Задорнов Єнд Кo, стр. 16

РОССИЯ — ЭТО НЕ ГОСУДАРСТВО — ЭТО РОДИНА!

После концертов, как правило, за кулисами собираются зрители.

Кому автограф, кому сфотографироваться с тем, кто выступал. Как теперь говорят — «сфоткаться». Я никогда в жизни ни у кого не брал автограф. Только щедро раздавал, не скупясь, поскольку чего-чего, а этого добра у меня навалом. Честно говоря, я не знаю, зачем людям нужны автографы. Может, они и впрямь, как я когда-то шутил, прикладывают их к больным местам. Но у некоторых «фанов» этих листочков с торопливыми, непонятными загогулинами артистов, больше, чем горчичников у больного пожизненным бронхитом.

Желание сфоткаться понимаю. Показать компании: видите, это я, а это мой кореш Мишка!

В Воронеже после концерта я, как обычно, работал банальным закулисным фотоателье. Сначала спросил куда встать, кого обнять, к кому прильнуть? Расставил руки, как коршун крылья в полете, а под ними уже минут двадцать менялись желающие прослыть моим лучшим корешом или корешицей.

И вдруг я заметил поодаль женщину. Ее трудно описать. В ней все было обычным. По таким русским женщинам трудно сказать, сколько им лет.

У нее в руках была рукопись. Небольшая. Она подошла ко мне последней:

— Извините, я не фотографироваться…

— А что?

— Хуже. Почитайте, пожалуйста, — это мой сын написал. Он талантливый. Не пожалеете.

По ее глазам, которые старались быть веселыми и непросящими, я скорее почувствовал, чем понял, что лет десять ее сын пытается достучаться до какого-нибудь приличного издательства. Тут же представил, сколько он выслушал от редакторов унизительно-утешительных слов. Вспомнил десять лет своей молодости, которые я мытарствовал по столичным редакциям. Один из престижных редакторов наипрестижнейшего юмористического издания, прочитав первый абзац моего рассказа, сказал: «Дерьмо!».

Я покраснел. Я тогда умел это делать еще без напряжения. «А если в нем что-нибудь переделать?» — спросил я, не столько надеясь, сколько от растерянности.

— Все равно дерьмо будет! — вынес редактор окончательный приговор, не подлежащий обжалованию.

Через три года после того, как я получил премию «Золотого теленка» «Литературной газеты», рассказ был много раз перепечатан. Причем, один раз тем же редактором. В ресторане Центрального дома литераторов за бутылкой, которую я ему поставил, я сказал: «Между прочим, в этом рассказе я так ничего и не переделал».

Без смущения он мне ответил: «А он так и остался дерьмом. Просто ты теперь у нас знаменитость. И у тебя можно печатать все. Все равно будет успех. Давай выпьем за то, что ты своего добился. Молодец! Я верил в тебя! Поэтому и не печатал. Посылал тебе испытание. Ты мне должен за это еще одну бутылку поставить за правильное воспитание».

Я с ним согласился. И поставил еще одну бутылку.

Глядя на эту женщину за кулисами, я вспомнил все это. И пообещал ей прочитать рассказы сына.

Сколько бы ни говорили наши эмигранты, что из России все талантливые люди уехали и поэтому некому ее приводить в порядок, я с ними никогда не соглашусь. Да, Россия — это не лучшее в мире государство, но лучшая на земле Родина! Она все родит и родит одаренности, как бесконечно черноземное поле картошку.

Просто собрать эту картошку пока некому. Потому что у картошки нынче нет рейтинга. Рейтинг у омаров и у устриц. И у меня тоже есть рейтинг. Не такой, как у омаров, но все-таки... Поэтому я и написал эти вступительные слова, чтобы поделиться своим рейтингом с еще неизвестным, но уже давно настоящим русским писателем!