Зэками не рождаются, стр. 38

Не менее интересным аферистом был картежник Саша, еврей по национальности, мобильный общительный парень с живыми лукавыми глазами. Саша знал массу анекдотов и забавных историй, которые прикалывал [83] обитателям камеры. Вечно улыбающийся, доброжелательный, но умеющий вовремя урвать себе кусок получше, он стал душой камеры.

Саша организовал своеобразную артель игроков, сам знакомился в аэропорту с каким-нибудь приезжим с Севера, брал такси, водитель которого на него работал и был с ним в сговоре. Тут же крутился его кент, который делал вид, что никого не знает, и просился, чтобы его тоже подвезли до города. По дороге он, как бы между прочим, предлагал богатому пассажиру поиграть в картишки, в «секу», чтобы «убить время». Почти каждый пассажир соглашался, тем более что «сека» на первый взгляд казалась безобидной игрой. Играли по копеечке, но по правилам игры снижать ставку было нельзя, а только увеличивать, в противном случае это считалось проигрышем, а проигрывать, как известно, никому не охота. Так что сумма ставки в несколько копеек возрастала за сравнительно короткое время до нескольких десятков, а то и сотен тысяч рублей.

Через определенное расстояние водитель такси останавливал машину и подбирал еще одного «случайного» пассажира, который тоже являлся участником жульнического трио.

Бравая команда разыгрывала небольшое театральное действо, не отличающееся особым мастерством и искусством, и доверчивого пассажира «технично» облапошивали на изрядную сумму.

Посыпались многочисленные жалобы в милицию, и Сашу вместе с его кентами вычислили. Теперь он доказывал следователям, что никакого мошенничества фактически не было, что он жертва несправедливости и бесправия. Многие сокамерники сочувственно кивали ему головой, а про себя посмеивались и в душе возмущались его наглостью: «Заграбастать такие деньги — и считать себя невинным!»

Словом, жизнь в камере пошла веселая — шуляги знали много забавных историй и то и дело прикалывали их — благо имелись свободные уши. А когда в камеру закинули известного вора-карманника по кличке Макинтош, то стало еще веселей. По вечерам в камере стоял гомерический хохот, и время проходило быстро и незаметно, только смех этот отдавал какой-то искусственностью, деланностью, хотя некоторые смеялись от души, словно дети.

Смеялся до слез иногда и Виктор, на время забывая, где он находится, но когда приходил в себя, то снова ощущал чувство безысходности.

Макинтош тоже не всегда был весел. Он с досадой вспоминал иногда дурацкую историю, приключившуюся с ним несколько лет назад.

Когда Осинин любопытства ради поинтересовался у «кошелечника» [84], который «работал по мужикам» [85], какая у него была самая крупная «покупка» [86], то он поведал Виктору довольно интересную с психологической точки зрения историю.

Как-то Макинтош зашел на автовокзал, чтобы «подзаработать» немного деньжат, предварительно уколовшись морфушой [87]. (Тогда он работал четко, спокойно и уверенно, с большим самообладанием и виртуозностью, выуживая кошельки и лопатники [88] у фуцманюг [89]. Его профессионализму и искусству мог бы позавидовать сам Кио и Акопян. )

Вдруг Макинтош увидел упитанного «жирного гуся» (тот был прилично прикинут [90]) и сразу понял — это его жертва.

Он подошел к нему, накинув для фортецелы [91] пиджак на руку, и молниеносно прощупал все карманы своей жертвы, так что мужчина даже не повелся [92]. Фуцин был пуст как барабан, но краем глаза Макинтош устриг [93], что сиротливо стоявший в углу здания невзрачный саквояж с облезлой ручкой принадлежал фраерюге.

Улучив момент, он разбил [94] его саквояж, быстро просмотрел все его внутренности и, не найдя ничего толкового, решил прихватить от нечего делать какой-то сверток, еще не зная, что там находилось. Сунув его под мышку, Макинтош незаметно вышел на улицу, чтобы сесть в троллейбус. Пропустив транспорт, который шел не в его сторону, он от нечего делать остановился и решил узнать, что же было в том свертке.

Оторвав уголок, он с удивлением увидел в руках кусочек стольника и понял, что там была крупная сумма денег. Его словно пронзило электрическим током, но в это время кто-то похлопал его по плечу:

— Земляк, гони-ка сверток! Перед ним стоял бугай, его терпила [95]. Макинтошу ничего не оставалось делать, как вернуть его законному владельцу.

Через месяц он узнал от своих собратьев по ремеслу, что его фуцманом был крупный растратчик и что в свертке, который он у него насадил [96], было ни больше ни меньше — 250000 рублей.

Бедный Макинтош слег в больницу. Целый год он пил валерианку и почти ничего не ел, заглушая голод сигаретами. Воровать он уже больше не мог. У него появился какой-то страх и неуверенность — стали дрожать пальцы, и чувствовал он себя каким-то разбитым и подавленным.

Макинтош так бы и остался дисквалифицированным, если бы не его кенты — карманники.

Один из крадунов [97] догадался сунуть руку Макинтоша в сумку одной женщины и, придержав ее, заставил взять кошелек.

Только после этого Макинтош почувствовал в себе уверенность и через некоторое время начал успешно и профессионально обкрадывать «честной» народ.

Глава сорок третья

Котенкин выжимал из «Волжанки» последние соки. Ему надо было оторваться от ментов как можно дальше, но ехать в «засвеченной» [98] тачке было в высшей степени глупо и опасно.

Поэтому, выехав за город, он переоделся в цивильный костюм и сбрил бороду и усы.

Людоед знал, что на первом же посту ГАИ его тормознут, а отстреливаться ему нечем, и поэтому у него созрел план — достать другую машину, прорваться до ближайшего железнодорожного узла и оттуда махнуть на Север, в город С. Там проживала его любимая подруга Люся, с которой он прожил около двух лет после того, как покинул негостеприимное казенное заведение с названием ИТУ (исправительно-трудовое учреждение) — лагерь для зэков строгого режима.

Люся работала буфетчицей в местном ресторане, и Людоед познакомился с ней в первый же день после того, как откинулся по звонку [99]. Он забурился [100] в кабак, когда было уже поздно и официантки закончили работу. Людоед был голоден, как зверь, да и выпить ему страшно хотелось — надо было избавиться от напряжения хлопотного дня.

Когда он прорвался к буфету, то увидел женщину 30 — 35 нет, довольно дебелую, но не в такой мере, чтобы можно было отнести ее к разряду толстушек. Просто это была дородная русская женщина, довольно щирококостная, но не жирная, с крупными и правильными, если не красивыми чертами лица.

Буфетчица, увидев высокого изможденного парня с лимонным цветом лица, с квадратным подбородком, скорее догадалась, чем поняла, из какого места он вырвался, и встретила его радушной улыбкой, обнажив свои ровные, белые зубы. Не от хорошей жизни улыбнулась женщина, желая привлечь внимание к своей особе. Поубавились мужики в их округе — кто поизносился от запоев и пристрастного курения, кто был в армии или в тюремном узилище.