Заговорщица, стр. 93

Раза два-три они улыбнулись друг другу. Фауста поняла, что Пардальян также пережил великое потрясение. Неожиданно силы оставили ее.

— О Господи! — прошептала прекрасная итальянка и лишилась чувств.

Пардальян взял ее на руки и залюбовался дивными линиями прекрасного тела; голова женщины упала ему на плечо. Он закрыл глаза и осторожно притронулся губами к ее лбу… Потом он спокойно зашагал к лачуге рыбаков. Бедняки-хозяева впустили его, и шевалье бережно опустил Фаусту на постель у очага и дал рыбаку золотой, попросив разжечь огонь.

Спустя час Фауста и Пардальян сидели у очага и смотрели на яркое пламя. Они провели этот час в молчании, перебросившись лишь парой слов.

Наконец шевалье сказал:

— Вы должны уехать! Люди из Блуа наверняка бросятся за вами в погоню.

— Куда мне ехать? — проговорила Фауста.

Казалось, она не хочет принимать никакого решения и полностью полагается на волю Пардальяна.

— Во Франции вам оставаться нельзя. А у меня здесь еще есть дела…

— Я отправлюсь в Италию и буду ждать вас.

Они беседовали совершенно спокойно. Слова в эту минуту значили очень мало. Пардальян и Фауста читали в душах друг друга.

— В Рим я не поеду, — продолжала женщина, — там опасно. Сикст V мне не простит… Но у меня есть дворец во Флоренции, дворец Борджиа, я унаследовала его от моей прабабки. Я буду ждать вас там столько, сколько вы пожелаете.

— Во Флоренции… — задумчиво произнес Пардальян. — Во дворце Борджиа… но это так далеко… вы не боитесь?..

Фауста улыбнулась. За себя она не боялась никогда. Правда, шевалье так и не пообещал прямо, что приедет, но она прочла обещание в его взгляде…

— Да! — вспомнил шевалье. — А деньги? Как же вы поедете?

Фауста снова улыбнулась:

— Не беспокойтесь. Я могу достать деньги в Орлеане, в Лионе, в Авиньоне. Одно меня тревожит: арестовали двух моих служанок, бедные девушки, они-то ни в чем не виноваты…

— Я добьюсь их освобождения, — пообещал шевалье.

— Если вам это удастся, то передайте — пускай едут в Орлеан. Я там остановлюсь дней на пять и буду их ждать… они знают, где…

Наконец они вышли из рыбацкой хижины и поблагодарили хозяев, молодую чету, похоже, очень бедную. Фауста порылась в карманах, но ничего не нашла; тогда, не раздумывая, она сняла с пояса пряжку и протянула ее изумленной женщине. Пряжка была украшена бриллиантами и стоила не меньше ста тысяч ливров…

— Когда я вернусь во Францию, — сказала Фауста хозяевам, — я попрошу вас об одной услуге…

— Все, что пожелаете, сударыня, — пролепетала потрясенная хозяйка.

— Я куплю у вас ваш домик. И заплачу за него несколько тысяч ливров, он стоит много больше… для меня…

Оставив бедных хозяев в полном замешательстве, Фауста решительно двинулась к своему коню, который стоял, лениво пощипывая пожухлую от морозов траву. Она легко вскочила в седло, в последний раз взглянула на шевалье и повторила:

— Я буду ждать во Флоренции, во дворце Борджиа!

Пардальян поклонился и произнес:

— Хорошо, сударыня.

Так расстались эти незаурядные люди. Фауста пришпорила коня и умчалась галопом, ни разу не обернувшись.

Пардальян в задумчивости присел на какой-то камень и добрый час провел в таком положении, беседуя сам с собой.

Вдруг чья-то рука опустилась ему на плечо. Он вздрогнул, очнулся от своих грез и оглянулся. Позади него стояли Менвиль и Бюсси-Леклерк.

Глава XXXVI

ПОГОНЯ

Сидя на камне, Пардальян предавался размышлениям. И вот какие мысли приходили ему в голову:

«Если эта женщина действительно рассталась со своим непомерным честолюбием, которое снедало ее, словно смертельный недуг, она, пожалуй, еще сможет стать нежным, любящим существом. Надеюсь, она переборет свое чувство ко мне… Ехать во Флоренцию? Можно, конечно, но лишь для того, чтобы помочь ей окончательно излечиться… Нас может связать истинная дружба, пусть она придет на смену ненависти… Только дружба и ничего больше…

Однако эта женщина стоила того, чтобы спасти ее! Хотя я не впервые спасаю утопающего… Помню, я вытащил из воды беднягу Пипо, когда мальчишки вздумали утопить его…»

Пардальян улыбнулся, вспомнив события многолетней давности. Именно в этот момент рука Менвиля и опустилась ему на плечо.

