Смутная пора, стр. 26

Подозрение против Сенявского одновременно подтвердили и другие лица. Головкин, поблагодарив гетмана за верную и радетельную службу, оставил вопрос на его усмотрение. [28]

Мазепа расположил свой обоз недалеко от Белой Церкви и стал нетерпеливо ожидать прихода шведских войск.

… А доносы на гетмана продолжались.

Явился в Преображенский приказ какой-то рейтар Пирон, освободившийся из турецкого плена. Он донес, будто виделся в Яссах с проживавшим там русским человеком Василием Дрозденко. Тот сказал ему: «Служа в Польше при короле Станиславе, я видел, как какой-то чернец приносил королю письмо от Мазепы. Гетман писал, что казаки будут воевать против царя и ждут прихода шведов».

Этот донос был основательнее кочубеевского. Но ему тоже веры не дали, а царь послал гетману утешительную Грамоту:

VII

Сославшись на болезнь, Василий Леонтьевич Кочубей не поехал к войску, а перебрался с семьей в любимую свою маетность Диканьку, вблизи Полтавы. Сюда часто наезжал, к нему старый задушевный друг и свояк, бывший полковник полтавский Иван Искра.

В молодости Искра служил при самом Богдане Хмельницком, преклонялся перед его мудростью, всю жизнь свято хранил в сердце заветы славного гетмана.

Возвышение Мазепы происходило на глазах Искры. Он никогда не одобрял дружбы Кочубея с подозрительным, хитрым шляхтичем.

– Ох, смотри, Василий, – не раз предупреждал Искра свояка, – не водись с чертом, попадешь в чертово пекло…

С тех пор как Мазепа стал гетманом, Искра, оставив службу, жил в своем полтавском поместье, занимаясь хозяйством. О деятельности Мазепы он мог судить лишь понаслышке. Но когда Кочубей рассказал о своих подозрениях, Искра сразу почувствовал, что они не лишены оснований.

– Изменит, непременно изменит, вражий сын, – заволновался старый Искра. – Пустили мы козла в огород… Надо обо всем государя известить…

Кочубей поведал о своих прежних неудачах с донесениями. Искру это не смутило.

– Дело идет о судьбе отчизны, – сказал он. – Нельзя падать духом, будем помышлять о пользе общей, как старый Хмель нам заповедовал…

– Опасаюсь, сват. Явных-то улик у меня нет, – возражал Кочубей.

– Станет для начала и того, что ты знаешь, а когда начнут клубок разматывать, так и до гнилого корешка доберутся…

После долгих совещаний свояки договорились. Искра явился к ахтырскому полковнику Осипову и под именем божьим и клятвою душевной объявил:

– Послал меня Василий Леонтьевич Кочубей сообщить вам, что гетман Мазепа, согласившись с королем Станиславом и Вишневецкими, умышляет измену…

Полковник ахтырский, услышав такие слова, даже в лице изменился.

– Да ты что, рехнулся, что ли? – обрушился он на Искру. – Какие у вас явные улики против гетмана, чтоб в измене винить?

– А первая улика та, – ответил Искре, – что Мазепа все свои скарбы и пожитки одни за Днепр выпроводил, а другие с собой возит…

– Эка, грех какой! – поморщился Осипов. – Да тут изменой еще и не пахнет…

– А вторая улика, – невозмутимо продолжал Искра, – что гетман в народе разглашает, будто царское величество велел всех казаков писать в солдаты, а войско запорожское стращает, будто царь велит их разорить и места их опустошить… А во всех полках своего регимента гетман приказал, будто по именному государеву указу, брать великие поборы с казаков, дабы тем самым народ отягчить и возмутить…

– А вам ведомо, кто с гетманом заодно стоит? – спросил полковник Осипов.

– Лучше всех про то знает ближайший его человек генеральный писарь Орлик, через которого, как нам ведомо, всякие тайные пересылки отправляются…

– А старши?на генеральная и ближние полковники про злое намерение гетмана ведают?

– Ведают, однако известить государя не смеют: одни по верности к гетману, другие из страха, что им не поверят.

