Пульт мертвеца, стр. 61
— А почему? — спросила она.
— Доктор Айзенштадт, — тихо вмешался я, прежде чем он успел ответить. — Могу я поговорить с вами? С глазу на глаз?
Он молча пристально смотрел на меня, не отвечая, затем коротким кивком приказал мне следовать за ним в холл.
— Что там у вас? — спросил он, закрыв за собой дверь.
— Вы обеспокоены тем, что многократные контакты могут повлиять на неё, — начал я. — Ну, её может потянуть к этим гремучникам, и дело даже может дойти и до того, что они просто превратят её в своего агента. Я прав?
Он мрачно улыбнулся.
— Знаете, а вы, наверное, всё же не такой уж и простак, как мне показалось вначале, — заключил он. — Ладно. Да, именно этого я и опасаюсь.
Я понимающе кивнул.
— В таком случае, сэр, я полагаю, что вам следует оставить Загору в качестве нашего единственного медиума, во всяком случае, пока.
— Вы так считаете? А что же в таком случае станет с той самой вашей гипотезой, что эти гремучники влияют на обстановку в Солитэре?
Я постарался вызвать в памяти ужин в поселении Мюрр, и ту странную пассивность, которая так поразила Каландру.
— Это влияет и на обстановку здесь, на Сполле, — сказал я. — Но уже по-другому. Может быть, оттого, что мировоззрение Искателей и их позиция предполагает сотрудничество с гремучниками, чем бег наперегонки с ними…
Предавшись размышлениям вслух, я совершенно перестал следить за ходом мыслей самого Айзенштадта.
— Мы с Каландрой заметили проявление особой пассивности, расслабленной безмятежности здесь, когда… — продолжал я.
— Я уже уяснил общую картину, — предотвратил он мои попытки удариться в подробные объяснения. — Если предположить, что вы говорите дело, а это предположение вполне может быть и ошибочным, всё, что я понял из ваших высказываний, может быть сведено к одному — чем ближе контакт, тем он опаснее.
— Может быть… а может быть, и нет, — покачал головой я. — Мы не можем утверждать точно, по какой именно причине следует ограничить эти прямые контакты по возможности наименьшим числом людей, но ограничить пока необходимо. И еще одно… Каландра и я провели с пастырем Загорой и с Эдамсом порядочно времени сразу по прибытии на Сполл, чтобы хоть немного узнать их. Остальных же Искателей мы не знаем так хорошо, как их.
Айзенштадт долго и хмуро смотрел на меня, но… в конце концов понял.
— Вы полагаете, что сможете уловить все те изменения, которые гремучники могут вызвать у них?
— Не знаю, — не стал скрывать я. — Но если мы будем иметь дело с ними, то у нас окажется больше шансов заметить что-то, если это наступит.
Айзенштадт задумчиво сложил губы трубочкой.
— Ваш босс, Келси-Рамос, говорил мне как-то, что у вас есть особый дар убеждать. Особенно это удается вам, когда вы пытаетесь убедить меня в том, что и вы сами, и ваша приятельница Каландра слишком ценные для меня помощники, чтобы просто отказаться от вас.
— Мистер Келси-Рамос преувеличивает, — произнес я, шевеля пересохшими от вдруг охватившего меня волнения губами.
— Возможно, — сморщился Айзенштадт. — Но, к сожалению, получается так, что я, даже видя крючок, всё равно заглатываю наживку. — Он вздохнул. — Ладно, считайте, что убедили меня. На данный момент, однако, мы застряли с этой Загорой. Думаю, нам следовало бы обождать денёк-другой, прежде чем начать беседовать с ними, да и этот мертвый гремучник, который мы, вероятно, сможем заполучить, следовало бы изучить как полагается. — Он взглянул на часы. — Ну, а я схожу посмотрю, что там у них интересного.
— Вы не хотите, чтобы с вами пошёл я или Каландра?
— Когда мы сможем обнаружить этого мертвого гремучника, то не исключено, что и пойдёте. А пока… — он сделал жест в сторону двери, откуда мы пару минут назад вышли, — ваша работа состоит в том, чтобы как следует присмотреться к Загоре.
Я тихо вздохнул.
— Понятно, сэр.
Он продолжал смотреть на меня.
