Капитан Невельской, стр. 135
— Что с ним разбираться! Хороший случай, потащим его обратно к капитану, — убеждал друга Хурх. — Узнаем, как он дело решит. Опять будет за маньчжуров, может быть. Если он его не повесит, то мы сами потом это сделаем. У меня есть хорошая веревка…
— Нет, нет! Я все скажу! Только не убивайте! Я честный, но несчастный торговец.
Гао боялся не смерти. Он опасался, что если капитан все узнает, то запретит ему торговать и того же потребует от маньчжуров.
— Трудно все сосчитать, долговой книги нет… Когда ты вернешься домой…
Чумбока угрюмо молчал.
— Давай его штрафовать! — закричали гиляки.
— Я тебе все отдам, — умолял Гао.
Чумбока стал вспоминать, в какой год и что давал он торговцу.
Все уселись на песок. Начались расчеты. Глухой гул шел по толпе, когда Чумбока уличал купца в обманах.
Гао обещал отдать всех соболей, взятых за мнимый долг отца. Он пошел в лодку и принес мешок. В нем было пять соболей.
— Мне их не надо! — ответил Чумбока. — Вот люди приедут и скажут брату, что долга за ним нет больше. И этих соболей возьми, Кога, с собой, я их посылаю брату… А теперь все же пойдем к капитану и подтверди при нем все, что сказал тут…
Как Гао ни упирался, но его повели к палатке.
— Это опять ты? — узнал капитан торговца. — Что ты еще наделал?
— Это тот самый торгаш, — говорил Чумбока, — о котором я тебе еще на Иски рассказывал…
Невельской сидел на пеньке, курил и долго слушал.
— Теперь мы тебя накажем! — наконец сказал он торговцу, — А ну, братцы, в линьки его! — приказал капитан.
Фомка и Алеха подошли с линьками в руках. Гао схватили.
— Капитан! — сказал Чумбока. — Не удивляйся, но я слыхал, что русские попы учат, что за преступление можно прощать. Пусть он вернет долг брату, а ты не наказывай его. Я прошу об этом…
— Дурак, почему не даешь выпороть! — заорали гиляки.
— Сына надо тоже хорошенько выдрать, — говорил дед Ичинга.
— Выпороть их обоих! — сказал капитан. Он велел вернуть сейчас же всех маньчжуров.
Пришли маньчжуры, собралась большая толпа. Ударил барабан. Гао-отца и Гао-сына отхлестали.
— Вот это по-русски!
Хохот стоял кругом.
— Стервятник попался! — радовался Хурх.
— Если еще попадешься, — сказал капитан Гао-отцу, — накажем не так. За такие преступления — виселица… Да погоди… Будешь платить долги… Давай разберемся…
После обеда матросы сняли палатку. Русские готовились к отъезду.
Чумбока простился с горюнцами, передал привет родным и отправился туда, где готовилась к отплытию шлюпка капитана.
Глава девятнадцатая
НОВЫЙ ПОСТ
После целого года, проведенного в путешествиях по канцеляриям и складам от Петербурга до Аяна, после длительных и тягостных разговоров и вынужденного безделья наконец все сразу сделано.
«Представлю еще один рапорт о том, во что они никогда не верили!» — думал капитан. Он торжествовал в душе. Теперь, очевидно, придется признаться, что правительство трусило и верило заведомо ложным сведениям. Компания обманула царя… Пусть Нессельроде и Сенявин схватятся за головы!
Он внутренне ликовал, представляя себе, как взбесится канцлер, который, когда капитан уезжал из Петербурга, с таким ученым видом, ссылаясь на множество авторитетов, объяснял ему, что делается на Амуре и как тут осторожно следует себя вести.
«Но открытие совершено, посты будут поставлены! Если меня накажут за то, что я исполнил, то им — позор! Правительству придется признать и подтвердить все мои действия. Да и Николай Николаевич, если он жив и здоров, не будет сидеть сложа руки… А хорош Амур», — продолжал размышлять капитан.
Река опять была в разливе. Сильный встречный ветер вызывал порядочное волнение, и шлюпку подбрасывало. На крутых скалах стоял густой лес из огромных голенастых белых берез. Толстые длинные стволы стеснились в полосатую стену над камнями утесов. Березы сильно качались, стволы их гнулись, зеленые шапки клонились на сторону. Там, на крутых склонах гор, видно, отчаянно выл ветер, но здесь не слышно было даже шума леса: его заглушал грохот и плеск волн. Шлюпка пошла к левому берегу.