– Хорошо, – сказал Осипов, – я ваше доношение отправлю государю. Отвечать не мне, а вам придется… Еще о чем просите?

– Еще мы просим, – добавил Искра, – чтоб наше верное доношение было крепко укрыто, ибо нам ведомо, что некто из близких людей государя обо всем царственном поведении немедля доносит гетману…

Полковник Осипов обещание исполнил. Двадцать седьмого февраля донос пришел в Бешенковичи, где была тогда ставка царя. Но Мазепа опять опередил своих противников. Его письмо, в котором он сообщал о сочиненной на него клевете и умолял произвести строгий розыск, царь получил еще три дня назад.

Мог ли Петр поверить доносу? На первый взгляд может показаться, что он должен был по крайней мере усомниться в верности гетмана и заняться тщательным розыском. Однако слишком сложна была историческая обстановка и многие причины побуждали царя оставить донос на гетмана без последствий. Мазепа верно служил уже двадцать с лишним лет. Доносы и наветы на него шли все время и всегда оказывались лживыми. Теперь, когда Карл и Станислав готовились к походу на Украину, понятно было их желание поколебать доверие царя к верному гетману. Сам Мазепа не раз указывал на подобные злые умыслы врагов.

Именно с этой стороны донос и обеспокоил Петра. Ежедневно он получал известия о происках врагов. Карл посылал на Украину своих лазутчиков, мутил народ.

«А нет ли у Кочубея связи с неприятелем?» – подумал царь и приказал Головкину вызвать доносчиков в ставку.

Гетману же царь ответил лично, что «клеветникам, на него ложно наветующим, никакая вера не дается, но и паче оные, купно с наустителями, воспримут по делам своим достойную казнь».

Подозревая, что в доносе Кочубея и Искры участвует, также сват судьи, полковник миргородский Апостол, известный своим «противенством» царским указам, Петр приказал Мазепе тайно схватить всех троих и, «сковав оных», прислать к нему.

Гетману указ не понравился. Он знал, что никаких знаков его измены Кочубей и тем более Искра не имеют, но вдруг они все же сумеют пробудить у царя подозрение?

И потом… полковник Апостол? Правда, Апостол, выдав дочь за старшего сына Кочубея, находится с судьей в дружбе, однако за последнее время гетман сумел расположить его к себе и кое-что даже открыл ему. Полковник Апостол стал нужным ему человеком, выдать его царю гетман никак не мог.

Он тайно вызвал к себе полковника и сказал:

– Царское величество прогневался на Кочубея за вечные на меня лживые доносы и хочет его казнить… Но я, видит бог, крови его не желаю. Пошли кого-нибудь от себя в Диканьку, предупреди, чтоб Кочубей немедля отъехал на время из Украины…

Давая возможность Кочубею скрыться, Мазепа поступал так вовсе не из жалости к старому приятелю. Это была все та же тонкая игра. Если Кочубей испугается и убежит за рубеж, его «воровство и злой умысел» будут царю явны. Если он не скроется, будет схвачей и казнен, сват его полковник Апостол перед всеми засвидетельствует невинность гетмана в пролитой крови.

Апостол таких тонкостей не понимал. Он поблагодарил гетмана за доверие и спешно послал гонца к Кочубею.

Однако Василий Леонтьевич советов своего свата не принял, а решил по своему. Вместе с Иваном Искрой он тотчас же выехал из Диканьки и отдался под покровительство полковника Осипова.

Тот радушно принял беглецов и, оставшись с ними наедине, показал только что полученное письмо Головкина:

«Всемилостивейший государь, выслушав дело, повелел мне написать, чтобы вы немедленно объявили господину полковнику Искре, что царское величество верность его и объявление принял милостиво. И понеже желает о таком важном деле слышать сам, того ради указал вам с господином Искрою ехать через Смоленск к войску, а до времени дело сие содержать в высшем секрете, ибо его царское величество желает то зло через вас упредить, дабы в малороссийском крае не произошло какого возмущения».