— Что-нибудь ещё?
— Я… я не знаю, — я затряс головой в попытке понять, что же такое тёмное и страшное спряталось где-то на самом дне сознания. — Знаете, мне не очень бы хотелось столкнуться с необходимостью думать и гадать, что же такого в этом нашем Облаке, чего никак не хотят рассказать нам наши гремучники.
Он хмыкнул.
— Меня тоже такая перспектива не восторгает. Попытайтесь вспомнить, ведь это именно вы отговорили меня от того, чтобы прислать сюда как можно больше халлоа и вытащить эту тайну от гремучников прямо сейчас.
— Я помню об этом, сэр. Но…
— Кроме того, — продолжал он, не обращая внимания на мои попытки перебить его, — чем бы это ни было, они уже утаивают это на протяжении лет семидесяти, как минимум. Так что узнаем мы об этом сегодня или на день позлее — какая в сущности, разница?
Он, разумеется, был прав, сказал я себе, когда он торопливо отправился проверять своих техников. Вряд ли два дня могут сыграть какую-то роль, если в неведении прошло семьдесят лет.
Я от души надеялся, что это будет именно так.
ГЛАВА 25
На самом деле понадобилось не два дня, а гораздо больше, чтобы подготовиться к контакту с гремучниками. Пастырь Загора могла предпринять очередную попытку общения уже на следующее утро, однако врач, отвечавший за подготовку к контакту, не спешил подвергать её комплексному воздействию нескольких препаратов, пока не проведет множество необходимых тестов. Но ещё до того, как эта работа была завершена, поисковая группа Айзенштадта сумела отыскать мёртвый гремучник.
Почти все, начиная с самого доктора и кончая техниками, втайне пришли к заключению, что наставления, полученные нами от гремучников, были поняты не совсем правильно, и лишь благодаря упорству и настойчивости того, кто находился во главе поисковой команды, стало возможным отыскать этот неживой экземпляр. Термин «высота», которым пользовались гремучники, как выяснилось, служил для обозначения расстояния, а не их или нашего роста, а именно длинны, которая, как оказалось позже, равнялась самому высокому зданию в поселении Мюрр. Лично для меня это послужило еще одним доказательством того, что гремучники не спускали глаз с представителей Божественного Нимба со времени их прибытия на Сполл. Айзенштадт же, наоборот, высказал предположение, не было ли это тактическим ходом с их стороны. Позже натура ученого побёдила все подобные рассуждения из области политики, и в нём утвердился ученый, бескомпромиссный и хладнокровный.
Всё сокровенное, подавляемое долгие годы, воплотилось в этом проекте, всецело его поглотившем. Почти безвылазно находился он либо в лаборатории со сверхчистым воздухом, либо в своем офисе, изучая очередную порцию опытных данных. В редкие часы, которые отводились на сон, работа определяла и тематику сновидений.
Восемь лет, проведенных вместе с лордом Келси-Рамосом, убедили меня в том, что мне никогда не удалось бы вывести «Группу Карильон» на сегодняшний высочайший уровень, если бы он не вкладывал в свое детище столько сил, но даже имея перед глазами этот пример, временами я просто поражался неуёмной энергии и неисчерпаемой работоспособности Айзенштадта. Мне самому, имеющему дело с проверенной и очищенной от второстепенных деталей информацией, приходилось весьма туго — даже самый поверхностный, беглый обзор сведений, требовавший специальных технических знаний, которых у меня не было, заставлял меня выкладываться практически полностью.
Гремучники представляли собой своеобразных гибридов, проявлявших черты и животных, и растений. Когда из земли вырывали нашего трутня, оказалось, что он обладал разветвленной корневой системой, сетью волосообразных корней, уходящих на двадцать метров вглубь. Эта уникальная система поглощения азота из всех слоёв почвы могла дать приблизительный ответ на вопрос о том, как им удавалось выживать, произрастая и на вершине голой каменной скалы, и в почве, в окружении буйной растительности. Впрочем, эта корневая система имела одну особенность: более близкое знакомство с ней показало, что каждый корень заключал в себе особую микрофабрику по регенерации отмерших частиц, позволявшую бурно произрастать окружавшим его растениям, обеспечивая их необходимыми для жизни микроэлементами.