Денис Давыдов (Историческая хроника), стр. 71

– Батюшка наш молебен и крестный ход надумал… Ежели желаете с народом помолиться, милости просим, – радушно пригласил он, степенно разглаживая окладистую, начавшую седеть бороду.

– Да, да, непременно… Спасибо, любезный! – отозвался Денис.

Командиры охотно согласились. Все направились вслед за старостой.

Дениса тронула и умилила картина народного торжества. «Ведь, наверное, в Москве не многие из них и были, – думал он, – а сколько чистой, бескорыстной любви к священному городу… И как чудесно выражают они свои чувства. „Без Москвы, как без головы… За нее и на черта полезешь!_“ Да, именно так думает и этот крестьянин, и я, и каждый русский… За тебя на черта рад, наша матушка Россия!»

Последняя фраза родилась неожиданно. Она выражала собственное чувство Дениса. Фраза хорошо звучала, так и просилась в стихи. Денис мысленно разбил ее на строки и повторил еще раз:

«Ей-богу, не плохо, – подумал он, – надо записать, пригодится…» И, довольный своей поэтической находкой, улыбнулся.

А на улице начинало вечереть. В небе сквозь редкие облака просвечивали первые неяркие звезды. Кругом не умолкал оживленный говор. Из церкви выносили иконы и хоругви. Веселые, ликующие звуки колоколов плыли над селом.

XIII

«Туча казаков» под начальством Платова, посланная Кутузовым наперерез неприятельским колоннам, отступающим к Вязьме, покрыла пространство, где последние полтора месяца действовали лишь одни партизаны. Войска Эверса были частью истреблены, частью убежали к Дорогобужу.

20 октября, прибыв в Знаменское и оставив здесь юхновских ополченцев для охраны уезда, Денис со всей остальной конницей выступил к селу Рыбки, лежавшему на Смоленской дороге, между Вязьмой и Дорогобужем.

– Ну, господа, теперь для нас самая жаркая пора наступает, – предупредил своих товарищей Денис. Он ясно представлял, какое огромное значение приобретают подвижные партизанские отряды при отступлении неприятельской армии, растянутой на многие версты.

Настроение у Дениса было отличное. Ободренный хорошими вестями и благодарностью главнокомандующего, имея под начальством людей опытных и отважных, он желал лишь скорейшей встречи с противником и не сомневался в успехе будущих своих предприятий.

И вдруг казачьи пикеты донесли, что справа и слева в одном направлении с отрядом двигаются крупные кавалерийские части под командой генерал-адъютантов Орлова-Денисова и Ожаровского.

Денис насторожился. До сих пор он находился в глубоком неприятельском тылу, вдали от главной квартиры. Его партизанский армейский отряд отличался от других тем, что, находясь под общим руководством главнокомандующего, сохранял почти полную независимость в своих действиях. Теперь этой независимости, так ценимой им, угрожала опасность. Любой из генералов мог приказать младшему в чине командиру отдельного отряда, не имеющего особого задания, стать под свое начальство. А тогда попробуй вывернуться!

Денис знал, что такое военная дисциплина и чинопочитание. Но вместе с тем знал и другое. Генерал-адъютанты граф Орлов-Денисов и граф Ожаровский, пользуясь милостивым вниманием царя, никогда не отличались военным дарованием, хотя Орлову-Денисову и нельзя было отказать в личной храбрости. Спеша украсить себя лаврами при нападениях на отступающие неприятельские войска, генералы были совершенными новичками в организации и ведении войны в тылу противника. Попасть под их начальство, выполнять, может быть, бессмысленные распоряжения, когда чувствуешь себя более опытным в подобных действиях, Денису показалось обидным. «Будь на месте этих генералов покойный Багратион, или Платов, или Милорадович, или какой-нибудь другой заслуженный начальник, – размышлял он, – я бы слова не сказал, сам охотно бы под начальство их встал… А для этих графов каштаны из огня таскать дураков нет!»

А генерал-адъютанты, проведав об отряде Дениса Давыдова, в самом деле замышляли прибрать его к рукам. Получить под начальство несколько сотен опытных партизан каждому из них было лестно!

