Дети против волшебников, стр. 100

Ася посмотрела на кадета сквозь слёзы:

— А Вы ещё не догадались, кто они?

Глава 11.

Раб Божий Виктор и великий Гарри

Солнце взошло на звенящий трон полдня, и ветер смиренно опустился в траву, застыли в мягком воздухе лишние звуки. Небо накрыло Летающий остров солнечной кисеёй — чтобы замедлить время и дать отдых тем, кто с вечера не спал, работая Богу в древних алтарях, у праздничных жертвенников в ночных переполненных храмах, и за книгами, и в тесных деревянных стасидиях.

Раб Божий Виктор трудился всю ночь, и под утро уж казалось ему, будто не просто стоишь и поклоны кладёшь, а работаешь на вёслах, рядом с другими молчаливыми дружными гребцами, грудью наваливаясь на невидимое тяжёлое весло, и чудилось ему, что на дюжинах стонущих вёсел тёмный поющий храм, словно каменный корабль, медленно поднимался над миром.

А ещё ночью была трёхчасовая исповедь — как настоящая баня. И как после доброй парилки покалывало кожу на лице, и в пальцах… от стыда, наверное. Когда духовная грязь отвалилась, Телегину показалось, что стал он лёгким как в детстве. И теперь раб Божий Виктор спал под смоквой, под шёлковым пологом тени, на роскошном рогожковом ложе, которое постелил ему на камнях отец Арсений.

Меж тем, в архондарике для паломников жарили рыбу, и вкусный дымок опускался в долину, и уже сквозь сон Виктору казалось, что его приглашают молиться перед трапезой и вот она рыба в тарелке лежит, да суровый игумен грозит кулаком, не даёт наброситься с вилкой…

Виктор жалобно наморщил нос и хотел было перевернуться на бок, но тут сверху, от каливы сбежал по тропинке старенький Геронда в сером старом подрясничке, в чёрненькой греческой шапке.

— Подъём, господин подполковник! — легко ударил Виктора по плечу. — Давай, просыпайся! Пора тебе лететь.

Телегин спросонья вскочил — уставился на Геронду, помотал головой… Вспомнил, где находится, поднял усы в улыбке:

— Добренький день, батя Геронда!

И опомнился: ну дела… никакой боли в спине. Только рана чешется — страсть, а почесать-то неприлично, задница всё-таки… Кабы затылок — ещё можно было бы, дескать, в раздумье… а тут как быть?

— Вставай, говорю тебе! — Старец ласково ткнул Телегина палкой в колено. — Ишь, развалился! Всё, я тебя из лазарета выписываю. И отправляю на фронт, понял?

— Чего-чего? — рассмеялся Виктор Петрович.

— Что слышал! Вон видишь там, кусты над речкой? Сначала поищи там, может быть, сыщешь что полезное. А потом, давай, лети туда…

— Куда? — Телегин сощурился. Он давно понял, что Геронда всё на свете знает, потому что он человек особенный, но всякий раз забавно было слушать, как старичок запросто упоминает о вещах весьма засекреченных.

— Туда! Сам знаешь куда! Пора тебе. Ребятам очень скоро твоя помощь понадобится.

Телегин послушно поднялся, почесал грудь сквозь тельняшку и вдруг спросил:

— Геронда, а вот говорят, что убивать нельзя… А если придётся пристрелить кого-нибудь из этих? Ну… из колдунов.

— С этим строго, — сказал Геронда. — Прежде чем стрелять, всегда смотри, что за враг перед тобою. Если это личный враг, ты не смеешь его убивать. Не то что стрелять, а даже злиться на него — нельзя! Сколько бы он ни подличал, ни оскорблял тебя дурными словами, ни клеветал на тебя — благословляй его и молись за него, чтобы Бог его исправил.

— Здорово… — усмехнулся Телегин. — Тогда всю армию надо распустить!

— Ты невнимательно слушаешь, — терпеливо заметил Геронда. — Злиться нельзя на своих личных врагов, понимаешь? На тех, кто лично тебе зло творит. Но есть ещё враги Отечества. Они угрожают не лично тебе, а твоему народу, твоим ближним. А вот ближних — надо защищать решительно, быстро и чётко.

— И убивать можно ради этого?

