Тайна дела № 963, стр. 31

– А еще говорил, что не пьян…

– Трезв, как стеклышко. Это я тебя просвещаю, ты вот прилетел в Вену и, кроме отеля и ресторана, бара или забегаловки на Мариягильферштрассе, ничего не видишь и знать не желаешь.

– Кесарю – кесарево, – поучительно изрек Серж. – А я лежу, тоже не сплю, и мозг мой, ну, лучшая его часть, так сказать, мужественно борется с развратным и легкомысленным «центром удовольствий», нейтрализуя выпитое вино и съеденную курицу. Тяжко… Не звонили?

– Нет.

– Извини, я буду спать. Ого, третий час! Привет.

– Привет.

Я положил трубку и отмотал пленку назад, чтоб проверить, как сработал микрофон. Нажал кнопку воспроизведения и услышал свой незнакомый голос, повествующий о прелестях спортивной Вены. Звонок телефона заставил снова взяться за трубку.

– Ты еще не спишь? – спросил я, не сомневаясь, что Серж вспомнил что-то архиважное, и мы снова будем занимать линию.

– Хелло, Олех! Здесь Майкл. Извините, ради бога, за столь поздний звонок, но по пути испортилась машина.

– Хелло, Майкл, я рад вас слышать! – искренне воскликнул я.

– Я – тоже, и первым делом хочу извиниться за доставленные вам неприятности…

– Ну, Дейв, я никогда рано не засыпаю, что вы…

– Я имею в виду Лондон и то, что с ним связано. Благодарю бога, что история закончилась благополучно, ибо если б вы догадались, в чьих руках побывали…

– Дело прошлое, вы тут совершенно ни при чем – я хотел заполучить те бумаги, они мне были нужны.

– Тогда слушайте меня внимательно…

– А телефон? – прервал его я, легко вспомнив, как подслушали мои переговоры в Лондоне.

– Я говорю с автомата… Итак, слушайте: завтра, в 18:00 я буду ждать вас – одного или с тем милым толстячком из Парижа – на противоположном конце Вены. Вы представляете себе, где находится Тюркеншанцпарк? Впрочем, это легко обнаружить на карте. Так вот, когда вы свернете с Турецкой площади – Тюркеншанцплатц к самому парку, у угла ограды вас будет ждать «Мерседес-220», светлый, с затемненными стеклами, номер РС-2479-Н. Запомнили?

– Записал, Майкл.

– Прекрасно. Спокойной ночи.

– Бай-бай!

Я не стал поднимать с постели Сержа – береженого бог бережет, как говорится, телефонам я с некоторых пор не доверял. Даже в Киеве…

Прежде чем уснуть, отыскал в путеводителе следующие строки: «Тюркеншанцпарк, замечательный естественный парк на холмах бывших крепостных укреплений времен второй осады турками Вены в 1683 г. Живописный кусочек природы – излюбленное место отдыха венцев…»

7

На Пратере кипела жизнь. Оставалось два дня до открытия состязаний, и почти все участники прибыли в Вену. В пресс-центре заметно прибавилось народу.

– Хоакин, вы ли это! – заорал я на весь пресс-центр, увидев моего мексиканского знакомца, с которым, помните, мы в полном смысле этого слова столкнулись лбами в Мехико-сити?

– Хелло, Олех! Мой друг!

Это был Хоакин Веласкес, журналист и свойский парень, и не виделись мы, считай, три года, обменявшись разве что двумя-тремя открытками к Новому году да к Рождеству Христову. Хоакин выглядел уверенно.

– Поздравьте меня, Олех, сын родился! Вчера!

– Вот так номер! Ты женился и стал отцом? Поздравляю, Хоакин, желаю, чтоб вырос твой наследник настоящим спортсменом – да, да, не перебивай меня, мужчина, не познавший спорт, – не мужчина, усеки это! Саня, пожертвуй бокал вина моему другу!

– Поздравляю вас, – солидно пробасил Саня Лапченко.

– Познакомьтесь, мой товарищ, блестящий репортер, а это – Хоакин Веласкес, тоже блестящий репортер, а еще и отважный покоритель океанских глубин.

Когда объявился Серж Казанкини, мы уже успели всласть наговориться.

– Я тебя разыскиваю с утра, – недовольно, пожалуй, даже с обидой, сказал Серж.

