гремел багровый от ярости Бардо, топая черным налловым сапогом о черный алмаз. — Мою прекрасную, благословенную церковь!

После краткого молчания лорд Николос навел на Бардо свой ледяной взгляд и спросил:

— Ваши слова относятся к собору, который ваше движение купило у секты христиан, или к самой организации ваших одураченных единомышленников?

Бардо, хорошо знавший отношение лорда Николоса к любой религии, счел за благо не обижаться и ответил просто: — И к тому, и к другому. Сначала у меня отняли собор, а потом Хануман настроил против меня рингистов. Ох, горе, горе.

— Как это возможно — отнять собор? — осведомился лорд Николос.

— Вы помните, как этот собор финансировался? — с тяжелым вздохом спросил Бардо.

— Я этого вообще не знал, да и знать не хотел.

— Так вот, он стоил очень дорого. Кошмарно дорого — не зря ведь это самое величественное здание во всем городе. Я просто не мог не приобрести его — не только я, а все мы, рингисты. Нам требовалось особое место, чтобы вспоминать великие достижения Мэллори Рингесса и поклоняться ему. Поэтому мы купили собор на паях, и каждый рингист вложил в это свои деньги. У некоторых, правда, возникли сложности.

— У членов Ордена?

— Ну да, у них. Каноны Ордена запрещают им владеть какой-либо собственностью, поэтому им пришлось передать свои доли доверенным лицам. А Хануман по секрету стал переманивать этих доверенных лиц к себе, да и других тоже. И в один прекрасный день, 14-го глубокой зимы, он…

— Установил большинством голосов новые правила относительно допуска в собор, — закончил за Бардо лорд Николос.

— А вы откуда знаете? — В голосе Бардо звучало не столько подозрение, сколько изумление.