Денис Давыдов (Историческая хроника), стр. 48

– Что? По вольной волюшке соскучился? – спросил, усмехнувшись, Багратион.

Денису пришлось признаться. Горячие доводы его были дельны. Мысль о возможности создания из армейских войсковых частей отдельных отрядов князя заинтересовала. В настоящее время, конечно, об этом нельзя и заикаться, а в дальнейшем, смотря по обстоятельствам, можно будет попробовать создать такой отряд. Понравилась и уверенность, с какою Денис готов был взяться за дело. Да и то обстоятельство, что он добровольно решил снять гвардейский мундир, свидетельствовало о чистых помыслах и искренних убеждениях. Ведь на возврат в гвардию ему нечего надеяться!

– Желание твое похвально, душа моя, – мягко сказал Багратион, – но подумал ли ты о последствиях сего поступка?

– Подумал, ваше сиятельство! Перевод в полк армейский лишает меня преимуществ гвардейского офицера, зато позволяет надеяться на другие…

– На какие же?

– Встретить прежде других дерзкого неприятеля на бранном поле и, ежели в дальнейшем представится случай, оказать отечеству более отличные услуги… Поверьте, князь, я бы не осмелился утруждать вас своей просьбой, если б не надеялся с большей пользой проявить свои способности там, чем здесь.

– Хорошо, – сказал Багратион, – я сегодня же, как ты просишь, сообщу военному министру… Можешь и впредь полагаться на полное мое содействие.

В ту же ночь князь собственноручно написал Барклаю следующее:

«Адъютант мой, лейб-гвардии гусарского полка ротмистр Давыдов, желая предстоящую кампанию служить во фронте, чтобы с тем вместе встретить новые случаи оказать военные способности свои, просит о переводе в Ахтырский гусарский полк. Уважив его желание, основанное на толико похвальном намерении и готовности оправдать его самим делом и за неимением способов содержать себя в корпусе гвардии по весьма небогатому состоянию, покорнейше прошу вашего превосходительства испросить на перемещение Давыдова в Ахтырский гусарский полк высочайшее соизволение. При сем случае, вменяя в обязанность свидетельствовать о достоинствах офицера сего, служившего несколько кампаний при мне и при других начальниках с отличной честью, я покорнейше прошу вашего высокопревосходительства довести до сведения его императорского величества признательность мою к отличным заслугам Давыдова и, исходатайствовав высокомонаршее воззрение на Службу его при перемещении в полк, испросить старшинства настоящего чина» 21.

Дальше все произошло так, как предполагал Раевский.

Военный министр находился в Вильно, где располагался штаб первой армии. Денис отправился туда с письмом князя сам. Он решил не вручать письма до тех пор, пока не повидается с Ермоловым, дивизия которого стояла в окрестностях города.

Алексея Петровича застал поздно вечером в небольшом загородном помещичьем доме. Ермолов сидел за столом, заваленным бумагами, и беседовал с незнакомым худощавым, скромным по виду, армейским подполковником.

– Вся надежда на вас, Алексей Петрович, – говорил подполковник, – вы меня знаете… Я не из-за личной выгоды стараюсь, мне интересы отечественные дороги…

– Верю, верю, голубчик, все, что будет в моих силах, сделаю, – обещал Ермолов. – Ежели военный министр не решит дела по справедливости, то постараюсь доложить государю…

Офицер откланялся, ушел. Оставшись вдвоем с Денисом, Ермолов пояснил:

– Вот тебе опять случай для размышления! Офицер сей, Кабанов, имея большие познания в артиллерийском деле, устроил год назад новые прицелы к орудиям. Я сам их испытывал и свидетельство дал, что кабановские прицелы во всем превосходят английские и немецкие, принятые у нас до сей поры… А наши эксперты – немцы отдали предпочтение Фицтуму, прицелы коего никакого интереса не представляют… Почему же, спрашивается? Да потому, во-первых, что сей Фицтум их собрат, а во-вторых, приходится родственником господину военному министру.

– Неужели Михаил Богданович способен на поступки в ущерб делу?

