Дезире, стр. 106

Глава 42

Париж, февраль 1813

Это письмо мне вручили около семи часов вечера. Я собралась очень быстро и попросила графа Розена сопровождать меня.

— В Отель-Дье!

Мой шведский кучер, к сожалению, очень плохо ориентировался в Париже.

— Отель-Дье — госпиталь.

И так как он смотрел на меня, не понимая, я приказала:

— Поезжайте к Нотр-Дам. Это напротив.

Уже в коляске я объяснила Розену:

— Я получила сообщение, сообщение от полковника Виллата, что он отправил с обозом раненых сына Мари в Париж. Этот обоз разместили в Отель-Дье, который переполнен. Я хочу взять Пьера домой.

— А полковник Виллат?

— Он не смог приехать в Париж. Его полк пытаются собрать из оставшихся в живых где-то в провинции.

— Я счастлив, что он в добром здоровье, — пробормотал Розен из вежливости.

Мы прошли много огромных комнат, где на кроватях, на полу, на матрацах посреди комнат лежали раненые. Все стонали, метались в бреду. Те, которые лежали тихо, вероятно умерли. Сестры милосердия не успевали подавать пить.

Мы переходили от кровати к кровати и от матраца к матрацу, освещая свечой каждое лицо и не находя Пьера.

Молоденькая сестра спросила меня:

— Вы разыскиваете мужа, мадам?

Я покачала головой. Свет моей свечи упал на бинты на руке одного раненого. Бинты были серые… от вшей. В коридоре Розен прислонился к стене. Я подняла свечу. Его лоб был покрыт каплями пота, и он был бледен, как один из этих несчастных, стонавших на кроватях. Потом он наклонился. Я не стала ждать, пока его вырвет.

Розен догнал меня в конце коридора возле статуи Богоматери. К ее подножию был прислонен маленький стол, за которым дремала пожилая сестра.

— Умоляю простить меня, Ваше высочество, — пробормотал швед сконфуженно. Я бросила взгляд на Мадонну. «Мы все матери», — подумала я. Перед следующей палатой я сказала:

— Оставайтесь в коридоре. Я войду одна.

Розен благодарно поклонился.

Сестра подвела меня к последней кровати у стены. Я подошла и осветила лежавшего человека. Темные глаза были широко открыты, взгляд блуждал. Губы были покусаны и покрыты трещинами. Я чуть не уронила свечу.

— Здравствуйте, Пьер!

Он смотрел, не узнавая.

— Пьер, вы меня не узнаете?

— Да, да, конечно, — равнодушно прошептал он. — Мадам Бернадотт!

Я наклонилась к нему.

— Я приехала, чтобы отыскать вас и увезти домой. Сейчас мы уедем, Пьер. Домой. К вашей матушке.

Он не реагировал.

— Пьер, разве вы не рады?

Ответа нет.

Обескураженная, я обратилась к сестре:

— Это тот человек, которого я искала. Я хочу сейчас же увезти его домой. Его мать у меня дома и ждет его. Внизу у меня коляска. Не найдете ли вы кого-нибудь, чтобы мне помогли?

— Санитары уже ушли. Придется подождать до завтра, мадам.

Но я не хотела оставлять Пьера в этом ужасе хоть на минуту.

— Он тяжело ранен? Здесь за дверью господин, который может помочь мне. Мы вдвоем поддержим Пьера, если он сможет спуститься по лестнице…

Тогда сестра посветила на одеяло. В том месте, где одеяло должно было быть приподнято ногами Пьера, оно лежало совсем плоско. Там ничего не было. Там не было ног!..

— Внизу у меня кучер. Он поможет нам. Я вернусь сию минуту!

Мы завернули Пьера в простыни и одеяла, и кучер на руках отнес его, как маленького ребенка, в коляску. Пока сестра его закутывала, кто-то потянул мое платье. Я обернулась. На соседней кровати лежал человек с забинтованным лицом.

— Вас назвали мадам Бернадотт. Вы жена нашего маршала? Так передайте ему привет от солдата, который с ним переходил Альпы. Пусть будет счастлив в своем королевском дворце в Стокгольме. Он хороший маршал и хороший человек! Передайте ему, что мы его помним и всегда хорошо говорим о нем. Прощайте, мадам.

Сестра проводила меня до конца лестницы.

