Симода, стр. 62
Офицеры простились и уехали на «Поухатан».
Огибая рифы, отколовшиеся от каменных столбов, далеко в потемневшем море шли две шлюпки, медленно взмахивающие веслами. По воде ясно донесся звонкий и задорный голос:
Дружный матросский хор подхватил:
Ветер отнес песню, словно она разбилась о рифы и рассыпалась по морю.
Становилось все теплей. Адмирал вышел вечером из храма и сел на ступеньки, глядя на тусклые, замлевшие звезды.
Редко такие люди, как Адамс, поддаются настроениям, но и тогда не тускнеет практический склад их ума. Обратил внимание, что мои люди машиной интересовались. А у нас «Паллада» была гнилая. «Диана» погибла. Если бы «Диана» была пароходом, то, может быть, вовремя ушла бы в море, так им представляется? Американец, может быть, советовал не упускать времени, люди, мол, у вас есть, руки есть, голова на месте, страна богатая, Великий Петр – пример. Что же вы Европу копируете?.. Да, конечно, хорошо бы... Но... Ведь у нас на это ответят просто: мол, не надо было людей пускать па «Поухатан».
Жена священника прошла перед крыльцом, низко и с чувством поклонилась. Если бы знал адмирал, как она восторгалась им. Она в душе молилась за него.
Муж ее, священник Бимо, заказал у мастера лакированную посуду для адмирала. Один на один женщина осмелилась и еще раз с чувством поклонилась высокому гостю правительства. Ведь он был ее гостем, храм принадлежит ее мужу, а значит, и ей, она смотрела за порядком в храме и заботилась о чистоте, убранстве и утвари и знала все тут лучше, чем сам Бимо.
Глава 23
МУЧЕНЬЕ СЛУЖАНОК
Три храма стоят в подножьях трех гор, отделяющих бухты Оура и Набета от города Симода. Эти три храма через каналы и сады города смотрятся, как в зеркала, в синь заливов бухты Симода, зашедших в горную долину. Все это так невелико, словно в искусно разбитом парке.
Над крышами храмов невысокие конические горы в пышном лесу, похожие па букеты или на альпийские клумбы. Там голые красные стволы в узлах и в изгибах, тучная хвоя и редкие благородные вечнозеленые деревья, ушедшие в горы из садов, потомки высаженных у храмов тропических предков. С другой стороны горы выходят к морю отвесными обрывами и похожи на потемневшие от времени терракотовые чаши с зеленью. Ниже в черных расщелинах – бухты Оура и Набета. В полный штиль они как узкие залы в замках, с высокими каменными стенами и синими зеркальными полами.
Эти маленькие бухты Оура и Набета от игры света и ветра вдруг зазеленеют и станут похожи на затиненные, заиленные пруды, в которые прибегает океанская волна и наливает их голубой и зеленой чистотой в пене. С терракотовых круч верхнего обрыва видна чернота нижних скал и черные плиты камня в воде. При самой легкой волне их каменные площадки то выскакивают из воды, то скрываются, совершенно как пловцы или дельфины.
Плиты камня, скосы и отвесы скал, как чешуей, заросли маленькими чудовищами в панцирях, такими же мертвыми на вид и черными, как камни у воды и в воде. Но стоит коснуться этой щербатой чешуи пальцем или ступить на нее босой ногой, как черные наросты оживут и зашевелятся слабо и бессильно и ударят острые электрические разряды. Слабые на вид Мускулы вырабатывают электричество. Все бухты здесь полны таинственного живого электричества. Это электрические бухты, электрические скалы и камни. Слабые электрические удары предупреждают американцев не касаться и не брать лишнего. А спутник-переводчик скажет, показывая на черные живые наросты:
– Вчера мы с вами ели их на обеде...