– Да ведь все они, иностранцы, одним мирром мазаны, друг друга тянут, – сердито отозвался Ермолов. – Ну, да там видно будет. Рассказывай про себя.

Давыдов подробно изложил свое дело. Алексей Петрович, как и ожидал Денис, от помощи не отказался.

– Вовремя ты приехал, – заметил он, выслушав Дениса. – Через две недели ожидают государя, тогда, пожалуй, поздно будет. При нем ни военный министр, ни великий князь самостоятельно решать твое дело не согласятся. А теперь попробуем. Завтра же с его высочеством поговорю.

Бездарный, вздорный и трусливый великий князь Константин Павлович, будучи смертельно напуган убийством отца, старался всеми силами снискать себе популярность в гвардейской среде. Таких смелых в суждениях и острых на язык людей, как Ермолов, великий князь побаивался и держался с ними предупредительно и любезно.

Алексею Петровичу, хотя не без труда, согласие на перевод Дениса из гвардии получить удалось. Барклай подписал приказ.

8 апреля 1812 года Денис Давыдов, произведенный в подполковники, стал командиром первого батальона Ахтырского гусарского полка.

II

Прошло два месяца. Наступили июньские жаркие дни. Неприятельские войска безостановочно мощными колоннами двигались к русским границам.

Наполеон был совершенно уверен в победе. Будучи в Дрездене, он заявил:

– Я иду на Москву и в одно или в два сражения все кончу. Император Александр будет на коленях просить мира. Я сожгу Тулу и обезоружу Россию…

Основные силы французов под начальством Наполеона сосредоточивались близ Ковно. Они должны были наступать на Витебск – Смоленск – Москву. Южнее, у Мариамполя и Кальвари, стояла восьмидесятитысячная армия под командованием Евгения Богарнэ, пасынка Наполеона. Эти войска обязывались содействовать разобщению русских армий. У Новограда и Пултуска находилось семьдесят пять тысяч войск под начальством брата императора Иеронима Бонапарта. Ему было приказано действовать против второй русской армии, державшей фронт на протяжении ста верст, между Лидой и Волковыском, где помещалась главная квартира Багратиона.

11 июня, вечером, триста французских солдат высадились на русский берег Немана, у местечка Понемунь, близ Ковно. Казаки, несшие пограничную охрану, открыли стрельбу. Французы, оттеснив казаков, начали наводить понтонные мосты через реку.

Утром следующего дня неприятельские войска ступили на русскую землю.

… В Ахтырском полку, стоявшем в местечке Заблудово, недалеко от Белостока, никто не сомневался, что военные действия неизбежны. Ахтырцы имели тесную связь с казаками Платова, прикрывавшими стык между первой и второй армиями. Казаки были хорошими разведчиками. Они давно уже доносили, что неприятельские разъезды открыто появляются на левом берегу Немана, что французы подвозят к реке баржи и лесные материалы, ищут удобных мест для переправы.

И все же весть о вторжении неприятеля поразила всех, как громом. Денису момент этот навсегда запомнился. Ночь была тихая, теплая, лунная. Ахтырцы, производившие по распоряжению Багратиона ежедневные усиленные занятия и маневры, разбили палатки на опушке леса. Офицеры первого батальона, как обычно, собрались у костра. Они за короткий срок сумели по достоинству оценить и боевой опыт, и неиссякаемую энергию своего молодого батальонного командира. Привлекал Денис всех и своей поэтической славой, и товарищеской непринужденностью, и остроумием.

В особенности крепко подружились с Денисом братья Бедряги и молоденький поручик Дмитрий Бекетов.

Бедряги славились в полку как примерные и храбрые офицеры. Их было трое. Старший, высокий, полный, всегда спокойный ротмистр Михаил Григорьевич, ровесник Дениса, командовал первым эскадроном. Второй, штаб-ротмистр Николай Григорьевич, похожий по внешности на брата, но отличавшийся горячностью, командовал вторым эскадроном. Самый младший, Сергей, недавно произведенный в подпоручики, находился при старшем брате.