Смутная пора, стр. 38

– Опасаюсь, браты, что враги позора своего не простят, пошлют против нас большое войско. Не устоять нам одним…

Почесали казаки затылки. Так-то оно так, да вдруг новый гетман пакость учинит? Как бывшим донским смутьянам и мазепинским сердюкам на гетманскую милость надеяться? Заманит ласковым словом, а потом…

– Нет, Петро, подожди объявляться, – сказали, подумав, казаки. – Лучше на воле погибнуть, чем в царской неволе жить!

Петро Колодуб возражать не стал, но мысль о необходимости присоединиться к войску гетмана с каждым днем беспокоила все больше… Солдаты Карла XII разорили дотла окрестные деревни, добывать продовольствие становилось все трудней. Кончался запас свинца и пороха. Лошади падали от бескормицы.

И кто знает, что было бы с «лесными казаками», если б не подоспела неожиданная радостная весть: царь возвратил из сибирской ссылки Семена Палия. Рука об руку с новым гетманом Скоропадским готовит старый батько казацкие полки для обороны отчизны.

Петра Колодуба словно свежим ветерком обдуло. Приободрился, повеселел и в тот же день, взяв лучшего коня, помчался к Палию.

Да, это был он, прославленный батько Семен Палий! Помутнели его голубые глаза, прибавилось морщин на лице, поседели, обвисли пышные усы, совсем белоснежной стала большая борода, отросшая в сибирской ссылке. Но зато по-прежнему гордым соколом казался батько казакам, когда, лихо подбоченясь, сидел на коне. И прежним, молодым задором веяло от призывных речей старика – неукротим и лют был батько к предателям и врагам своей матки-отчизны.

Ничего не утаил от старика Петро Колодуб. Рассказал, как бунтовал он с Булавиным, как бежал потом на Украину, как обвел проклятый Мазепа его и других казаков хитрыми, лживыми словами, как ушли они от него, не желая служить изменнику.

– Добре, добре, сынку, – одобрил батько. – Замолвлю за вас слово гетману, ныне не время старые счеты сводить. А о том не сомневайтесь, что под царской рукой служить будете… Вам, казакам, всем ведомо, что царское величество не всегда меня пирогами жаловал, а ныне я под его знаменами и умереть рад…

Посмотрел Петро в глаза батька и не понял: то ли от сердца говорит старик, то ли хитрит? А батько булавинского есаула сразу разгадал и брови нахмурил:

– Матка-отчизна наша много нестроений разных видела, много крови пролито на полях ее… Но не было еще большего зла и горя для нас, чем ныне, когда чужестранцы, приведенные сюда иудой Мазепой, народу нашему ярмо навеки надеть хотят, когда в святых храмах наших уже кормят коней своих поганые нехристи…

Поднялся тут с места старый Семен Палий. Силой великой и страстью слово старика зажглось:

– Ныне час настал, Петро, всем казакам, и селянам, и голоте вместе с государевыми войсками стоять против недругов общих… Нет ныне у нас, сынку, пути иного! За целость народа нашего стоять поднимаю я вас, казаков! За матку-отчизну, за лучшую долю ее! Чуешь, голубь?

Радостно и легко стало на душе Петра Колодуба, В полной мере дошли до него слова старика. Опустился Петро, по казацкому обычаю, на колено, руку батьке поцеловал и твердо ответил:

– Чую, батько!

Через несколько дней охотный отряд Петра Колодуба, с разрешения царя, влился в войска гетмана Скоропадского.

XI

Мазепа видел, что планы его рушатся. Несомненно, он пытался разобраться в причинах постигшей его неудачи. Ведь все как будто складывалось хорошо, все было учтено, обдумано, успешно вовлечены в заговор нужные люди из числа старши?ны, приготовлен провиант для шведов, отведены все возникавшие подозрения, обманут такой человек, как царь Петр. Какая же непредвиденная, грозная сила стала на пути?

