Донская либерия, стр. 12
– Любо, любо, атаман! – закричали запорожцы.
– Станем заедино с донскими казаками!
– Дадим помощь! Дадим пушки!
– Побьем панов и арендарей!..
Кошевой Финенко, не раз сердито поднимал палицу, насилу остановил крикунов:
– Негоже, лыцари… Нынешней зимой в поход подняться невозможно… Потому казаки наши ныне на государевой службе. Ежели мы поднимемся, их всех в Москве задержат.
Но кошевому долго говорить не дали. Сиромашные закричали:
– Сам ты негож!
– Покинь, скурвый сыну, кошевье, бо ты уже казацкого хлиба наився…
– Ступай прочь, ты для нас негоден.
– Положи палицу! Положи!
Кошевой повиновался. Бросил на землю шапку, положил палицу, поклонился товариству, отошел в сторону. Громада продолжала буйствовать. Старики напрасно пытались удержать сиромашню:
– Ой, лихо всем будет, коли не послухаете кошевого…
– Нема на всим свити того лиха, шоб мы его боялись! – крикнул Лунька Хохлач.
– К нечистой матери старых дурней! – задорно подхватил другой казак. – Костю Гордеенко треба просить…
– Костю… Гордеенко… – подхватили сотни глоток.
– Симонченку! Горбатенку!..
– Гордеенко! Гордеенко! Костю!
Выкрики продолжались долго. Все казаки, имена которых были названы, уходили в свои курени. Кондратий Булавин, по-прежнему стоявший в круге, довольно жмурился.
Сиромашные своего добились, выбрали Гордеенко.
Десятка два казаков отправились к нему в курень сообщить волю товариства. Зная обычай, Костя сначала от чести отказался. Тогда двое казаков взяли его под руки, остальные стали толкать в бока и спину, приговаривая:
– Иди, иди, собачий сын, бо нам тебя треба, ты теперь будешь наш батько…
Войсковой довбыш ударил в литавры. Запорожцы окружили нового кошевого. Иные, подходя к Косте, мазали его бритую голову грязью, не забывайся, мол, на высоком месте.
Костя кланялся, благодарил:
– Буду чинить, панове, по вашей воле и по старым лыцарским обычаям…
– Так, батьку, так и чини, – отвечали довольные казаки.
– Будь здоровый да гладкий!
– Дай тоби боже лебединый вик да журавлиный крик!..
… После того как Костя Гордеенко был избран кошевым атаманом, войско запорожское приговорило: никому донского атамана Булавина не выдавать, в помощи донских казаков обнадежить, охотного войска запорожского не задерживать.
Булавин заложил свой стан сначала в Тернах на реке Самаре, а затем перебрался в Кодак.
Именно в это время Булавин написал первое обращение ко всем атаманам и вольным людям:
«Атаманы молодцы, дорожные охотники, вольные всяких чинов люди, воры и разбойники. Кто похочет с военным походным атаманом Кондратием Афанасьевичем Булавиным, кто похочет с ним погулять по чисту полю, красно походить, сладко попить да поесть, на добрых конях поездить, то приезжайте в Терны на вершины самарские». [16]
Вскоре эти булавинские грамоты стали обнаруживать и в донских станицах, и на всех дорогах и шляхах, и под Воронежем, и под Тулой, и под Тамбовом.
VIII
Пока Кондрат Булавин устраивался в Кодаке и собирал охотное войско, между Малороссийским приказом в Москве, киевским воеводою князем Дмитрием Михайловичем Голицыным и украинским гетманом Иваном Степановичем Мазепою велась деятельная переписка о том, как быстрей и лучше «изловить вора Булавина и разорить его воровское собрание».
«Декабря 20-го числа 1707 года будучие из Сечи казаки сказывали: приезжали-де в Сечу из Кадака вор Булавин с товарищами, и для того их приезду была в Сече рада, и в раде читали письмо. И просил он, Булавин, войско запорожское себе в споможение, чтоб учинить бунт в великороссийских городах… И тебе нашего Царского Величества верному подданому Войска Запорожского обоих сторон Днепра гетману и кавалеру Ивану Степановичу от себе в Сечу к кошевому атаману и ко всему поспольству по рассуждению своему писать, дабы они вышеписанного вора велели поймать, а поймав прислали б его за крепким караулом к тебе. Также, чтоб к возмущению бунта свою братью запорожских казаков они не допустили. И которые к тому злу обще с ворами явятся, и они б тем людям чинили наказание по войсковым правам. А когда тот вор Булавин с товарищами пойман будет, его прислать, оковав, за крепким караулом в Москву».
