Мы пришли с миром, стр. 36

Я поймал такси и поехал на квартиру к Любаше. Она на работе, дочка в школе, и надо успеть сделать дело до прихода Оксаны. Вот уж с кем не хотелось встречаться один на один в пустой квартире, так это с Оксаной. Такое наплетет матери, что на наших отношениях можно сразу ставить крест. Если он уже не стоит.

В салоне такси у ветрового стекла подергивалась на ниточке кукла-скелет моей работы. Я покосился на таксиста, но не узнал — мало ли покупателей проходит перед моими глазами, всех не упомнишь. Он меня тоже не признал. И немудрено — трудно соотнести человека в модной куртке из бутика и «багратионовской» шапке с мастером-кукольником в тулупе и облезлой шапке-ушанке.

Таксист попался на редкость словоохотливый. Видимо, оценил мою одежду и надеялся на щедрые чаевые. Машину он вел лихо, хотя и жаловался на скользкую дорогу, кляня городские службы, которые налоги берут, а наледь антигололедными реагентами не обрабатывают. Уже подъезжая к дому Любаши, он словно невзначай рассказал, как вчерашней ночью повезло его другу-таксисту. Подвозил он двух пьяных бизнесменов, и те вместо двухсот рублей дали сто долларов. Друг решил, что деньги фальшивые, хотел набить бизнесменам морды, но один из них попросил подождать. Мол, проводит товарища, вернется, они поедут к нему домой, и там он расплатится рублями. Таксист ждал-ждал, но не дождался. Злой как черт уехал, а потом оказалось, что купюра настоящая!

Я понял чересчур прозрачный намек на чаевые, но признаваться, кем были эти самые «бизнесмены», не стал. А когда рассчитывался, заплатил точно по счетчику. Хоть и не знал, куда деньги девать и не был уверен, что смогу ими воспользоваться, но не люблю, когда здоровые мужики цыганят. Небось не на паперти таксист стоял.

В дверь я на всякий случай позвонил, опасаясь, что Оксана уже могла прийти из школы. Никто не ответил, и тогда я, оглядевшись по сторонам, как вор, прошел сквозь дверь.

В квартире было чисто прибрано и по-домашнему уютно. Сказано: женщины. У меня чуть слезы не навернулись на глаза при мысли, что, быть может, нахожусь здесь в последний раз.

Тяжело вздохнув, я переборол себя, подошел к серванту и открыл ящик, в котором Любаша хранила деньги и документы. Поверх платежек за квартиру лежала тоненькая пачка десятирублевок — вся Любашина зарплата. Я нашел ручку, лист бумаги, написал: «Подарок на день рождения», затем завернул в записку нераспечатанную пачку долларов и положил в ящик.

Я прекрасно понимал, что этим наши отношения никак не наладишь, но как поступить иначе, не знал. Надо было уходить, однако вместо этого я подошел к двери в комнату так и не состоявшейся дочери и заглянул. Одежный шкаф, застеленная кровать, письменный стол со стопками учебников и тетрадок. Аккуратистка... Впрочем, как и большинство девчонок.

Под настольной лампой сидел симпатичный медвежонок, сплетенный из бельевой веревки. Вот у кого Буратино нужно учиться макраме.

Я снова тяжело вздохнул, развернулся и направился к входной двери. Хватит себе душу травить, пора и честь знать.

У двери я остановился и посмотрел в глазок, памятуя о том, как столкнулся со старушкой, выходя из квартиры Мирона, и что из этого вышло. На лестничной площадке никого не было, и я смело шагнул сквозь дверь.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Сердце екнуло. Никогда мне не научиться ходить сквозь двери! Хоть убей, не понимаю: почему один раз выходишь на лестничную площадку, а в другой раз оказываешься черт знает где. Впрочем, место на сей раз было знакомым, но для большинства людей оно на самом деле находилось черт-те где. В аномальной зоне, в верховьях реки Корстени.

Я стоял на том же пригорке, где очутился в первый раз. Внизу, между одетыми в багрянец осени лесистыми берегами, все так же степенно несла воды темная река, только на причале никого не было, а по небу плыли сплошные темные облака. Ветер шумел в кронах, скрипели, покачиваясь, сосны, рыжими лоскутами похлопывала на ветру отслоившаяся сосновая кора.