Мне пришлось на скорую руку объяснить, в чем дело, и Казанкини сменил гнев на милость. Потом Хоакин, извинившись, сослался на неотложное дело – нужно выбрать подарок жене и сыну, ушел. Саня, человек деликатный и понятливый, поднялся, сказав, что будет на трибуне, хочет увидеть, как станет тренироваться Федор – наша сборная появилась в Вене вчера вечером.

– Рассказывай, звонил? – спросил Серж.

– Да.

Я вытащил из сумки диктофон и включил:

«Вена считается идеальным в Европе городом спортивного отдыха…»

– Извини, это проба. Сейчас…

– Ты думаешь, вас не подслушивали? – обеспокоенно спросил Серж.

– Майкл заверил, что принял меры. Слушай…

Когда запись закончилась, Серж откликнулся не сразу. Я видел: в нем шла какая-то внутренняя борьба, он не мог придти к согласию с самим собой, и это раздражало его. Но я не стал подталкивать Казанкини, ибо решение, которое ему предстояло принять, должно быть однозначно свободным, лишенным какого бы то ни было давления с моей стороны. Игра снова становилась опасной, и, как поведет себя в этой ситуации Серж, столкнувшись с Питером Скарлборо и Келли вплотную, мне осталось лишь гадать. Ясное дело, я был кровно заинтересован в участии Казанкини, ибо два всегда лучше одного, даже если второй – Серж, никогда в своей жизни не взявший в руки гантели, не говоря уже о том, чтобы походить в спортзал или пробежать марафон. Но голова у него, отдам ему должное, светлая, ум быстрый и прагматичный.

– Сегодня – пятница, я как раз собирался кое-что отстучать в контору… – неуверенно начал Серж, и я понял, что он сдался, и мне стало не то грустно, не то горько, но, видно, все это проявилось на моем лице, и Серж взвился. – Ты что – решил, Серж, – в кусты? – заорал он. – Серж, заруби это у себя на носу, никогда не трусил, и плевал я на твоего Питера с его грязной компанией!

– Тише, на нас оглядываются, – остудил я пыл Казанкини, едва сдерживая рвавшуюся из сердца радость: Серж оставался со мной.

– Плевать! По этому случаю нужно выпить и… успокоиться, – предложил Серж уже нормальным голосом.

– А как же контора? – не удержался я.

– Завтра. Никуда Франс Пресс не денется, тем паче материал о вашем спринтере, о Федоре Нестеренко, прошел с красным грифом. Итак, как мы будем действовать? Да, чуть было не забыл: наш уговор – мы с тобой не конкуренты! – остается в силе?

– Без сомнений!

– И ты выложишь мне новости целиком?

– Да.

– Тогда так: мы поедем на моей машине прямо отсюда…

Федор Нестеренко сдержанно поздоровался со мной, не прерывая методическое складывание вещей во вместительный адидасовский баул с буквами «СССР» на боках. С тех пор как эта известная западногерманская фирма заключила контракт с Госкомспортом, сборные страны экипируются «Адидасом».

Я видел, что Федора мое появление не обрадовало. Чует кошка, чье сало съела, не слишком добро подумал я о парне и решил его не жалеть – мне, признаться, было до слез обидно за Ивана Кравца. В конце концов, рассуждал я, многим доводится уходить от своих тренеров, но это не повод для того, чтобы бить горшки. В любой ситуации должно оставаться человеком!

– Тебе, Федя, привет от Ивана. Желал удачи.

– Благодарю вас, Олег Иванович. Со мной полный порядок, – с каменным лицом отвечал Федор, пряча глаза. (И за то спасибо, значит, совесть не потеряна окончательно).

– Тебя тут прочат в конкуренты Джону. Как считаешь, не преувеличивают?

– Не вам бы задавать такие вопросы, Олег Иванович, небось, и сами спортивного хлеба с солью вкусили. Поживем увидим, пока тренируюсь нормально, Вадим Гаврилович доволен.

Выглядел Федор прекрасно, что и говорить: широко развернутые плечи, мощные, накачанные, как у штангиста, руки с красивыми длинными пальцами, бедра, буквально налитые силой. Только вот в лице его, нет – в выражении лица – в плохо скрываемой нервозности, что ли, в этих глазах, так упорно не желающих сталкиваться прямо – зрачок в зрачок с моими, в жестких складках в уголках крупного, с рельефно очерченными пухлыми губами рта крылось что-то неприятное, непривычное, прежде отсутствовавшее у Федора. Точно Нестеренко затаил какую-то мысль и больше всего на свете боится, как бы кто-то не проник в ее небезопасную для парня суть.