«Января 20-го дня 1708 года писал Войска Запорожского обоих сторон Днепра гетман Иван Степанович Мазепа. Посылал он нарочного посыльщика с письмом в Сечу к кошевому атаману и ко всему поспольству, повелевая им, дабы они выдали из фортеции Кадацкой донского бунтовщика Кондратия Булавина с его единомышленниками, и, сковав их, прислали с тем же его посланным. И когда с тем его письмом посланец в Сечу приехал, и в общей их войсковой раде по обыкновению то письмо было чтено, тогда все единогласно хотя и постановили того бунтовщика выдать, а на другой день собралися в другой раз на раду и первое свое постановление о выдаче тех преступников неистовые голоса пьяниц и гультяев переменили, понеже они большим числом превосходят добрых и постоянных людей. А сказали-де, что в Войске Запорожском никогда того не бывало, дабы таковых бунтовщиков выдавать. В одном только явили будто свою верность: послали есаула с коша в Кадак к полковнику тамошнему с письмом, дабы он все гультяйство, которое почал к себе прибирать тот бунтовщик Кондратий Булавин, разогнал. И ему, бунтовщику, приказал бы, чтоб он в Кадаке смирно жил, гультяйство к себе не собирал и ничего враждебного и вредительного против его, Великого Государя, не починал».
«Острогожский полковник Иван Тевяшов писал к изюмскому полковнику, чтобы он послал от себя в Терны, в Кадак и в Запорожье тайным обычаем для проведывания вора и бунтовщика Булавина… И января 29-го дня нынешнего 1708 года посыльные его возвратились в Изюм, а в расспросных их речах написано: ездили-де они тайным обычаем на вершину Самарскую в урочище Опалиху, и вниз той рекою Самарою проехали все курени севрюков запорожских, и сказывали они, что Булавин пошел в Сечу. А товарищей его в тех самарских Тернах не видали… А потом пришли в Кадак и объявились кадацкому полковнику, и просили, чтобы они приняты были в его курень, и сказывали, что пойдут с Кадаку в Запорожье казаковать. И он, полковник, в свой курень принял, и были они в том курене три дня и видели на лицо изменника Булавина дважды, а товарищей с ним, донских казаков, двенадцать человек. И при них он, Булавин, с полковником казацким в курене сидел пообочь, слушали челобитчиков. И в то число явились из Новобогородицкого с воеводским письмом три человека, жаловались на кадачан, что у них пограбили рыбу. И письмо воеводское читали, и он, Булавин, тех людей бранил и письмо ругал. А полковнику кадацкому говорил: вы-де не знаете, что они в письмах своих все плутуют да стращают. И в то время тем людям запорожцы за его словами справедливости не учинили».
«Из Киева февраля 28-го дня 1708 года. Донской казак бунтовщик Булавин жил немалое время в запорожском городе Кадаке, и приехало к нему с Дону сорок человек таких же воров, и поехал с ними в Сечу и просил запорожских казаков, дабы они с ним поступили к бунту, в разоренье Ваших Государевых великороссийских городов. И кошевой атаман к бунту не поступил, а за то его с атаманства скинули, а ныне выбрали нового атамана Константина Гордеенко, о котором ко мне господин гетман Мазепа писал, что древний вор и бунтовщик. И позволил ему вору охотников набирать, и оный вор несколько сот таких же воров собрав, через Днепр переправился, и ныне стоит на речке Вороновке, от Новобогородицкого верстах в двадцати, и многие к нему такие же шаткие люди пристают»
16
В подлинном булавинском обращении, присланном киевским губернатором Голицыным царю Петру и хранящимся в петровских бумагах, последняя фраза написана так: «…то приезжайте в терны вершины самарские». Полагая, вероятно, что неведомое слово «терны» появилось в результате описки, С. М. Соловьев в «Истории России» записал вышеозначенную фразу так: «… то приезжайте в черны вершины Самарские». В таком виде в дальнейшем эта фраза и печаталась во всех описаниях Булавинского восстания, в том числе и в моих очерках. Звучало это весьма романтично («приезжайте в черны вершины Самарские!»), но совершенно искажало точный адрес, указанный Булавиным для собиравшихся повстанцев. Булавин писал обращение в запорожском городе Тернах, расположенном на гористом берегу речки Самары, поэтому я и делаю соответствующее исправление в тексте.