Кровное дело шевалье, стр. 65
Пардальян не заметил неодобрительного взгляда Колиньи — с точки зрения адмирала, шевалье высказывал неслыханно дерзкую мысль. А Генрих Наваррский лишь улыбнулся. Похоже, он тоже не отличался религиозным пылом.
— Ну что ж, мы это еще обсудим.
Пардальян покинул гостиную вместе с Марийяком. Деодат сразу заметил, как взволнован его друг.
— Что случилось, шевалье? — осведомился граф. — Вы внезапно побелели, задрожали…
— Послушайте, к королю приехал маршал Монморанси?
— Да.
— Франсуа де Монморанси?
— Он самый, — кивнул недоумевающий Монморанси.
— Монморанси — отец Лоизы, моей возлюбленной. Мне надо вручить ему пакет, он у меня с собой. Если я не передам этого письма, то окажусь последним подлецом: из-за меня Лоиза лишится отцовской поддержки. А если передам — маршал станет презирать меня и окончательно разлучит с моим сокровищем!
XXXI
ФРАНСУА ДЕ МОНМОРАНСИ
Мужчина, визита которого с таким нетерпением ожидали в доме адмирала, выглядел лет на сорок. Высокий, широкоплечий, сильный и ловкий, он производил впечатление человека, давно привыкшего к трудной солдатской жизни.
Его волосы были белы, как снег. Седые пряди удивительным образом контрастировали с совсем молодым лицом без единой морщины, на котором сияли светлые и холодные, будто льдинки, глаза, подернутые туманной пеленой.
Пролетело много лет… Невыносимая мука уже не терзала душу Франсуа де Монморанси. Но неизбывная тоска тяжким бременем легла ему на сердце… Потому, наверное, люди и считали, что герцог давно утратил интерес ко всему окружающему.
Казалось, жизнь его кончилась в тот роковой день, когда он вернулся из плена. Радостный и счастливый примчался Франсуа домой, и там на него обрушилось страшное горе, под тяжестью которого он согнулся… С тех пор Франсуа так и не смог распрямиться — воспоминания о потерянной любви каждый день, каждый час терзали герцога де Монморанси.
Он чувствовал себя как путник, возвратившийся из долгого путешествия и обнаруживший, что его жилье сожжено, семья погибла и ничего, кроме скорби и нищеты, в будущем его не ждет. Такой человек словно каменеет, потрясенный неожиданной жестокостью несправедливой к нему судьбы.
Франсуа был из тех людей, которые влюбляются один раз — до конца своих дней. Огромное, чистое чувство к Жанне де Пьенн захватило его когда-то полностью и без остатка.
Он часто мечтал встретиться с Жанной, но всегда подавлял это безумное желание и бросался то в грохот боя, то в водоворот политических страстей, погружался во все свои предприятия с головой, но убежать от призраков прошлого ему не удавалось.
О брате Анри он почти забыл. А вот простил ли? Пожалуй, нет… Он сумел вытравить образ этого человека из своей памяти, но вот о Жанне думал постоянно…
Естественно, зная себя и свои истинные чувства, Франсуа де Монморанси даже не старался найти утешение, создать другую семью, снова наладить свою жизнь.
Впрочем, он женился на Диане де Франс, но сделал это лишь потому, что так приказал ему тиран-отец, старик коннетабль. Перед свадьбой Франсуа заключил с невестой своеобразное соглашение. Как они и договорились, их супружество оставалось только формальным и так и не превратилось в настоящий брак. Встречались они нечасто: за восемь лет Франсуа лишь три-четыре раза видел принцессу, которая, надо сказать, ничем не запятнала его имени. Это означает, что, имея множество любовников (как утверждают авторы хроник), Диана, глубоко чтившая своего мужа, всегда заботилась о соблюдении приличий.
Но Франсуа отчаянно тянуло в родовое гнездо Монморанси. Как-то он даже отправился туда, чтобы разузнать наконец все детали ужасных событий, перевернувших его жизнь. Герцог почти добрался до своих владений. Однако, оказавшись на опушке леса и увидев перед собой великолепный замок, а дальше — дом в Маржанси, Франсуа утратил смелость… Стараясь не показать окружающим, сколь сильное впечатление произвели на него эти места, он повернул коня и отдал свите приказ возвращаться в Париж…
Нередко какой-нибудь ничтожный эпизод определяет всю дальнейшую судьбу человека. Если бы Франсуа решился тогда посетить Маржанси и поговорить с тамошними жителями, ему, возможно, давно было бы известно, кто виноват во всех его горестях и бедах.
