Дезире, стр. 59

Откуда-то издалека до меня доносились голоса гостей, мне казалось, что это где-то далеко квохчут куры, одна, две, три…

Пусть все будет так всегда: кружиться в вальсе и чувствовать губы Жана-Батиста на своих волосах.

На обратном пути наша карета проехала перед Тюильри. Дворец был иллюминирован. Пажи с зажженными факелами несли караул.

Нам рассказывали, что император ужинал вдвоем с Жозефиной. Она так понравилась императору в короне, что он пожелал, чтобы и во время ужина Жозефина не снимала ее.

После ужина Наполеон удалился в свой рабочий кабинет и развернул штабные карты.

— Он готовит будущую кампанию, — объяснил мне Жан-Батист.

Пошел снег, и многочисленные факелы погасли.

Глава 20

Париж, две недели спустя после коронации Наполеона

Несколько дней назад император вручал знамена различным полкам. Мы все должны были явиться на Марсово поле. Наполеон надел свою мантию и корону. Каждый полк получил знамя. На верхушке древка был резной позолоченный орел, под орлом волновался трехцветный шелк. Император сказал в своей речи, что орел не должен никогда попадать в руки врагов и обещал новые победы своим войскам. Мы провели несколько часов на трибуне, и перед нами парадным маршем прошли полки.

Этьен рядом со мной был в экстазе и почти оглушил меня восторженными криками. Пошел снег, а зрелище не прекращалось, и у нас промокли ноги. У меня было время вспомнить приготовления к празднику маршалов в Опере. Церемонимейстер сообщил маршалам, что они должны дать праздник в честь императора. Это должен быть самый блестящий бал из всех, и для этой цели сняли помещение Оперы.

Маршалы неоднократно совещались и проверяли список приглашенных, чтобы никто не был обижен или забыт. Месье Монтель дал нам специальный урок, где показал, каким образом мы должны будем шествовать перед императорской четой, а затем сопровождать в зал Наполеона и Жозефину. Деспро предупредил нас, что император предложит руку одной из жен маршалов, в то время как один из маршалов должен будет вести императрицу к ее трону.

По этому поводу опять много совещались, чтобы решить, которой из жен маршалов и кому из маршалов будет оказана эта честь. Наконец Мюрат, как супруг принцессы, был избран, чтобы принять руку императрицы. Но что касается рук императора, то мнения разделились между дуайеном [16] маршальских жен и мной, сестрой принцессы Жюли. Мне, по счастью, удалось убедить всех, что только толстой «дуаиенше» надлежит приветствовать императора. Я была очень рассержена на Наполеона, потому что он до сих пор не удовлетворил заветное желание Жана-Батиста получить независимый командный пост как можно дальше от Парижа.

Утром в день праздника Полетт влетела ко мне, как порыв ветра. Ее сопровождали итальянский скрипач-виртуоз и капитан драгун. Она посадила обоих на диван в моей гостиной и увлекла меня в спальню.

— Который из них мой любовник, как ты думаешь? — спросила она смеясь.

Золотая пудра сверкала в ее светлых волосах под шляпкой из черного бархата. В ее крошечных ушках переливались изумруды из фамильных драгоценностей Боргезе, ярко-зеленый пояс туго сжимал точеные бедра, и маленькая черная бархатная жакетка обтягивала ее грудь так плотно, что выделялись соски. Брови ее были подведены, как она делала в пятнадцать лет. Но только сейчас — дорогой тушью, а не кусочком угля из маминой кухни… Вокруг блестящих глаз, напомнивших мне глаза Наполеона, залегли тени.

— Ну же! Кто из этих двоих мой любовник? — повторила она.

Я не могла угадать.

— Оба! — закричала Полетт, с победоносным видом усаживаясь за мой туалет.

Золотой сундучок все еще стоял там.

— У кого это такой плохой вкус, чтобы подарить тебе шкатулку для драгоценностей, украшенную этими ужасными имперскими орлами? — спросила она.

— Теперь твоя очередь угадывать, — ответила я.

Полетт наморщила лоб. Эта игра в загадки ее забавляла. Она вся отдалась игре, я даже слышала ее взволнованное дыхание.

— Это… скажи-ка, это…

Я ответила бесстрастно:

— Получением этой шкатулки я обязана бесконечной доброте Отца нашей родины!