К бухтам Оура и Набета подходили и бросали свои огромные якоря черные пароходы американской эскадры Перри. Черные корабли старались подойти и грубо втиснуться в эти маленькие художественные творения горных богов полуострова Идзу. С пароходов на берег и в бухты посыпались парусные и гребные шлюпки. Здесь стучал паровой катер. Поблизости дымили огромные трубы, и чад западной цивилизации несло в бухты по воздуху тем же ветром, что и чистые волны. Команды американских матросов высаживались, строились под обрывами и маршировали по дороге вверх, мимо тропических букетов в терракотовых вазах. Их взоры были очень смелы. Это наиотважнейшие янки, готовые разбить древние каменные драгоценности или увезти их к себе, как постаменты для американских памятников. Даже изобилие электричества не заботило янки.
За горой, на ее другой стороне, в тишине тепла и безветрия, как три красных муравья, среди зелени садов и кладбищ стояли три храма под черепицей и соломой. Крайний храм – Чёракуди. Пройдя мимо Чёракуди, попадешь в город.
В храме Чёракуди в прошлом году жил коммодор Перри.
От храмов на заветренной стороне открывается вид на город. По всему городу, как искусственные миниатюры, разбросаны горы всевозможных форм. Их не срывают и не уничтожают. Их украшают легендами и вьющимися цветами и на них любуются. Каждая гора вызывает какое-нибудь особое чувство.
Поэты-аристократы, члены Высшего совета в Эдо, знали все и не обменивались речами об эстетическом значении уникальных явлений природы, сочетающихся с традиционным искусством жителей города Симода. Но при решении открыть порт Симода для иностранцев представлялось каждому, что это город не сразу видимой, таинственной и многосмысленной красоты. И на каждом шагу этот слабый, бесформенный город с покорным населением и священниками таит адскую и невидимую, как электричество, силу древнего духа. Кроме того, в Симода нет никаких государственных тайн по ведомству мецке.
Две идеально стройных конических горы – ритмическое украшение города. Их назвали «Женские груди». Обе оплетены розовыми лозами. О том, кто и как назвал, есть целая устная история. Но не жители Симода сочинили, ни в коем случае, это не они, про которых известно, что они стеснительные и стыдливые. Жители Симода очень чистые в мыслях, поэтому они так привлекательны. Назвали не они, а насмешливые, грубые моряки. Не японцы. Несколько сот лет тому назад принесло судно из Китая. Нахальные моряки так и назвали две горки.
Считается, что китайцы жили в Симода. Они действительно остались живы, но жили под сильным надзором. Они жили в Симода долго и все время лазали на эти две горки, к стыду и возмущению японок, которые, еще не зная названия, закрывались рукавами, чтобы не видеть нахальных иностранцев и не слышать запаха чеснока.
Так жители Симода объясняют происхождение названия.
За небольшим городком из небольшой долины вытекает река с искусно построенным деревянным мостом на тщательно отпиленных сваях. Над самым слиянием соленых и горных вод стоит, охраняя вход в Японию, скала Бу-сан – Господин Воин. Бу-сан также оберегает тройственный хребет, протянувшийся на другой стороне реки. С любой улицы и со двора любого храма видно, что на плоской вершине хребта, слабо разделенного на три пышные горы, лежит на спине гигантская женщина. Ее голова положена на круглом валике, как и полагается, а лицо бесстрастно и холодно. Вся эта гора называется «Лежащая Женщина».
Хребтообразная гряда, трехгорбая на вид, треглавая по описаниям в дневниках обывателей и тройственная по смыслу: гора, воин и лежащая женщина.
Враги города Симода распространяют слухи по всей Японии, что за нечистые песни, непристойные стихи и названия, за торговлю, ростовщичество, за страсть к деньгам моряков, а более всего за прием американских варваров на город Симода ниспослан был потоп, промывший все горные морщины. Земля Японии содрогнулась от ужаса, когда по ней заходили американские сапоги. Теперь, среди провисших храмовых крыш, растрескавшейся терракоты скал и зимней сухости букетов на холмах, город начинает строиться вновь на осадках тины и на развалинах. В первую очередь отстраиваются главные чиновники и все важные доходные фирмы.