Не использовал Франсуа и другой шанс убедиться в невиновности любимой…
В 1567 году гугеноты разбили католиков при Сен-Дени и подошли почти к самому Парижу. После этого старый коннетабль Анн де Монморанси, встав во главе католической армии, нанес протестантам сокрушительное поражение и отбросил их от столицы. Но в кровавой сече коннетабль получил смертельную рану. Старика доставили в резиденцию его младшего сына Анри, герцога де Данвиля. Сам Данвиль в то время доблестно воевал в Гиени, силой оружия внушая гугенотам почтение к мессе. Франсуа был в Париже. Он не видел отца целых три года. Узнав, что дни коннетабля сочтены, старший сын кинулся к нему, тем более что младший отсутствовал.
Старый Монморанси завершал свой земной путь; он уж продиктовал писцу свое завещание. При виде Франсуа умирающий слабо улыбнулся.
Здесь же, в спальне, рыдали, стоя на коленях, верные слуги дома Монморанси. Явился посланник короля и Екатерины Медичи и сообщил, что их величества скорбят о потере преданного друга. Придворный пытался найти слова, чтобы утешить старика, стоящего на краю могилы, но коннетабль спокойно сказал ему:
— Я прожил восемьдесят лет. Так потерплю же последние десять минут…
Когда Франсуа вошел к отцу, тот с забинтованной головой лежал в постели. Он уже причастился, и всем было ясно, что раненый доживает последние минуты: он с трудом дышал и едва ворочал языком. Слабым взмахом руки коннетабль отослал всех из комнаты и поманил к себе старшего сына. Франсуа наклонился над кроватью, пытаясь расслышать тихий шепот умирающего.
— Сын мой, — проговорил старик. — На пороге смерти я оглядываюсь назад и понимаю, как много ошибок совершил… Я совсем не заботился о вашем счастье… Признайтесь, Франсуа, вы можете назвать себя счастливым?
— Не терзайтесь, отец. На мою долю выпало столько счастья, сколько отмерил мне Всевышний.
— Но ваш брат…
Франсуа содрогнулся, однако совладал с собой.
— Вы не хотите примирения?..
— Это невозможно! — отрезал сын.
— Но послушайте, возможно, Анри не так уж виноват перед вами…
Франсуа грустно покачал головой.
— А та женщина, что с ней случилось? — вдруг встрепенулся коннетабль.
— Какая женщина, отец?
— Та… дочь господина де Пьенна… О Боже, темнеет в глазах… Это конец…
— Не волнуйтесь, батюшка. Я давно забыл о ней.
— Разыщи ее… разыщи… У нее твоя…
Голос коннетабля прервался, старик погрузился в забытье, пробормотал несколько бессвязных слов и умер…
Так Франсуа и не узнал тогда правды о своей первой жене. Он не заинтересовался тем, почему отец столь настойчиво просил его найти Жанну, решив, что это был лишь бред умирающего.
Старого коннетабля похоронили по-королевски. Однако скончался он как нельзя более кстати: могущественного сеньора очень боялись; его опасались Гизы; он тревожил даже Екатерину Медичи.
Один лишь Франсуа искренне оплакивал этого человека, со смертью которого уходила в прошлое великая эпоха.
После боя при Сен-Дени Франсуа де Монморанси покинул армию. Екатерина Медичи предложила ему однажды повести войска на еретиков, однако герцог не согласился, объяснив, что сражался раньше плечом к плечу с гугенотами против общего врага и потому не видит в них противников.
Королева-мать сочла слова Монморанси крайне подозрительными и тут же возненавидела Франсуа. Она приказала Алисе де Люс обольстить маршала, но фрейлина так и не сумела этого сделать.
Франсуа никогда не принимал участия ни в каких заговорах, но всегда хотел, чтобы во Франции воцарился благословенный покой. Люди, мечтавшие о том же и не понимавшие, почему из-за религиозных разногласий нужно проливать реки крови, составили небольшую группу, получившую название Партии политиков; эту партию, сам того не желая, возглавил Франсуа.