Зэками не рождаются, стр. 35

— Ну как тачка? Гоняешь?

— Какой гоняешь — раскокал давно уже.

— Как же это так?

— Ты знаешь, дал одной шалаве покататься. Прицепилась, как репей, научи да научи. Ей экзамены, видите ли, надо было на вождение сдавать, а практики не было. Вот вдвоем в глубоком овраге и очутились.

— И живы остались?!

— Я почти невредим, а она два месяца в больнице провалялась. Бог наказал. Хорошо, что еще в овраге грязь была с водой, а так бы взорвались. В багажнике у меня четыре канистры бензина было!

— Да, в рубашке родились.

— Ой, не говори, и смех, и грех. Машина в лепешку, а она лежит вся в грязи, одни белки блестят только и стонет…

— Короче, — оборвал его болтовню Котенкин, — я к тебе на пару дней. Можно?

— Давай распрягайся [74]. У меня здесь небольшой бардачок, но ты не обращай внимания.

— Развлекаешься?

— Да были у меня здесь две телки-молодячки.

— Мне бы сделать хоть одну.

— Какой базар, запросто. Только с ними опасно, заразу с ходу можно подцепить. Я с ними только через гандон [75]. Хочешь, сейчас позвоню?

— Не стоит, давай лучше завтра организуем маленький сабантуйчик.

— Годится.

На следующий день вечером, когда спала жара, Людоед предложил летчику отправиться на пляж, который был в трехстах метрах от его дома.

Но как только взгляд его натыкался на жирные туши толстых дам, он быстро отводил глаза, брезгливо морщась. И вдруг он остолбенел. Прямо в двадцати метрах от него молодая женщина медленно сняла бюстгальтер, обнажив свои буйные титьки, а потом так же спокойно сняла плавки и как ни в чем не бывало медленно погрузилась в воду.

Тело ее было бронзовым.

Котенкин смотрел на все это как загипнотизированный. От возбуждения у него пересохло в горле.

"Ничтяк, — подумал он, — сейчас я ее зафалую [76]".

Поплавав немного, она вышла из воды и начала вяло растираться.

Котенкин не вытерпел.

— Здравствуйте, — нагло произнес он, подойдя к ней почти вплотную. — Меня зовут Игорь. Как море? Теплое? — Голос его от волнения дрожал, но женщина не реагировала. Она отрешенно смотрела сквозь него. Не слышала и не видела его. Она молча растиралась, закрыв глаза и подставив свое узкое лицо лучам заходящего солнца, а потом все так же спокойно оделась и ушла. — Что за дела? — удивился Людоед.

— Да это же чокнутая, — сказал Славик. — Она каждый день приходит сюда в это время на пляж. Милиция уже не обращает на нее внимания. Недавно из дурдома выписалась.

— А я подумал, что она нудистка.

— Нет, здесь это не принято.

Под ногами шуршала галька. Людоед почти не ощущал своего мощного тела, после морской ванны он чувствовал какую-то невесомость и легкость. Летчик шагал рядом бодро и уверенно.

— Что значит море! — восторгался он. Людоед молчал, он думал о том, как побыстрее отсюда свалить.

Вечером приехали девчата, которых летчик заказал в каком-то борделе. Людоеду досталась худенькая блондинка с детским личиком.

Вначале он хотел отказаться от нее, но когда она разделась, то ее юное тело приятно взбесило его. Оно было горячим и темпераментным.

— Сколько тебе лет? — спросил он у нее.

— Девятнадцать, — пропищала блондиночка.

За время побега Людоед изголодался по юному девичьему телу. Всю ночь он не мог насытиться ею. «Коль уж я плачу звонкую монету, то должен вовсю разрядиться», — плотоядно думал Котенкин. Но худенькая ничуть не устала.

— Ну как девочка? — спросил на следующее утро Сафронов, когда Людоед расплатился с проститутками и посадил их в такси.

— В порядке, — довольно проговорил Котенкин, — я твой должник.

Вечером, в тот же день, выпив с летчиком по стакану коньяка, Людоед решил раскрыть ему свои карты, но не полностью, полагая, что Славик уже «сварился» и согласится с его предложением.