— Вот в этой деревне, капитан, маньчжур торгует! — сказал Позь.
На песке стояла черная мачтовая лодка. На обрыве виднелись амбарчики на сваях и несколько глинобитных юрточек.
В небольшом стойбище остановились. Матросы наменяли у гиляков свежей рыбы и сварили обед.
Торговца еще не было дома. Он, по словам Позя, оставался на Тыре. Это был один из тех, кого там судили.
Капитан вошел в дом к гиляку, где жил торговец. Он смотрел и слушал, как торговались матросы с приказчиками. Невельскому пришло в голову, что китайцы живей маньчжуров. Они веселей, чаще шутят и в то же время держались просто и с достоинством.
Хозяина дома — гиляка, у которого выменяли рыбу, — звали Умгх. Он рослый, с могучими плечами. По словам Позя, Умгх знал по-маньчжурски. Сидя на поджатых ногах, он о чем-то рассуждал с приказчиками.
— У него отец был китаец, — сказал Позь, кивая на Умгха. — Его мамка спала с китайцем. Про него все говорят — в нем китайская важность!
«Действительно, в нем есть важность», — подумал капитан и тут только сообразил, что и манерой держаться, и всем своим обликом Умгх похож на китайца. Китайцы — земледельцы. Гордая, древняя нация… К сожалению, сюда попадают охотники легкой наживы, не те, что своим трудом создали одну из древнейших цивилизаций.
Торговцы угостили Невельского водкой. Он просил их приезжать на Иски торговать. Они обещали.
Все жители стойбища долго стояли под обрывом у фанзушек, видимо беспокоясь за судьбу русского суденышка, пустившегося под парусами в такой ветер. Но шлюпка шла уверенно.
Позь сидел на корме подле капитана и говорил, что удивляется, откуда русские взяли, что здесь есть города.
— Миддендорф тоже про это всегда спрашивал.
— А ты, Позь, держись за русских, — сказал Шестаков, — тебя тут большим начальником сделают.
— Я еще в Петербург поеду, — отозвался гиляк.
Матросы засмеялись.
«Он в самом деле пойдет далеко!» — подумал капитан.
Матросы после Тыра, где гиляки выказали много отваги и явно сочувствовали русским, стали с ними порадушнее.
— А вот приказчик, первый-то раз отпускал нам товар в Аяне, — потихоньку рассказывал товарищам Конев, сидя на носу за парусом, — так сказывал, что, мол, не все начальство за капитана. Завойко кричал на нашего-то, дескать, отпускаю товар, а сам не знаю, что мне будет за это, и, мол, есть генералы, что нашим недовольны. И так, видать, ему не хотелось товар отпускать… А капитан наш этот товар размотал, раздарил да все по дешевке роздал. Я ему вчерась говорю — дешево отдаем, в Расее и то за такую цену каждый схватит. Мол, Завойко, говорю, обидится, а он говорит, обойдется все, мол, двум смертям не бывать, а одной не миновать.
— Отчаянный он стал! — отвечал Фомин. — Как маньчжура ухватил!
— Ладно, что не ждал, когда маньчжуры нападут, сам первый ударил, а то бы его схватили, и нам бы тогда…
«Эх, я бы тут жил себе вольно!» — думал Конев, глядя на берега.
По службе он был очень исправен и старателен, но офицеров не любил и капитана всегда поругивал. Все удивлялись, когда он попросился с судна в экспедицию. Еще на родине, под Пензой, наслышался Конев, как живут беглецы в степи у башкир и киргизов. Видел он потом селения выходцев из Европы и в Америке и на Гавайях и полагал, что люди в них живут не хуже, чем у башкир.
После того как повидали на Амгуни землю и особенно после Тыра, матросы стали совсем по-другому смотреть на здешние места. И хотя еще ни единого русского селения не было на берегах Амура, а вольный Степка сам сбежал от своих, матросы, спускаясь вниз по реке, чувствовали себя так, словно вокруг были знакомые места. Хотя знали они всего лишь несколько стойбищ да промеривали нынче и в прошлом году фарватеры. Но никто из них еще не ступил в тот темный, грозно качавшийся лес, что стоял на сопках.