За Волгой земли для нас не было. Записки снайпера, стр. 16

В воздухе закружились немецкие бомбардировщики — снова прилетели обрабатывать район метизного завода, мясокомбината и бензохранилища. Мы уже изучили тактику гитлеровских летчиков и знали, что в первом заходе они будут сыпать крупнокалиберные фугаски. Эти бомбы глубоко входили в землю, а потом рвались, сотрясая целые кварталы.

Поэтому мы оставили блиндажи и укрылись в траншеях.

Вот на наших глазах вздыбилась стена мясокомбината. Фугаска подняла ее в воздух и расшвыряла в стороны. Дым и пыль смешались, стало темно, душно.

Когда пыль осела, увидели, что взрывная волна швырнула рядом нашего матроса-тихоокеанца Леонида Смирнова и мертвого фашиста…

В районе бензохранилища тоже рвались бомбы большого калибра. Как папиросная бумага, гнулась и корежилась листовая сталь бензоцистерн. Падали там мелкие бомбы замедленного действия. Торчат хвосты этих бомб перед глазами — кто их знает, когда взорвутся… Противная штука.

Я сижу в траншее рядом с Сашей Лебедевым. Он вернулся в роту из госпиталя только вчера: в первом бою попал в лавину горящего бензина.

Становится все жарче. Из трансформаторной будки гитлеровцы ведут огонь разрывными пулями. Вокруг рвутся снаряды. Как груши из перевернутой корзинки, сыплются мины. Черным дымом и пылью заволокло небо.

Смотрю, на лбу Саши Лебедева выступила испарина.

— Ты что, Саша?

— Отвык… Дышать нечем.

И тут перед нашей траншеей разорвалась осколочная бомба. Пылью окутало всех сидящих и лежащих.

Саша Лебедев бросился на дно траншеи, голова его оказалась возле ног Большешапова. Командир бережно приподнял Сашину голову, посмотрел на него и сказал:

— Ничего, привыкнешь, — и, помолчав, вдруг разговорился: — Вот постреляют, постреляют фашисты, а потом побегут к нам. Мы их, как всегда, встретим горячо, причешем, приутюжим, пригреем, короче говоря, образуем, разденем и разуем!

Из четвертой роты прибежал связной — обмундирование на нем дымится, брови, ресницы, волосы опалены, сквозь разорванные галифе видны кровоточащие ссадины на ногах.

Связной доложил комбату:

— По оврагу Долгий фашистские автоматчики идут в атаку. Командир роты автоматчиков старший лейтенант Шетилов просит поддержки.

Артиллерийский вал немцев как раз перешел в глубь нашей обороны, и мы стали пробираться к оврагу.

Фашисты шли тремя цепями — одна за другой, лезли вперед, к Волге.

Санитар Леня Селезнев, Николай Логвиненко, солдат Грязев притащили пулемет, установили на пригорке среди кирпичей. Пулемет работал как часы. Первая линия фашистов залегла, вторая тоже прижалась к земле.

И тут заметили: фашистские солдаты ползут к пулемету среди развалин.

Николай Логвиненко взял автомат, подвесил на пояс две противотанковые гранаты и бросился наперерез. Одна за другой полетели гранаты. Не ожидали фашисты такой встречи.

Наша рота небольшими группами начала продвигаться к леднику мясокомбината. С вершины ледника ударили два станковых пулемета.

Мы плотнее прижались к земле. Справа от меня лежал матрос Саша Кормилицын. А с левой стороны вдруг зашевелился небольшой худенький солдатик в обмотках, в каске, натянутой по самые брови. Раздвигая кирпичи каской, он пополз к куче булыжника. Пули густо посвистывали над ним.

Я выбрасываю из-под себя кирпичи, руками выгребаю землю, в общем, зарываюсь все глубже и глубже. А тот солдатик в обмотках все лезет и лезет вперед. Вот он подобрался к булыжнику, перебросил в правую руку винтовку с какой-то трубочкой наверху, прицелился и — хлесь! Сперва по одному пулемету, потом по другому. И те замолчали!

Мы вскочили и, швыряя гранаты, кинулись к леднику.

— Что это за солдатик в обмотках? — спросил я потом своего знакомого из третьей роты.

— Это, товарищ главстаршина, не солдат.

— А кто же?

— Это сержант, снайпер Галифан Абзалов.

Меня взяло любопытство. Пошел искать засаду, сержанта Абзалова. Полз медленно, тяжело, неуклюже — не научился еще. Вот и огневая точка снайпера. Хотел было переброситься с ним парой слов, расспросить о его работе. Но не успел рта раскрыть, как увидел злые, зеленоватого цвета глаза:

— А ну, матрос, проваливай отсюда!

Я как ни в чем не бывало пополз дальше. Подумал: ночью разыщу его, поговорю тогда. Ведь я тоже умею стрелять метко, с детства привык экономить патроны.

Прошел еще день. Встреча с Абзаловым состоялась в штабе полка. Там я и мой земляк Виктор Медведев были включены в список «охотников» за фашистскими зверями.

На первых порах надо было научиться выбирать позиции для наблюдения за противником и стрельбы по наиболее важным целям.

В первый же день «охоты» мы выбрали место в развалинах индивидуальных домов. Нам приглянулся дом на пригорке, точнее — большая глинобитная печь бывшего дома. Мы лежали в топке этой печи и наблюдали за всем, что делалось перед нами.

Вот оно — поле боя. Оно покрыто трупами немецких солдат. Ползают санитары, оказывают помощь раненым.

Возмутила меня несправедливость: фашистский солдат с медицинской сумкой через плечо, с белой повязкой на левом рукаве помогает не всем своим, а по выбору.

Не знаю уж, но чем-то мы с Медведевым нарушили маскировку и обнаружили себя. Фашистские снайперы засекли ротозеев, и первую пулю от них получил я. К счастью, пуля попала в каску и при ударе разорвалась.

Пришлось срочно менять позицию.

Тем временем наша четвертая рота под командованием старшего лейтенанта Ефиндеева, собрав последние силы, завязала перестрелку с группой противника, отходившего по оврагу Долгий.

В воздухе снова появились фашистские самолеты. Они разворачивались над Волгой для пикирования и стройными вереницами ныряли в гущу дыма над заводом «Красный Октябрь». Потом бомбы полетели на Мамаев курган, территорию мясокомбината и льдохранилища. С каждой минутой гул от разрывов бомб, снарядов и мин нарастал. Под прикрытием огневого вала свежие силы немцев занимали исходный рубеж для новой атаки по оврагу. Было видно, как густо заполнялись солдатами траншеи и развалины. Сколько их там — определить трудно. Одно для нас ясно: сколько бы ни было — надо их во что бы то ни стало задержать, уничтожить, не пустить к берегу Волги!