— Тех, кто всерьёз хочет убить твоих ближних, нужно беззлобно, но жёстко устранить. В бой за Отечество надо идти смело, не боясь сложить голову. И здесь — ты убиваешь не в гневе за своё оскорблённое самолюбие. Ты просто защищаешь оливковые деревья от саранчи. Только делать это надо без радости, без упоения — понимая, что делаешь чёрную работу для Отечества. После грязной работы надо хорошенько вымыться. Поэтому в убийстве, которое совершено во время войны, надо исповедаться священнику.

— Во время войны, — пробормотал Телегин. — Но сейчас нет войны!

— Эге, брат! — Геронда даже руками по коленям прихлопнул. — Да ты погляди вокруг-то! Сколько людей изводят вином, наркотиками, а сколько ваших детей превращают в рабов и малолетних проституток? Вы, русские, вымираете быстрее, чем мухи в ноябре, — и это не война? Да какая тебе ещё нужна война? Пока у вас, русских, есть ядерная бомба, по-другому с вами никто и не захочет воевать. Вот и воюют тихо: ворожат и портят людей. Так что — война, брат.

Геронда крепко обнял Телегина — и так, что бывалый десантник подивился недюжинной силе старичка.

— Давай, лети, а то ребятам без тебя уже туго приходится. Жми на газ! Так и быть, подскажу тебе: вон там, за островом Лимнос, в сотне миль отсюда — турецкий берег, город Смирна. Там есть военная авиабаза… целый дворец с зеркальными окнами и флаги вокруг.

— Ух ты! — поразился Телегин. — Вы недурно осведомлены, Геронда! Только это не турецкий аэродром, берите повыше! Это база объединённого командования НАТО в южной Европе. Кстати, на эту неделю там запланированы совместные натовские учения…

— Во-во, — покладисто кивнул старец. — Туда сейчас целую кучу разной техники нагнали… Со всей Европы.

— Не понял, — чуть испугался Телегин.

— А ты лети, сокол, лети. На месте всё поймёшь. Давай-давай. Благослови, Господи.

— Минуточку… — сощурился было Телегин, но Геронда уже поднялся, благословляя в дальнюю дорогу:

— И помни: целься в главного козла, понял? Не забудешь? В главного козла!

Помнится, мы оставили Надиньку, Кассандру и Ставроса в пыльном полумраке зеркального шкафа, возле которого расхаживала на тонюсеньких шпильках, нервно покуривая сигарету, кудрявая красавица ведьма, юная Герми Грейнджер.

Великолепная Герми как раз собиралась сказать ещё что-то про то, как было бы здорово, если бы русская девочка Надейда добровольно примкнула к ним для борьбы с герцогом Моргиаволой. Но не успела. Воздух под сводами Лаборатории русских исследований внезапно наполнился тяжестью и… задрожал. Низкий рокочущий звук выполз из чёрной дыры тоннеля. У детей в шкафу вмиг позакладывало уши.

— Что это, профессор? — взвизгнула Герми. Феофрасто Феофраст обернулся туда, где из тоннеля, клубясь, вываливалась… ожившая пустота!

И словно ведро с белой краской опрокинули на голову Гермиоме. Прекрасные волосы вмиг стали пепельными, лицо будто покрылось льдистой корочкой — Надинька ахнула… Юная ведьма захрипела и, точно заиндевевшая статуя, повалилась навзничь.

Феофрасто Феофраст застонал, пытаясь выдернуть волшебную палочку, — она запуталась в кружевном рукаве. Увы, профессор не успел разомкнуть красноречивых уст своих, чтобы произнести оборонительное заклинание. Чёрная пустота выдохнула из себя нечто, какой-то смертельный шёпот… Прозрачная молния, хлопок! — и толстенький профессор, нелепо взбрыкнув ножками, отлетел, как мячик. Ударился головой в книжный шкаф — и, уже без сознания, съехал на пол.

Неведомый звук усилился до невозможности — в шкафу, где сидели дети, мелко задрожали полки. Рокочущее облако мрака медленно закручивалось спиралью, превращаясь в зыбкую, полупрозрачную фигуру самого страшного призрака на земле. Это был он, герцог Моргиавола.

Честно говоря, бедные дети не особенно испугались. «Если на вас недавно падал мёртвый, окровавленный профессор Кош, то по сравнению с этим какой-то там чёрный призрак — сущая безделка», — подумала Касси. Ставрик и вовсе ухмыльнулся: ему стало интересно, выдержит ли пресловутый призрак прямое попадание заряда дроби из ствола двадцатого калибра. Движимый научным любопытством, Ставрик медленно, тихонько передёрнул помпу волшебного зонтика, но вдруг…