Первым прибыл к Денису адъютант графа Орлова-Денисова.

– Его сиятельство приказали, – без обиняков объявил адъютант, – если ваше высокоблагородие никаких повелений от светлейшего не имеет, незамедлительно поступить с отрядом под его начальство…

Денис, принявший адъютанта с отменной вежливостью, покручивая кудрявую бородку, легонько вздохнув, ответил:

– Был бы счастлив исполнить повеление его сиятельства, да при всем желании лишен этой завидной возможности… Спешу к Смоленску по приказу графа Ожаровского.

– Как? Разве вы состоите под его начальством? – удивился адъютант.

– Увы, увы, мой друг, – сказал, покачивая головой, Денис, – Вчера лишь принят… Судьба!

– Какая досада! – отозвался адъютант. – А граф Орлов-Денисов весьма на вас надеялся… он так к вам расположен…

– Передайте его сиятельству мое искреннее сожаление… Впрочем, если в дальнейшем представится случай, я не премину воспользоваться тем, чтобы быть полезным графу…

Едва успел отъехать адъютант Орлова-Денисова, как прискакал посланный графом Ожаровским гвардии ротмистр Палицын. Офицер этот, с которым Денис был знаком, славился изящными манерами и тонким обращением. Начал деловой разговор не сразу.

– Бог мой, как старит тебя борода, любезный друг! – воскликнул он, с любопытством осматривая Дениса. – И этот кафтан мужицкий… – ротмистр слегка поморщил нос. – Ну, что за охота, право… Я ведь тебя помню щеголем!

– Ничего, брат, скоро опять щеголем стану, – произнес невесело Денис. – Кончилась моя партизанская волюшка!..

– Прости, не совсем понимаю.

– История, брат, скверная со мною произошла, – пояснил Денис, сразу разгадавший цель визита ротмистра. – Прибрал меня к рукам граф Орлов-Денисов.

– Позволь! Как это прибрал? Ты шутишь, что ли? – всполошился Палицын.

– Да какие там шутки! Присылает вчера приказ стать под его начальство. Что поделаешь!

– И ты… ты, стало быть, теперь в его отряде?

– В этом вся штука! Сам понимаешь, мы люди маленькие, не отвертишься. Вот приказал мне спешить к Смоленску, а что буду дальше делать…

– Ах, боже мой, какая неприятность! – не сдержав себя, перебил ротмистр. – А ведь граф Адам Петрович Ожаровский просил меня с тобой договориться. Мы бы совместно могли действовать. Ты ведь знаешь графа, это золотое сердце, у него всегда приятно служить.

– Да, что и говорить, лестно, лестно! – вздохнул Денис. – Почел бы за особое счастье, да сам видишь, как обстоятельства сложились. Прошу засвидетельствовать мое совершенное и глубочайшее почтение графу… 31

Спровадив ротмистра, Денис тотчас же написал генералу Коновницыну подробное письмо. Доказывая, что в настоящее время особенно выгодно размножение отрядов, а не сосредоточивание их, он просил доложить Кутузову о неприятном положении, в котором находился, и предоставить отряду право действовать самостоятельно, как и прежде. Отослав это письмо с урядником Крючковым в главную квартиру, стоявшую близ Вязьмы, Денис повел свой отряд дальше.

Когда на следующий день партизаны достигли столбовой Смоленской дороги, их глазам открылось необычайное зрелище: несметное число экипажей, телег, карет и повозок, нагруженных своим и награбленным добром, сопровождаемых конными и пешими солдатами, бесконечной вереницей двигалось на запад. Чистый осенний воздух оглашался неумолчным разноязычным говором, скрипели телеги, ржали лошади… «Словно татарская орда после нашествия», – злобно подумал Денис, наблюдая из лесочка за чужеземцами. И приказал казакам:

– А ну, ребята, катите головней по всей дороге! Задайте им жару!

Казаки помчались. Среди французов поднялась невообразимая паника… Выстрелы, боевые крики и ужасные вопли обезумевших людей потрясли всю окрестность… Но вот показалась неприятельская регулярная кавалерия, а вслед за ней стройными рядами вышла старая гвардия.