Покушения и инсценировки: От Ленина до Ельцина, стр. 126

Причина задуматься о том, что говорил Крючков, у Болдина, по его словам, была. Яковлев, вернувшись в Москву из Канады, рассказывал, что во время учебы в Колумбийском университете, роясь в библиотеках, встречаясь с американскими учеными, добывал такую информацию и отыскивал такие ее источники, за которыми наша агентура охотилась не один год.

У Болдина даже возникло предположение, что Яковлев мог представлять за рубежом интересы нашей военной разведки или КГБ, но никак не заниматься тем, в чем его подозревали сотрудники Крючкова. Да и в Канаде как посол он был в курсе всех чекистских мероприятий.

Поэтому то, что сказал Крючков, Болдин воспринял неоднозначно. Но он не мог легко отбросить и то, в чем уверен был Крючков. И потому сказал, что если у него сведения серьезны и обоснованны, то не сообщить о них Горбачеву нельзя.

Крючков проследовал в кабинет генсека.

Спустя какое-то время Горбачев спросил Болдина:

— Ты знаешь о том, что за Яковлевым тянется колумбийский хвост?

Болдин ответил, что слышал, но не знает деталей. Горбачев сказал, что просил Крючкова переговорить с Яковлевым.

— Может, и ты примешь участие в беседе? — предложил он Болдину.

Такой уж характер у Михаила Сергеевича — все неприятное он спихивал на кого-то другого.

— Участвовать в такой беседе мне крайне не хотелось, — вспоминает Валерий Иванович. — Не располагая никакими фактами, не зная источников подозрения, я должен был присутствовать при тягчайшем обвинении человека, поднявшегося до самых высоких вершин власти великой державы. Конечно, я знал, что среди советской агентуры влияния за рубежом бывали и короли, и президенты, но это, видимо, чаще всего случалось с представителями разложившихся демократий. Но чтобы такое у нас? Не хотелось верить даже после того, как начальник Генерального штаба маршал Ахромеев подтвердил, что военная разведка располагает приблизительно такими же данными, как и КГБ. Подумалось: а вдруг это следствие неприязненного отношения Ахромеева, да и почти всего генералитета к Яковлеву?..

Итак, генсек поручил одному члену Политбюро ЦК сообщить о подозрениях в связях со спецслужбами зарубежных стран и потребовать объяснений от другого члена Политбюро, секретаря ЦК. И каким образом? В частном разговоре!

О ПОЛЬЗЕ САУНЫ

Беседа состоялась через две-три недели в непринужденной обстановке — не только при расстегнутых воротничках, но и вообще без всего, что можно было расстегнуть.

Глава КГБ выполнял поручение генсека в сауне — между двумя заходами в жаровню. Впрочем, в римских банях решались и не такие щекотливые вопросы!

Крючков заранее договорился с Болдиным, что тот оставит его наедине с Яковлевым на короткое время для разговора с глазу на глаз. Так и поступили.

Как только они остались вдвоем, Крючков сообщил коллеге по Политбюро, что он располагает одной крайне неприятной информацией, с содержанием которой и хотел бы его ознакомить.

— Вкратце я изложил Александру Николаевичу суть дела, — вспоминает Крючков. — Вид у Яковлева, надо сказать, был неважнецкий, он был явно растерян и ничего не мог выдавить из себя в ответ, только тяжело вздыхал. Я тоже молчал. Так мы и просидели до возвращения Болдина, не проронив ни слова по существу. Я понял, что Яковлев просто не знает, что сказать в ответ, судя по всему, для него весь этот разговор явился полной неожиданностью. Значит, Горбачев, подумал я, решил не торопить события и не предупредил заранее своего протеже. В этой ситуации оставалось только ждать продолжения всей этой истории.

Ожидаемого продолжения не было. Подозреваемый в сотрудничестве с зарубежными спецслужбами член Политбюро и секретарь ЦК не явился за разъяснениями к генсеку. Он вел себя так, будто ничего не произошло.