— Правда ли, что вы уже не жена маршала, а наследная принцесса Швеции? — спросила она.

В ответ я всхлипнула.

— Пусть Бог благословит вас, дитя мое. Желаю вам мирной жизни в вашей новой стране, — прошептала мне на ухо сестра и поднялась по лестнице, возвращаясь в этот мир страданий и смерти.

Граф Розен сел напротив меня. Пакет с Пьером положили рядом со мной. Я нашла в одеяле его руку. Рука была холодна и безжизненна.

Таким я возвращала Мари ее сына…

Глава 43

Париж, начало апреля 1813

«Через полчаса я буду говорить с ним в последний раз в моей жизни, — думала я, накладывая золотую пудру на веки. — Так закончится это долгое знакомство, которое началось моей первой любовью…»

Я провела по губам помадой, надела новую шляпу, высокую, подвязывающуюся под подбородком широкой лентой. Вряд ли она идет мне…

Такой я останусь в его памяти: наследной принцесссой, с позолоченными веками, в лиловом бархатном платье, с букетом пармских фиалок у выреза воротника. И в новой высокой шляпе…

В соседней комнате граф Розен спрашивает у м-м Ля-Флотт, готова ли я. Я поправила букет фиалок. Через полчаса мой старый роман будет окончен…

Вчера вечером курьер из Стокгольма привез мне ответ Жана-Батиста Наполеону. Пакет был запечатан, но граф Браге прислал мне копию этого письма. Граф Браге сообщал мне также, что копии письма наследного принца Швеции к Наполеону были отосланы во все газеты для широкой публикации. Я перечитала еще раз присланную мне копию.

«Бедствие, постигшее континент, требует восстановления мира, и Ваше величество не должны от этого отказываться. Самая мощная монархия на земле, будет ли она стремиться и впредь расширить свои пределы, с тем, чтобы менее мощной длани досталось печальное наследство бесконечных войн?

Не поставит ли Ваше величество себе задачей дать затянуться ранам Революции, от которой во Франции остались только воспоминания о ее военной славе и порядки внутри страны, достойные сожаления?

Сир, стремление к независимости можно ограничить, но вычеркнуть его из сердца наций — невозможно!

Пусть Ваше величество взвесит все эти доводы и со всей реальностью подумает о всеобщем мире, профанация которого заставила пролить столько крови.

Я родился в этой прекрасной Франции, которой вы правите, сир. Ее слава и процветание не могут быть мне безразличны. Но, не переставая желать ей счастья, я буду защищать всеми силами моей души права народа, который меня призвал, и честь монарха, который соблаговолил назвать меня своим сыном.

В этой борьбе между свободой мира и его угнетением я скажу шведам: «Я воюю за вас и с вами, и стремление свободных наций помогает мне в этом, а что касается моего личного честолюбия, то я признаю, что оно очень велико и заключается в том, чтобы служить делу человечности и обеспечить независимость Скандинавского полуострова»

Это письмо я должна передать Наполеону. Только со мной может произойти подобное! Я почувствовала, что на лбу у меня выступили капли пота.

Это письмо Жан-Батист адресует не только Наполеону, но и всему французскому народу. Письмо оканчивается фразой: «Каково бы ни было ваше решение, сир, то есть мир или война, тем не менее сохраню по отношению к Вашему величеству чувство прежнего брата по оружию».

Я положила копию письма на стол и встала. Граф Розен ждет меня. Я приглашена в Тюильри к пяти часам вечера. Император скоро уезжает к своей новой армии. Русские приближаются. Пруссаки ожидают их, чтобы присоединиться. Решение Наполеона принято уже давно. Я взяла запечатанный пакет и еще раз посмотрелась в зеркало.

Граф Розен был в парадной драгунской форме с адъютантским шарфом.

— Вы сопровождаете меня в трудный путь, граф, — сказала я, когда мы проходили парадные комнаты дворца. — Мое поручение очень деликатное.

После страшного вечера в госпитале между нами установилась почти дружба. Вероятно потому, что я видела, как его рвало. Подобные вещи могут создать неожиданную дружбу. Вечер был прекрасен, и везде в садах благоухали цветы. Подобное время более подходит для любовных свиданий, ради которых действительно стоило прикалывать к корсажу фиалки и покупать новую шляпу…