События, происшедшие после измены, свидетельствовали, что такой силой был украинский народ, с которым менее всего считался воспитанник иезуитов, вынашивая свой дьявольский замысел. Украинский народ не только не последовал за изменниками, но единодушно их осудил. Все хитроумие Мазепы оказалось бессильным, чтобы обмануть украинских казаков и селян, поколебать их нерушимую дружбу и братскую солидарность с русским народом. Все чаще Мазепа сознавал, что для него теперь ничего не остается, как поскорей унести отсюда ноги, но развращенный мозг его еще продолжал выискивать новые лукавые способы, чтобы выбраться из тяжелого положения…

Уже несколько ночей подряд Мазепа проводил наедине с оставшимся при нем кривоглазым полковником миргородским Данилом Апостолом.

О чем они говорили – неизвестно. Только в одну из зимних ночей Апостол куда-то исчез из шведского лагеря и больше сюда не показывался.

А через некоторое время Иван Степанович, отпустив в шинок всех слуг, завесил окна в комнате, запер дверь, достал какое-то письмо, полученное через гадяцкого попа, и, нетерпеливо, трясущимися руками разорвав конверт, стал читать:

«Ясновельможный господин, – было написано знакомым ему почерком. – Доношение ваше через полковника миргородского его царскому величеству сообщено. Видя ваше доброе намерение и обращение, государь принял то милостиво и повелел мне писать вам с крепчайшим обнадеживанием, что ежели вы начатое свое намерение потрудитесь исполнить, то государь примет вас не только в прежний уряд и свою милость, но оную изволит умножить… На те кондиции, предложенные через господина полковника, государь соизволил согласиться и гарантеров, желанных от вас, для содержания той амнистии принимает… Только надлежит вашей милости постараться, дабы об известной главнейшей особе, по предложению своему, безопаснейшим образом сочинить… Буде же о самой той особе невозможно, то хотя бы о прочих, знатнейших, то учинить по предложению. А удобно то учиниться может, понеже наши войска вблизости обретаются…» [36]

Дочитав до конца длинное письмо, Мазепа облегченно вздохнул, перекрестился.

Письмо было от Головкина. Предложение Мазепы «схватить и выдать короля и знатнейших генералов», переданное полковником Апостолом, получило одобрение.

Обещание принять Мазепу «в прежний уряд и милость» будило надежду, что не все еще потеряно.

Продолжая ежедневно бывать у короля, гетман теперь еще более, чем прежде, старался показывать ему свою преданность и усердие, помогал советами, льстил и ободрял, а втайне подготовлял заговор против него…

Вскоре план был до тонкости продуман. «Главнейшая особа» молода, смела, горяча и ничего не подозревает. Легкомыслие и самонадеянность короля облегчали дело.

XII

Всю зиму стычки между шведскими и русскими войсками продолжались с переменным успехом. Русский генерал Аларт выбил шведов из Ромен. Король захватил Зеньков, куда с января перенес главную квартиру. Был взят шведами и укрепленный городок Веприк, но какой ценой! Небольшой русский гарнизон и вооруженные жители-украинцы две недели стойко отбивали все атаки неприятельской армии. Рвы вокруг городка были завалены шведскими трупами.

В конце января шведы овладели Опошней, сожгли Красный Кут и Городню, продолжая продвигаться на юг. Однако достаточной ясности в их планах не имелось. Пленные и «языки» довольно единодушно показывали, будто король собирается идти на Воронеж, чтобы сжечь русский флот.

Такие вести сильно беспокоили царя Петра.

Он находился в Сумах и оттуда писал Меншикову:

Шпионы-попы донесли, что шведы двигаются к югу, а пленные продолжали твердить о Воронеже.

Петр не выдержал. Надо немедленно учинить охрану флота, принять меры, чтобы русские корабли с весны стояли у Азова и отвлекали турок от союза со шведами. Вместе с Меншиковым царь едет в Воронеж.