Гонконг, стр. 111

– Пока придет ратификация из Эдо, простоять придется не меньше месяца, – говорил Константин Николаевич Посьет, сидя за знакомым столом в Гекусенди.

Американцу рассказал о передаче шхуны «Хэда», о платеже, о ратификации и об одарении японского правительства корабельной артиллерией.

Римский-Корсаков помалкивает, держится в стороне, наблюдает, слушает с интересом. Харрис тоже следит за ним внимательными взглядами.

– А-а, Мориама Эйноске! – воскликнул Посьет.

Все невольно встали, завидя знакомого японца. Лучший переводчик и величайший дипломат. Так вот кому препоручили вести дела с американцами! Тут мистеру Харрису нелегко придется: коса найдет на камень.

Элегантен, строен, мужествен. Мориама-сан немолод, но моложав, гладок, выхолен, как знатная персона, плечи и кулаки как у боксера. Легок на ногу, гибок и телом и умом. Такие крепкие, пожилые люди опасней всего в делах. «Кто сказал, не Конфуций ли, – старался вспомнить Посьет, – что в борьбе молодого со старым всегда побеждает старое! Жаль, Гошкевича нет, он знает все эти заповеди. Но и Харрис немолод, такой же породы, только европейской школы, говорил, что в Париже часто бывал и там свой человек. Кого только судьба не заносит в Японию!»

Корсаков знал Мориаму по первым встречам в Нагасаки. Тогда он по обязанности простачком прикидывался, ползал или лежал между договаривающимися делегациями плашмя на полу, не смея глаз поднять на свое высокое начальство.

Харрис без всяких церемоний сказал Мориаме, что в услугах его сегодня не нуждается.

– Нам сегодня переводчики не требуются! – пояснил Хьюскен, сидевший развалясь, и расхохотался, дружески кивая японцу.

– Корпус переводчиков отдыхает, – пояснил Посьет.

– Шпионы на каждом шагу! – сказал Харрис. Он вернулся к столу и принялся открывать бутылку.

О войне англичан с Китаем у консула не было никаких сведений. Удивился, что губернатор рассказал коммодору и капитану политические новости. Интересно. К этому шло, но оскорбительно! Почему скрывается от Харриса? Почему предпочтение тем, кто явно хочет тут выставить себя соперниками Америки? Японцы раздувают их значение в своих целях!

– А нам предстоит зайти в Гонконг! – пожаловался Посьет.

Харрис расхвастался, что в Гонконге у него прекрасные знакомые, с которыми и деловые и приятельские отношения. Известные Армстронг и Лоуренс его поверенные.

– У вас, вероятно, знакомые и в Макао? – спросил Римский-Корсаков.

– Да, конечно! Всюду американцы, и всё свои люди. К английской агрессии не имеют никакого отношения. Некоторые американские фирмы предпочитают вести дела с Китаем, находясь не в Гонконге, а в условиях большей независимости; в Макао. Снимают под свои конторы и склады роскошные дворцы обедневших португальских грандов. В Макао у меня друзья, крупный делец Дринкер мой приятель, я в переписке с ним. И даже, ха-ха-ха-ха-ха... в интимной переписке с их милейшей дочкой, пятнадцатилетней красавицей Катти. Ах, что за милые послания шлет она с описанием всех мелочей жизни. Это целые отчеты! Но, к сожалению, почта приходит очень поздно. Ее письма для меня интересней гонконгской периодической прессы... Капитан Корсаков, не вздумайте увлечься Катти! При этом непременном условии я дам рекомендательные письма к ее отцу. Но... вы... Вы слишком good-looking [77] .

Казалось бы, распоясался, в то же время очень радушен. Но дело и свои цели эти люди помнят всегда в любом состоянии.

– Мой коммодор! За ваше здоровье! За здоровье коммодора, господа...

Посьет возразил, что такого чина у нас нет.

– Я знаю! У вас нет чина коммодора! Но все же вы – коммодор! Вы командуете эскадрой, исполняя дипломатическое поручение, какие у нас возлагали на коммодора Адамса! Мой коммодор!

Посьет дал характеристики губернатору, знакомым чиновникам и переводчикам, в том числе и Мориаме.

«Зачем он так откровенен с этим господином? Верный ли тон взят?» – озаботился Римский-Корсаков.

Харрис не нравился Воину Андреевичу, не вполне нравился ему и Посьет. «Казалось бы, умный и дельный. Облечен величайшим доверием. Откуда выскочил, грубо говоря? Где откопал его Путятин и за какие качества приблизил и возвысил? Назвал его именем самую лучшую гавань Приморья – мира будущего. На англичанина смахивает, и этого уже достаточно Евфимию Васильевичу. Обязателен, знает языки и уже коммодор – по сути дела, американец не ошибся. Ведет переговоры с Японией и Америкой от имени России. Тысячу раз прав Гончаров. Разве в петербургском самовластье дело? Да у нас на эскадре у Евфимия Васильевича в десять раз худшее самовластие и тирания! И самодурство! И никто не пикнул. При этом авантюристов и проходимцев у нас и в правительстве, и около правительства не меньше, чем в Америке. А вот говорят, что у них все стоит на предприимчивых личностях! Это еще вопрос, кто кого по этой части за пояс заткнет».

Воин Андреевич не завидовал, в дипломаты не собирался, Константин Николаевич дорогу ему не переходит, держится просто, естественно, мнения окружающих выслушивает и, если стоит, принимает.

Когда возвращались на суда, Колокольцов сказал:

– Зачем, Константин Николаевич, так выкладываете ему все? Мне кажется, что этот американец порядочный пройдоха.

Колокольцов спутник и друг Посьета, много плавал с ним и жил в Японии.

– Ну, может быть, не так строго! – отозвался Константин Николаевич.

«И мне кажется, лучше бы держать язык за зубами! » – полагал Корсаков.

Он сам смеялся сегодня и шутил и в карты играл. Говорили про Крымскую войну, и Воин Андреевич заявил, что если английского солдата лишить привычного рациона и комфорта, то он потеряет боеспособность. Под Севастополем британцы не отличались, чего нельзя сказать про французов, которые смелы и отважны в любых условиях.

Надо знать, в чем быть откровенным и радушным, чтобы самим не попасть впросак!

– Мой дорогой! – обратился Посьет к своему молодому другу и неизменному спутнику. – Мне нужны рекомендательные письма в Гонконг. Придется попросить Харриса одолжить деньги. У нас гроши остались с Воином Андреевичем до Гонконга. Как бы японцы нас ни одаряли, а надо еще покупать сувениры...