Пульт мертвеца, стр. 10

— Позвольте напомнить вам о том, — процедил он, — что, если я решусь на это, «Вожаку» суждено застрять в системе Солитэра.

— Мы могли бы послать сообщение на один из кораблей, — упрямо гнул свое я. Отступи я сейчас, Рэндону ничего не стоит передумать. У меня не оставалось иного выбора, кроме как продолжать давить на него, не позволять ему оставаться наедине со своими мыслями, пока я не сумею найти такое решение, которое обеспечило бы ему и возможность сохранить свое лицо, и в то же время не дать Каландре погибнуть.

— Курьерский корабль мог бы долететь до Внешнего предела и вернуться сюда дней за двенадцать.

— Даже за десять, — уточнил Шокк.

— Даже за десять, — подхватил я. — Мы могли бы затребовать к себе на борт полную запись протокола судебного заседания и ещё раз проверить всё до запланированного отлета из Солитэра.

— Вы забываете о том, что сейчас может не оказаться под рукой курьерского корабля, который отправлялся бы на Внешний предел именно тогда, когда это потребуется, — возразил Рэндон. — К тому же судебные инстанции Внешнего предела не обязаны представлять нам свои протоколы.

— Но…

— И, — обрезал он, — хорошо, предположим, что вы правы. Предположим, нам удастся выяснить нечто такое, что могло бы послужить основанием для повторного судебного разбирательства…

— Ну, значит… — я замолчал на середине фразы.

Рэндон мрачно кивнул, увидев мое замешательство.

— Вот-вот, правильно. Если мы решим взять ее опять на Внешний предел, то каким образом мы сможем пересечь Облако по пути назад?

Я взглянул на Шокка. Мне все это не пришло в голову, не мог я заглянуть настолько далеко.

— Ну… мы могли бы отправить и еще одно сообщение на Уайтклифф, разве не так? Попросить их прислать нам еще одного приговоренного к смертной казни вместо Каландры?

— Они на это не пойдут. — В тоне, каким говорил Рэндон, чувствовалась убеждённость, чувствовалось, что говорит он это не в угоду пустой аргументации и чистой теории спора. — Власти не позволяют брать на борт одного корабля более двух зомби, за исключением разве что особых, весьма специфических ситуаций. Вы можете хоть сто раз убедиться в том, что Пакуин невиновна, но они и не подумают присылать кого-нибудь ей на замену.

— Как же мы можем это доказать, пока не получим в руки протоколы суда? — ворчливо заметил я. — Это никуда не годная аргументация.

— Никуда не годная, согласен, — не стал возражать Рэндон. В его голосе не было ни страсти, ни раздражения, лишь готовность согласиться. — Сожалею, но система эта не предусматривает, что приговоренные к смертной казни могут иметь возможность избежать ее на такой стадии.

Или, другими словами, жизнь Каландры не представляла для него никакой ценности, чтобы воспользоваться ради её сохранения официальными каналами. Вот у лорда Келси-Рамоса достало бы мужества пойти на это…

Но лорд Келси-Рамос здесь не распоряжался. Распоряжался Рэндон. Я вздохнул. Редко доходило до того, чтобы что-то так сильно взволновало меня, и я был вынужден действовать и думать как бы через какую-то пелену, стоявшую у меня перед глазами.

— Хорошо, — сказал я. — Если я сумею раздобыть замену для Каландры перед тем, как нам нужно будет вылетать, сможете ли вы, как главное лицо на этом корабле, предоставить ей временную отсрочку от приведения приговора в исполнение?

Рэндон пристально посмотрел на меня.

— Разве одна жизнь может быть важнее другой? Меньше всего ожидал от вас такого.

Меньше всего я ожидал этого от себя. Я никак не прокомментировал эту фразу, и через секунду он кивнул.

— Хорошо, Бенедар. Нелегкая же у вас задача. Надеюсь, нет нужды повторять, что вы не должны выходить за рамки закона для того, чтобы снабдить нас зомби, или как?

Это напоминание я воспринял на удивление болезненно, почти как оскорбление. А может быть, боль внутри меня происходила из-за того, что моя собственная совесть была нечиста. Если я был способен на то, чтобы в этой торговле за жизнь Каландры заплатить еще одной жизнью, то чем я был лучше тех, кто жертвовал жизнями сотен ради извлечения прибыли?

