Сын шевалье, стр. 58

Глава 22

КЛОД АКВАВИВА ОТДАЕТ РАСПОРЯЖЕНИЯ

Только выйдя из дома госпожи Колин Коль, Парфе Гулар смог прочесть бумагу, добытую им благодаря легковерию старухи. Как мы помним, прежде он едва взглянул на этот дьявольский документ.

Текст был написан по-латински, но монаха это не смутило — невежество его было напускным.

Надо полагать, в бумаге и в самом деле содержалось нечто ценное, ибо маленькие глазки Гулара засверкали от радости.

Прочитав листок, достойный отец решительно направился к монастырю капуцинов и вскоре уже входил в ту самую комнату, где побывал утром.

Клод Аквавива по-прежнему находился в ней наедине с отцом Жозефом, который, судя по всему, стал его любимым учеником. Увидев секретного агента, капуцин вопросительно взглянул на своего наставника, и тот знаком велел ему остаться.

— Ну что, сын мой? — спросил старик с кротостью, чрезвычайно редко ему изменявшей. — Вам уже удалось исполнить поручение, данное сегодня утром?

— Да, монсеньор. У меня добрые новости… и необыкновенно важные! Иначе я никогда не решился бы прийти во второй раз… ведь подобная неосторожность может возбудить чрезмерное любопытство отцов-капуцинов!

Одобрительно кивнув, Аквавива сказал просто:

— Говорите, сын мой.

Парфе Гулар с удивительной точностью, не упустив ни единой детали, изложил все, что удалось ему узнать о происхождении Бертиль де Сожи.

Выслушав его, Аквавива некоторое время задумчиво молчал, затем промолвил:

— Так, значит, эта девочка — дочь короля Генриха!

Поколебавшись секунду, он резко бросил:

— Впрочем, это не имеет значения. Она начинает нам мешать… и должна временно исчезнуть.

— Мы знаем, где найти ее, — почтительно заметил Гулар. — Убежден, что именно ее привел сегодня ночью Жеан Храбрый во дворец д'Андильи. Добавлю, монсеньор, что из моего следующего донесения вы извлечете еще один довод в пользу исчезновения девушки. Отныне это становится настоятельной необходимостью.

— А! — произнес Аквавива с еле заметной улыбкой. — Я знал, что у вас есть и другие новости.

— Да, монсеньор, — сказал очень просто Парфе Гулар. — Еще я принес вам вот это.

И он протянул бумагу, которую Колин Коль украла у своей жилицы, а затем так легко уступила монаху.

Аквавива взял листок и с большим вниманием прочел его. В кротких глазах мгновенно вспыхнуло пламя — но это было единственным знаком волнения, охватившего старика.

Очень спокойно повернувшись к отцу Жозефу, безмолвному и бесстрастному свидетелю этой сцены, он передал ему листок со словами:

— Я решил, что ничего не буду скрывать от вас, пока обретаюсь под этим кровом. Независимо от того, придете вы к нам или нет, я желаю этим абсолютным доверием выразить свою признательность, ибо лишь благодаря вам могу жить здесь, не привлекая к себе внимания. Читайте, сын мой. И вам станет ясно, на чьей стороне Провидение. Читайте вслух.

Взяв документ, отец Жозеф стал переводить его вслух, как ему было приказано. Документ гласил следующее:

«CAPELLO DE SANTO MARTYRIO

(под Монмартским эшафотом, к востоку)

Копать под изгородью со стороны Парижа. Откроется арка, под которой есть лестница из тридцати семи ступенек. Лестница ведет в подвал, Там стоит алтарь. На алтаре процарапано двенадцать черточек, изображающих двенадцать ступеней. Копать под двенадцатой ступенью — той, что с греческим крестом. Обнаружится большая железная кнопка. Сильно нажать на кнопку. Откроется отверстие, под ним ров. Копать в этом рву, пока не наткнетесь на плиту. Под плитой гроб, в гробу клад. «

Прочитав этот текст очень медленно, выделяя каждый слог, словно желая дать слушателям возможность проникнуться им, отец Жозеф отдал листок старику и произнес очень холодно:

— Остается узнать, имеют ли эти весьма точные указания какое-либо касательство к сокровищу принцессы Фаусты.

Аквавива, бережно сложив бумагу, обратился к Парфе Гулару:

— Где вы нашли этот документ/

— Монсеньор, бумага с указаниями, которые мы тщетно разыскивали более двадцати лет, находилась в руках этой девушки… Бертиль де Сожи.