Полетт протяжно свиснула, как уличный мальчишка. Потом оживленно:

— Я не понимаю… В настоящий момент он обманывает Жозефину с мадам Дюшатель, ты знаешь, с этой придворной дамой с большими голубыми глазами и большим носом…

Я покраснела.

— В день своей коронации Наполеон возвратил мне старый долг. Он вернул мне деньги, которые занял у меня в Марселе, вот и все, — сказала я возмущенно.

Полетт замахала руками, унизанными фамильными бриллиантами Боргезе, как бы отталкивая недостойную мысль.

— Господи, детка, конечно — это все!

Она помолчала, размышляя.

— Я приехала поговорить с тобой о матери, — вдруг сказала она. — Мать приехала вчера тайком. Я думаю, что даже Фуше не знает, что она в Париже. Она живет у меня. Нужно, чтобы ты им помогла…

— Помочь, кому? — спросила я, не понимая.

— Обоим. Мадам Матери и ему, Наполеону, ее коронованному мальчику…

Она засмеялась, но смех прозвучал неискренне.

— Понимаешь, это довольно сложно. Наполеон желает, чтобы мама принесла ему свои поздравления в Тюильри в торжественной обстановке. Представляешь?! С придворным реверансом и прочими вещами… — Она остановилась. Я постаралась представить себе м-м Летицию, делающую придворный реверанс Наполеону. — Он сердился, так как она нарочно задержалась в дороге, чтобы не присутствовать на коронации. — Полетт покусала губы с задумчивым видом. — Он оскорблен, потому что мама не захотела быть свидетельницей его триумфа. Он очень хочет ее видеть, но… Эжени, Дезире, соедини их! Как будто нечаянно, понимаешь? И оставь одних в тот момент, когда они увидятся. Таким образом, церемония станет уже не нужной. Как ты думаешь, это возможно?

— Вы действительно ужасная семья, — сказала я, вздыхая.

Но Полетт не обиделась на мое замечание.

— Разве ты этого не знала? А вообще, знаешь ли ты, что я единственная из всех братьев и сестер, кто действительно любит Наполеона?

— Да, я знаю, — ответила я, вспомнив утро, когда Полетт сопровождала меня к военному коменданту Марселя.

— Остальные мечтают только о наследстве, — заметила Полетт, полируя ногти. — Вообще-то, уже не встает вопрос о том, что Жозеф будет наследником, с тех пор, как Наполеон усыновил двух маленьких сыновей Луи и Гортенс. Жозефина пилила его день и ночь, чтобы он возвел ее внуков в ранг Наследных принцев. И знаешь, что ужасно подло? Она его обвиняет в том, что он виноват, якобы, что в их браке нет детей. Он! Подумать только!

— Я устрою встречу м-м Летиции и императора, — сказала я быстро. — На празднике маршалов. Я пришлю к тебе Мари с инструкциями. Только ты должна будешь устроить, чтобы твоя мама появилась в ложе, которую я укажу.

— Ты сокровище, Эжени! Господи, какое облегчение! — она сунула палец в баночку с помадой и тщательно помазала верхнюю губу. Потом сжала губы, чтобы покрасить также и нижнюю. — Недавно английская газета опубликовала скандальную хронику обо мне. Мой маленький скрипач мне ее перевел. Англичане называют меня «Наполеоном в любви». Какая глупость! — Она повернулась ко мне. — У нас совершенно различная тактика, у Наполеона и у меня. Он выигрывает наступательные войны, я же теряю мои оборонительные рубежи… — Улыбка украдкой скользнула по ее губам. — Но посуди, почему мне в мужья все время дают людей, которые меня не интересуют? Сначала Леклерк, а теперь Боргезе. Подумай, обе мои сестры в гораздо лучшем положении. Во всяком случае, они тщеславны. У них ничего не остается для мужчин. Все тратится на влиятельные связи, на выгодные знакомства. Элиза — потому, что она не может забыть нашу квартиру в подвале и ее обуревает страх снова стать бедной. Сейчас она копит все, что только можно. Каролина же, напротив, была так молода, когда мы жили в этом погребе, что она уже ничего не помнит. И чтобы водрузить на себя настоящую императорскую корону, Каролина способна на любую низость. Но я!..