Он вытащил из кармана пригоршню старинных золотых монет и сунул их под нос летчику.

— Видишь?!

— Вот это да! — с восхищением протянул Славик, — антиквариат! А чьи это?

— Царские. Вот видишь, червонец. Это «Николашка», а это монета — пятнадцатирублевка — раритет! А вот эта монета с изображением Екатерины II и Александра I — вообще большая редкость. Половину всего этого я дам тебе, если ты полетишь со мной в Стамбул!

— ?!

— Да, в Турцию.

— А как? Ничего не пойму.

— Да так, очень просто. Ты летчик, мы едем в аэропорт, проникаем в самолет с оружием и отправляемся в Стамбул.

— Да, не мешало бы, но надо подумать… — Хватился за голову в смятении и ужасе летчик.

Глава сороковая

Новый следователь, третий по счету, который был назначен взамен второго по заявлению Осинина, почти ничем не отличался oт последнего, разве только что был повежливей, но зато поехидней.

— Так вы просили заменить следователя? — проговорил он, сладко улыбаясь в предвкушении триумфа над своей жертвой, но ошибся. Виктор приготовился к худшему. — Так его заменили. Я теперь буду вашим следователем. А что это вам даст? Статью я вам все равно не| изменю. Наоборот, я решил закрыть ваше дело по ст. 108, ч. И, 206, ч. III и 218, ч. I УК РСФСР.

— А 218 к чему? — удивился Осинин.

— Ножик, холодное оружие, «Лиса»!

— Так он же в магазине продается свободно.

— Мало ли что продается. Автоматы тоже продаются на складах, но не для вашего же брата.

Осинин усмехнулся. Он понял, что доказывать что-либо этому человеку совершенно бесполезно.

— Суд разберется, — изрек Виктор. И повернулся к выходу.

— А обвинительное заключение кто будет подписывать?

— Маяковский, но только не Пушкин, — язвительно усмехнулся Осинин.

— Как хотите, — в замешательстве проговорил следователь, — только себе хуже сделаете.

— Обвинительное получил? — дружно встретили его сокамерники, когда Осинина завели в камеру. — Ну-ка, покажи, — с нетерпением накинулись на него с любопытством ребята.

— Да я еще сам его не читал.

— Потом почитаешь, — улыбнулся его кент Надрик, — родителей надо было почитать, — и почти вырвал листок из его рук.

Обвинительные заключения были своего рода характеристикой и паспортом подследственного. Ведь любой подследственный мог «навешать лапши» на уши своим друзьям по несчастью, заявить для утверждения своего авторитета, что якобы он убил прокурора или ограбил банк, а на поверку выходило, когда читали его обвинительное заключение, что сей чернушник [77] где-то надебоширил и грабил банки, но только консервные… из овощных магазинов.

Обвинительное заключение Виктора произвело большое впечатление на сокамерников, так как в этом документе обычно отображалась вся биография и уголовное прошлое узника.

— Так ты в крытке был? — удивился Бадрик. — Что ж ты молчал?

— А зачем хлестаться?

— Я же ведь тоже в крытке был. В Златоусте.

— Знаю, к нам в Балашов приходили оттуда этапом бедолаги. Еле ноги волокли, настоящие доходяги.

Авторитет Осинина в камере значительно вырос. Даже местная шпана приглашала его теперь чифирить и угощала чем-нибудь вкусным из своих передач.

Через несколько дней снова вызвали на прием. На сей раз обошлось без шоковой терапии. Его встретил улыбающийся благообразный адвокат.

— Здравствуйте, молодой человек, — проговорил он с приятным одесским акцентом. — Моя фамилия Светленький Аркадий Сергеевич. Я буду вашим адвокатом. Вы меня заказывали? — иронически спросил он.

— Да, я написал заявление. Мне рекомендовали вас.

Имя Светленького было на устах шпаны. Он пользовался большим успехом среди уголовников, так как отличался большими организаторскими способностями и умением выигрывать громкие и запутанные дела, особенно если в них было достаточно всяких зацепок.