— Ах, вот что! Теперь я понимаю, отчего вы сочли исчезновение ее настоятельной необходимостью.

Монах безмолвно поклонился.

— Рассказывайте, — коротко распорядился Аквавива.

Тут Парфе Гулар сообщил, как удалось ему узнать, исповедуя госпожу Колин Коль, о письме графа де Вобрена к своей невесте Бланш де Сожи.

Когда он умолк, Аквавива вновь погрузился в раздумья.

— Это меняет наши планы, — сказал он наконец. — Теперь, когда мы знаем, где сокровище, нам не нужно, чтобы господин де Пардальян признал своего сына. Девушке этой все известно в мельчайших подробностях — причем знакома она и с отцом, и с сыном. Если в присутствии этих троих будет произнесено имя Саэтты, тайна рождения Жеана Храброго выплывет наружу. Это не должно произойти. Следовательно, девушка должна исчезнуть. Юноша также должен исчезнуть… навсегда. Слушайте меня.

И Аквавива, понизив голос, стал отдавать распоряжения. Оба монаха внимали ему с благоговением.

Вечер того же дня. Обширный кабинет в два широких окна. Богатая меблировка, изобилие картин, дорогих безделушек, ворсистых ковров. Кабинет какого-нибудь любителя изящных искусств, образованного и склонного к роскоши? Возможно. Но если судить по библиотеке, занимающей целую стену своими полками, доходящими до потолка и забитыми томами в нарядных переплетах, если судить по огромному столу, заваленному свитками и бумагами, то можно скорее предположить, что это приют ученого мужа. Все так, но стены увешаны разнообразным оружием: это настоящая коллекция рыцарских доспехов, мечей и шпаг, украшенных гербами самых знаменитых оружейников Милана и Толедо, кинжалов, пистолетов, мушкетов, аркебуз — словом, подлинный арсенал. Вероятно, это жилище человека военного. И, сколько бы вы ни искали, вам не найти здесь ни одного предмета, имеющего отношение к религии: нет даже самого крохотного распятия, самой маленькой кропильницы, самого миниатюрного изображения Божьей матери.

Однако кем бы ни был хозяин кабинета — художником, ученым или военным, — это, безусловно, знатный вельможа.

Присмотримся к нему. Быть может, по внешности удастся определить его социальное положение?

Он еще совсем молод — чуть больше двадцати лет. Бледное лицо, лихо подкрученные небольшие усики, маленькая остроконечная бородка, холодный, необыкновенно проницательный, жесткий, властный взгляд.

Молодой человек прохаживается по кабинету, заложив руки за спину и вскинув голову с очень широким лбом. В повадке его есть что-то от хищной кошки, а в манере закидывать голову чувствуется гордыня: безграничная гордыня прирожденного повелителя. На нем с несравненным изяществом сидит роскошный фиолетовый костюм из шелка, бархата и бесценных кружев. Следуя недавно установившейся моде, он носит сапоги с раструбами из мягкой кожи, и при каждом его шаге по сверкающему паркету звенят золотые шпоры. На боку у него висит рапира — нет, не игрушечная шпажонка для парадов, а надежный прочный клинок для боя.

Он, безусловно, красив, но есть что-то внушающее тревогу в этой физиономии: она вызывает скорее страх, нежели симпатию.

Его имя? Арман дю Плесси де Ришелье. Полтора года назад он стал епископом Люсона. Это означает, что сейчас ему двадцать три года.

Входит слуга и что-то тихо говорит своему господину. В глазах Ришелье вспыхивает пламя, но тут же меркнет. Поспешно, с радостью, которую не пытается скрыть, он приказывает:

— Впустить.

И немедленно придает лицу своему непроницаемое выражение.

Появляется монах-капуцин и со смирением кланяется епископу, почтительно бормоча:

— Монсеньор!

Этот монах был некогда офицером: тогда его звали Франсуа ле Клерк дю Трамбле, и он особо отличился во время осады Амьена, храбро защищая город против императорских войск. Он был и придворным: под именем барона де Маффлье сверкнул, словно метеор, чтобы затем похоронить себя заживо в одном из монастырей Орлеана. Теперь гордый и элегантный барон носит имя отца Жозефа: он младший приор парижского монастыря капуцинов и, конечно, станет приором, а, возможно, и генералом своего ордена.