Гонконг, стр. 89

Глава 30

НА ЖЕМЧУЖНОЙ

Я пью за наши банки...

Редьярд Киплинг

Разговорившись с Сайлесом на пароходе, Алексей подумал уже не в первый раз, что о людях и событиях он мыслит через деньги. Сайлес, видимо, вообще мыслит деньгами.

Приходилось видеть людей, которые, получая деньги, волнуются, путаются, сбиваются со счета, а без денег хиреют, живут в тревоге о деньгах, а при случае не умеют ими распорядиться. Сайлес просто брал и просто отдавал: это еще в Японии при знакомстве замечено, когда он не скрывал, живя на американском военном судне, свои аферы с японским золотом и с долларами. Туз с размахом, не мелкий ростовщик, берущий заклады от прогулявшихся моряков.

Алексей знал, что ныне банкиры во всем мире становятся влиятельны, банки считаются двигателями промышленности и торговли, иногда бывают от них зависимы правительства.

Сайлес под хорошее настроение откровенно признался, что вкладывает деньги в разные предприятия и даже авантюры. Из каждого дела неизменно, благодаря настойчивости и умению представлять свои доходы и расходы и мыслить деньгами, извлекается прибыль.

Финансист должен хорошо знать жизнь. Каждый банкир – реалист! Как хороший, не сумасшедший художник! Нельзя сорить по одним впечатлениям, вкладывать в дело деньги или талант. Это одинаково!

Поэт денег, судя по тому, как говорит! Без денег жизнь общества застыла бы. Банки представлялись Сайлесу кроветворными органами. Чистая и здоровая кровь денег оживляла сильный организм окружающего многоязыкого общества, помогала ему избавляться от болезней и страданий. Тысячи кули с семьями, по его словам, можно посредством денег и работы превратить из голодных нищих в нормальных людей.

Сайлес знал здоровую силу денег. Он знал и преступную силу денег, подобную преступной силе власти, мог деньгами, как шаман злыми духами, заклевать человека, мог посредством денег проникать, как ему казалось, в самые интимные и потаенные уголки человеческой души. При этом считал себя гуманным, веря, что приносит пользу всем, с кем соприкасается, кого ссужает, от кого извлекает потом ссуды с выгодой и за кого думает, умело пробуждая в должниках энергию для бизнеса и самоспасения.

Сайлес уверял, что служит деньгами обществу и рано или поздно с каждым своим знакомым в каком-то виде входит в денежные отношения. В то же время чистосердечно признавался, что и он не застрахован от катастрофы. Но пока, благодаря своему сильному характеру, не беднел, хотя, рискуя, оставался временами без денег.

Сибирцев нравился ему тем, что, не избегая его общества, держался стойко и в денежные отношения не входил.

Трогательно: это единственный человек, который дружелюбен не из-за денежной корысти. Даже в плену свободен от влияния «ветра денег»! Неужели ему достаточно суконной формы с эполетами и жалованья за службу? Что он хочет, о чем думает? Это был новый для Сайлеса тип: по-своему сильный юноша. Временами при всей симпатии в отношении к нему являлись оттенки неприязни и горечи, словно бизнесмен угадывал непрактичного человека. Может быть, его капитал где-то существовал? Они живут на золотой земле. Рабочие руки у них есть, судя по отзывам Купера и других работодателей.

Сибирцев так держался, будто Сайлес имеет цену сам по себе, а не по банковскому счету. Если бы вдруг разорился и впал в ничтожество, то, может быть, остался бы для Алексея Николаевича таким же приятным. Но неужели он не понимает, что без денег и банка я не имею никакой цены и значения? Он меня ободряет и этим дорог! Если бы Сайлес все потерял? Не вижу в себе в таком случае никакого интереса! Сайлес без денег был бы как художник без души, писатель с угасшим навсегда вдохновением!

Но у Сайлеса была слабость, в которой он не стеснялся признаваться. В денежных делах он дока. Но хотелось бы стать человеком власти. Разве не мог бы?

«Как вы думаете, Алексей?»

Мало богатства и денежной славы. Разве нельзя стать консулом Соединенных Штатов? Консулом России? Он мог бы пойти далеко! Никто об этом не догадывается, приходится самому напоминать.

Как доказать государственному департаменту Америки, каким дипломатическим тактом и энергией он владеет? Где, кому показать свой государственный ум? Стать американским консулом в Гонконге! Послом в Китае! Деятелем американской администрации! Даже английской службы! Желание власти было его ахиллесовой пятой. Только бы найти подходящее государство! В своем кругу он не раз критиковал Боуринга и Стирлинга. Неумело, неискусно ведут дела! Сайлес на месте Боуринга давно бы нашел общий язык с китайцами.

Сибирцев готов предположить, что Сайлесу что-то надо от него. Что делать, раз пустился на авантюру! Не сидеть же сложа руки! Это не меняло хорошего настроения...

Тут так красиво! Над Жемчужной сияло жаркое осеннее солнце. По реке вверх и вниз шли парусные суда, лодки и плашкоуты, а на берегу толпы рабочих в лямках вели тяжелые мачтовые баржи против течения.

– Вам нравится? – заметил Сайлес.

– Да. Но почему река называется Жемчужной?

– Здесь, на этом рукаве Кантонской реки, добывали речной жемчуг. Да и сейчас... Но жемчуг не только в реке! Посмотрите! Жемчуг на полях, на реке и в воздухе! Такой торговли нет ни в одном порту Азии!

Алексей почувствовал благодарность к этому дельцу Сайлесу. Он как бы отдернул занавес и показал великолепное зрелище движения по воде между Кантоном и Гонконгом.

– Вот сюда, на эту реку, к этому острову подходили когда-то вооруженные до зубов опиоторговцы. На судах, прекрасно оснащенных, вооруженных пушками лучше, чем корабли флота Ее Величества. Это было всего лишь двадцать лет тому назад. Подходило навстречу им вооруженное китайское судно – старая лоханка с яркими тряпками на древках и с деревянной пушкой, и мандарин передавал капитану бумагу о запрете торговли опиумом. Задавался вопрос: «Есть ли у вас опиум?» – «Да». – «В таком случае покиньте наши воды под страхом потопления вашего корабля».

– Что же дальше? Товар во время этого разговора с властями перегружался на ту же джонку компрадором, а мандарин в подарок получал ящик опиума...