— Здравствуйте, господин де Пардальян! — произнес Менвиль.

— Приветствую бывшего узника Бастилии! — добавил Бюсси-Леклерк.

— И я вас приветствую, господа, — ответил шевалье, — чем могу служить?

— Уделите нам минут пять для беседы? — попросил комендант Бастилии.

— С удовольствием…

— Только беседовать мы будем не здесь, — поспешил пояснить Менвиль.

— А где же, господа?

— В Блуа! — ответил Бюсси-Леклерк. — Там вас разыскивают за сопротивление, оказанное при аресте. Следуйте за нами, сударь, отныне вы — наш пленник.

— Сразу видно тюремщика, — ехидно заметил Пардальян. — Нет для вас большей радости, чем доставить человека в лапы палача.

— Прекратите издеваться и извольте сопровождать нас! — рассердился Бюсси-Леклерк. — На этот раз вам, сударь, не уйти!

— Господа, — ответил шевалье, — я с превеликим удовольствием сопровожу вас, но только не в Блуа. Лучше пойдемте вон к той красивой мельнице. Мне она, кстати, очень напоминает мельницу на холме Сен-Рок.

Менвиль что-то невнятно, но угрожающе пробормотал, а Бюсси разразился страшными солдатскими проклятиями.

— Решайте же, господа! — настаивал Пардальян. — Если вы идете к мельнице, я с вами. Но если вы надумали возвращаться в Блуа, нам придется немедленно распрощаться. Я тороплюсь, и мне в другую сторону.

— Раз вы не желаете идти с нами, мы вас атакуем! — пригрозил Бюсси-Леклерк.

— Прошу, господа, — ответил шевалье.

С этими словами он выхватил шпагу и отсалютовал.

Бюсси-Леклерк и Менвиль также обнажили оружие. Оба атаковали своего противника яростно и безоглядно, совершенно не смущаясь тем обстоятельством, что действуют вдвоем против одного. Но едва скрестились клинки, как Бюсси-Леклерк издал страшный вопль: Пардальян обезоружил его! Шпага фехтмейстера, описав в воздухе широкую дугу, упала в канаву. В третий раз встречался Бюсси с шевалье де Пардальяном, и в третий раз тот выбивал у него шпагу.

— Бюсси, кинжалом его. кинжалом! — крикнул приятелю Менвиль.

Но взбешенный комендант Бастилии не слышал советов. Оставив Менвиля один на один с противником, он побежал за шпагой, спрыгнул в канаву и через две секунды вернулся с клинком в руке. Он подоспел как раз в тот момент, когда Менвиль беспорядочно замахал руками, зашатался и рухнул на землю. Кровь хлынула у него изо рта. Его пальцы еще скребли мерзлую землю, но все уже было кончено: Менвиль умер.

Бюсси-Леклерк, пораженный этим зрелищем, остановился ненадолго, но потом с жутким криком ринулся на Пардальяна. Тот отскочил в сторону и спокойно заметил:

— В следующий раз я отшвырну вашу шпагу в Луару…

Так оно и вышло: не успел шевалье произнести эти слова, как шпага Бюсси вновь была выбита из рук владельца; правда, упала она не в реку, а на песчаный берег.

— Идите, подберите оружие! — приказал шевалье.

Но Бюсси-Леклерк сел на траву, обхватил голову руками и зарыдал. Пардальян убрал свою шпагу в ножны.

— Простите, сударь, — обратился он к коменданту Бастилии, — но вы сами виноваты: ведь при каждой нашей встрече вы пытаетесь убить меня. Я к вам особой ненависти не питаю, но дерусь я, извините, гораздо лучше вас… И это уж не моя вина. Перестаньте же лить слезы… Единственный свидетель вашего поражения мертв…

— Моя честь… моя честь запятнана, — простонал, утирая заплаканное лицо, Бюсси-Леклерк.

— Хотите, начнем сначала, может, сейчас вам повезет больше? — добродушно предложил Пардальян.

Бюсси лишь злобно взглянул на противника.

— Не хотите, как хотите! — заключил шевалье. — Я на вас зла не держу. Мне известны семь-восемь способов выбить в поединке шпагу. Давайте научу? Тогда при нашей будущей встрече вы почувствуете себя на равных со мной…