Хотя, по словам Болдина, первое время Горбачев ограничил количество документов, направляемых лично Яковлеву. Были такие бумаги, которые генсек расписывал двум-трем, иногда четырем человекам. Это были наиболее важные секреты государства. Так вот, Горбачев стал ограничивать Яковлева в подобной информации, а с уходом его из Политбюро и вовсе перестал направлять ему сколько-нибудь секретные материалы.

Иных мер принимать не стал. Когда председатель КГБ проинформировал его о результатах разговора с Яковлевым и спросил, а может все же стоит провести проверку полученного сигнала, генсек согласия не дал.

— Поговори с ним еще раз. — в обычной своей манере, на «ты», посоветовал Горбачев.

Крючкову оставалось только подчиниться. И он поехал на Старую площадь с каким-то пустяковым вопросом. Главным, конечно, было выяснить, не говорил ли Яковлев с кем-либо, в частности, с Горбачевым, о недавней беседе.

— Вопрос-то серьезный, Александр Николаевич, — сказал Крючков. — Мало ли что может быть…

В ответ Яковлев тихо произнес:

— Нет.

И снова глава КГБ доложил генсеку о повторном разговоре с Яковлевым. Горбачев никак не отреагировал. На том дело и кончилось — молчал генсек, молчал Яковлев. А вскоре Александр Николаевич ушел из ЦК и был назначен руководителем группы консультантов при президенте. Правда, членом Совета безопасности не стал. Эту должность он займет позже — после августа девяносто первого.

КОЛУМБИЙСКИЙ СЛЕД

— Неужели это Колумбийский университет, неужели это старое?! — вырвалось у Горбачева, когда председатель КГБ Крючков проинформировал его о поступивших агентурных сообщениях, согласно которым член Политбюро Яковлев сотрудничал с зарубежными спецслужбами.

Генсек, по рассказу Крючкова, был в полном смятении, никак не мог совладать со своими чувствами. Придя в себя, он спросил, насколько достоверна полученная информация и можно ли верить источнику, ее предоставившему.

— Источник абсолютно надежен, — ответил Крючков. — Но объект информации настолько неординарен, что весь материал нуждается еще в одной контрольной проверке.

Глава КГБ сообщил, что каналы и способы проведения необходимых проверочных мероприятий в данном случае имеются, и притом весьма эффективные, так что всю работу можно провести в сжатые сроки.

Горбачев долго молча ходил по кабинету.

— Возможно, с тех пор он вообще для них ничего не делал, — заглядывая в глаза Крючкову, сказал он. — Сам видишь, они недовольны его работой, поэтому и хотят, чтобы он ее активизировал!

Эти подробности Крючков, к тому времени выпущенный из «Матросской тишины», привел в своей публикации «Посол беды». История с Яковлевым впервые публиковалась в открытой печати. Потрясенные читатели узнавали сведения, о которых ходили глухие слухи.

Крючков поведал, что первые сообщения о связях Яковлева с американскими спецслужбами были получены еще в 1960 году. Тогда Яковлев с группой советских стажеров, в числе которых был и Олег Калугин, в течение года стажировался в США в Колумбийском университете.

ФБР проявило повышенный интерес к ним с целью возможного приобретения в их лице перспективных источников информации, проще говоря, готовя почву для их вербовки. Это обычное дело для разведслужб всех стран, и бойцы невидимых фронтов всегда стараются не упустить свой шанс.

К сожалению, утверждает Крючков, стажеры, оказавшись вдали от всевидящего ока отечественных служб безопасности, дали немало поводов для противника рассчитывать в этом деле на успех. Яковлев, например, отлично понимал, что находится под пристальным наблюдением американцев, чувствовал, к чему клонят его новые американские друзья, но правильных выводов для себя не сделал. Он пошел на несанкционированный контакт с американцами, а когда на Лубянке стало известно об этом, изобразил дело таким образом, будто сделал это в стремлении получить нужные для советской страны материалы из закрытой библиотеки.

Однако инициатива Яковлева не была поддержана представителями нашей службы безопасности и дальнейшего развития не получила. В тот момент никаких претензий Яковлеву предъявлено не было.