Спускаться к реке не хотелось, идти в гостиницу тоже. В честь чего, спрашивается, я, как белка в колесе, буду бегать по замкнутому кругу? Мы это уже проходили... Я развернулся и пошел в лес. Надоело! К чертовой матери пришельцев, устюпенд, Ивановых, «Горизонт», Буратино! Глаза бы мои их не видели!

Петляя между деревьями, я спустился с пригорка, поднялся на следующий... И остолбенел. Внизу подо мной текла река, на берегу стоял дощатый причал а слева между деревьями проглядывали бревенчатые стены гостиницы. Вот тебе и белка в колесе...

Я огляделся. Из-за раскидистых сосен соседний пригорок просматривался плохо, но все же в распадке наблюдалась некая странность. Деревья на склонах пригорков росли строго симметрично друг другу, мало того, они словно отражались в невидимом зеркале на дне распадка.

У меня закружилась голова. Замкнутое пространство. Или свернутое? Ясно теперь, почему в аномальных зонах легко заблудиться... Но от понимания ситуации легче не стало. Наоборот, на душе было гадко и мерзко. Неприятно ощущать себя подопытной крысой в лабиринте. Отсюда так просто не выберешься — это не сквозь стены проходить. Сквозь стены проникать — плевое дело. Раз-два, и...

Бравада не помогла и нисколько не улучшила настроение. Я зябко потоптался на месте, но идти прочь от гостиницы вдоль реки не отважился. Запоздало подумал: если в реке обитает некий загадочный пираноид, которого опасался комендант, то какие тогда монстры могут водиться в лесу? И я поплелся к гостинице. А что еще оставалось делать? Не вешаться же с отчаяния на первом попавшемся суку? В лесу сучьев много, да веревки под рукой нет.

Когда я, старательно отводя глаза от несуразной мерцающей пристройки к гостинице, поднялся по скрипучим ступенькам и открыл дверь, то ничего нового для себя не увидел. За стойкой сидела голограмма коменданта гостиницы и приветливо улыбалась. Такое впечатление, что не вчера мы виделись. а только-только расстались. Будто сутки и не миновали.

— А мы вас заждались, Денис Павлович! — радушно приветствовала копия коменданта и небрежно смахнула со стола гревшуюся под настольной лампой устюпенду.

Устюпенда сочно шмякнулась на пол, обидчиво пискнула и поползла к порогу.

Я вспомнил, как вчера копия коменданта захлопнула книгу, и мне захотелось проверить, каким образом стереоизображению удается двигать предметы. Может, в этот раз за стойкой сидел настоящий комендант? Стриженой бородкой меня теперь не обманешь — встречались сегодня.

Переступив через устюпенду, я шагнул к стойке и наконец-то осуществил свое желание. Ткнул пальцем в Затонского. Палец свободно вошел в плоскостное изображение, и на месте проникновения образовалась небольшая черная воронка, искрящаяся электрическими разрядами. Волосы у меня на голове встали дыбом, в глазах потемнело. Копия резко отпрянула, и если бы я не оперся о стойку руками, то непременно грохнулся бы на пол.

— Не делайте больше так, — назидательно изрек комендант. — Нехорошо будет.

— А мне... каково? — прохрипел я, вытирая холодную испарину со лба.

— Именно вас я и имел в виду, — корректно пояснил он.

— Спасибо, что вовремя предупредили.

Уж и не знаю, откуда у меня в этот момент взялось чувство юмора. Смеяться отнюдь не хотелось.

— Всегда к вашим услугам, — наклонил голову комендант, и мне показалось, что в его глазах блеснули насмешливые искорки.

Добротная копия. Но соревноваться в остроумии со стереоизображением желания не было.

— По какому поводу меня здесь ждут? — буркнул я.

— Вы обещали переговорить с Ивановым.

— Он здесь? — удивился я. Хотя чему удивляться? Если говорят: «здесь ждут», — то где же ему находиться?

Комендант замялся.

— Недалеко, — уклончиво ответил он.

Впервые неуверенность проскользнула на его лице, и тогда я вспомнил, что сказал настоящий комендант по поводу имени Буратино.

— Конспираторы хреновы, — с чувством произнес я и направился к лифту. — Какой этаж?