— Я понимаю, сэр, — сказал я. От волнения у меня пересохло во рту. — Благодарю вас, сэр.

Я повернулся, чтобы уйти.

— Бенедар! — позвал он меня.

Как можно хладнокровнее я повернулся.

— Да?

Его взгляд обрел почти физическую весомость.

— Вы уж, пожалуйста, не ошибитесь.

Я судорожно глотнул.

Правда? — вопросил Пилат. А что это такое?

— Да, сэр, — тихо ответил я и удалился.

ГЛАВА 5

Прошло ещё очень много времени, прежде чем я смог заснуть в эту ночь. Действительно, так много, что я не спал даже в половине второго, когда выключилась траектория Мьолнира и «Вожак» снова пребывал в обычном пространстве.

В этом лежании без сна в ночной тиши было что-то необычно зловещее, нечто такое, что было мне знакомо уже очень давно, что-то, наделяющее звуки, обычные в дневное время, чертами предвестников беды. И отдаленные щелчки прерывателей цепи Мьолнира не могли восприниматься как обычный рабочий шум. Я провел целую необычайно долгую минуту, внезапно оказавшись в невесомости, сердце мое билось где-то у глотки, и невозможно было ничего расслышать, кроме его тяжёлых ударов. Может быть, что-то уже произошло, неужели мы сбились с нашего пути сквозь Облако, и нам суждено было выскочить из него слишком рано…

Откуда-то с кормы корабля до меня донесся слабый гул, который постепенно менялся по частоте и интенсивности, и мое ложе послушно отвечало на него едва ощутимым дрожанием, когда биокерамический потолок моей каюты сложился углом, чтобы оказаться в перпендикулярном положении к вектору ускорения. Вернулась обычная сила тяжести, которая, увеличиваясь, свидетельствовала о том, что «Вожак» совершал свой вояж без каких-либо отклонений от нормы.

Если, конечно, такое слово, как «норма», могло подойти для обозначения полета, управляемого мертвецом.

Скрипя зубами, я выбрался из койки и опустил ноги на пол. Я слишком хорошо знал себя, чтобы позволить роскошь безответственного отношения к произошедшему. В разуме по-прежнему господствовал темный безответный ужас: «Вожак», беспомощный, закинутый неведомо куда в пространство, в сотнях световых лет от Солитэра.

Ты придешь к знанию правды, и правда освободит тебя…

К счастью, в этом случае узнать правду было нетрудно. Пройдя два шага до столика, я взял с него жезл и снова уселся в анатомическое кресло.

— Стена: фронтальный вид, — скомандовал я компьютеру. И передо мной светло-голубая стена каюты вдруг превратилась в черный прямоугольник космического пространства…

Я набрал в лёгкие побольше воздуха, надеясь освободиться от душившего меня чувства неопределенности и неприятных ощущений в желудке. Слева, в стороне, излучая неестественно-приглушённый свет, висело светило системы Солитэр.

С минуту я продолжал смотреть на него, затем моим вниманием завладела остальная часть этого чёткого, как в планетарии, купола звездного неба, где я желал отыскать сам Солитэр. Сделать это было нетрудно: небольшой серпик, как раз понизу, чуть направо от центра, и такой же самый серпик на несколько градусов в сторону. В нормальном космическом режиме мы практически сядем как раз на его верхушку, если попытаться выразить все это на языке астрономии. Точность немыслимая, в особенности, если она исходит от покойника…

Я покрутил головой, в надежде отогнать эту кошмарную мысль.

— Стена: координатная сетка, — произнес я. Тотчас передо мной возникла легкая, тонкая, красная решетка системы координат. — Стена: сектор пятьдесят пять. Увеличение: одна тысяча.

Картинка скользнула, дёрнулась, и в ту же секунду всю стену заполнили два полумесяца, Солитэр и Сполл, — всем известное исключение из правила о том, что двойные планеты — не самый лучший надел, чтобы на нем закрепиться. Очень смутно я вспомнил, что где-то читал о том, что оба этих мира были населены, хотя особых причин для того, чтобы предпочтение было отдано не Споллу, а именно Солитэру, я уловить так и не смог. Да и не интересовало это меня сейчас. Мой кризис неведения и сомнения отступил — мы продирались сквозь Облако, и теперь, если мне повезёт, я сумею выкроить достаточно времени для сна и отдыха. Я попытался устроиться поудобнее в кресле…