Георг — Синяя Птица, стр. 16
Глава 8
После разговора с матерью дни, казалось, бежали семимильными шагами. Месяц Небольших Морозов прошел, наступил Месяц Немного Длиннее или Месяц Лыж. Приближался долгожданный Длинный Месяц. Дети сгорали от нетерпения; они мечтали только о Новом годе. Повсюду трещали трещотки из дубовой коры, наполненные вишневыми косточками.
И Синяя Птица, и Малия, и Дикий Козленок ни о чем больше не говорили, кроме предстоящего праздника. Они торопили мать, просили ее сделать новогодние маски попрошаек. Маски были обычно четырехугольные, из куска красной или синей материи с прорезями для глаз. Дети частенько бегали к тем из родственников, которые в прошлом году были самыми щедрыми. Малия рассказывала брату, что родичи отца из рода Соколов всегда дарят детям богатые подарки.
— От сестры отца из дома Сокола я всегда получала самое лучшее. Последний раз мне дали такой большой кусок кленового сахара, как мой кулак. И в этом году мы прежде всего пойдем к ним.
В конце концов Синяя Птица просто не мог дождаться желанного дня. Дети постоянно надоедали матери своими бесконечными расспросами:
— Придут завтра «дяди» или нет?
И уже много раз Малия предупреждала брата:
— Только держи крепче своего Шнаппа! Будет несчастье, если собака укусит дядю. Она будет тут же убита, и праздник отложат.
Длинный Месяц начался трескучими морозами. Огонь горел теперь в очагах всю ночь. И все, кто просыпался по ночам, подбрасывал ветки. Дымовые отверстия в крыше были почти совсем закрыты. Даже охотники оставались дома, потому что метели заносили следы зверей.
Как-то утром, когда дети сидели у огня, поедая маисовый хлеб, вдруг зазвучала громкая песня.
— Дяди! — закричала Малия и вскочила.
Шнапп сорвался со своего места и хотел выскочить наружу, но Синяя Птица сумел поймать его и успокоить.
Пение неожиданно смолкло. Также неожиданно раздались удары по стене дома. Дверь открылась, и с клубами холода в дом вошли двое мужчин в длинных бизоньих шкурах. Они остановились у первого очага. Дрожащие отсветы пламени играли на венках из желтых маисовых листьев, надетых на их головы, и на чудесных красных знаках, намалеванных на длинных пестиках маисовых ступок. Пестики они держали в закоченевших руках и громко возвещали:
— Мои племянницы! Мои племянницы! Мои племянники! Мои племянники! Мы сообщаем вам, что по старым обычаям начался Новый год! Каждого из вас просим принять участие в празднике! Слушайте! Слушайте! Слушайте! Приводите в порядок дома! Выбрасывайте все, что в Новом году вам будет не нужно! Ничто не должно помешать празднику! Такова воля нашего Великого Духа Ованийо!
После этой речи «дяди» спели песню и направились к выходу. Едва посланники вышли за дверь, Шнапп вырвался и понесся им вдогонку. Малия и Синяя Птица выронили из рук хлеб и помчались за Шнаппом, но он был уже за дверью.
У мальчика от страха чуть не остановилось сердце.
«Только бы Шнапп не укусил дядю!» — подумал Синяя Птица и в испуге выскочил за ним в дверь.
Но Шнапп, казалось, знал, что ему делать. Он носился вокруг посланников с громким радостным лаем, валялся в снегу, с визгом взметая снежные хлопья.
Малия радостно смеялась.
— О, и он радуется тому, что наступил Новый год! — закричала она.
Синяя Птица позабыл свой страх и смеялся вместе с ней. Озорство Шнаппа заразило детей. И теперь все трое прыгали и валялись в снегу, пока дяди с длинными раскрашенными в красный цвет пестиками, в венках из маисовых листьев шагали от дома к дому.
Свежее ясное утро, чистое небо и сверкающее зимнее солнце унесли остатки тоски по дому у Георга-Синей Птицы. И здесь наступило рождество! Затаив дыхание, возвращался мальчик за своей сестренкой в дом Черепах, у двери которого стояла мать. Лучистое Полуденное Солнце, смеясь, помогала им отряхивать снег, а потом потащила греться к огню.
— Взгляни-ка на свою постель! — сказала она Синей Птице и подтолкнула его к скамейке Мальчик замер. Он стоял тихо, как стройное деревцо, и не мог оторвать глаз. На медвежьей шкуре лежал совершенно новый костюм и мокасины из кожи лося, расшитые желтыми иглами дикобраза. Кожа лося значительно толще оленьей, и мокасины были лучше старых тонких и вечно сырых. Рядом лежали легины с черными бизоньими волосками по боковому шву; лежали и короткие кожаные штаны, и рубашка из красной материи, и бобровая шапочка.
Мальчик покраснел от удовольствия и счастья. Он вытащил бересту с нарисованной черепахой и лучистым кругом смеющегося солнца и протянул свой подарок матери. Мать сразу догадалась, для чего эта раскрашенная доска.
— Да, на старой доске уже ничего не разобрать, — сказала она.
Синяя Птица положил свои руки на смуглые плечи матери и прижался лицом к ее щеке. Он ничего не говорил, но Лучистое Полуденное Солнце и без этого знала, что он хотел сказать.
Малый Медведь откашлялся. Посмеиваясь, мать высвободилась из объятий сына и встала. Отец не любил нежностей. «Проявлять нежность не достойно почти взрослому мужчине», — обычно говорил он. Но на этот раз он промолчал. Может быть потому, что сегодня был Новый год и дяди объявили в поселке праздник.
Новый костюм был тотчас надет.
Сразу после обеда дети собирались нарядиться в маски и с кузовками отправиться в обход по домам. Синяя Птица не имел времени, чтобы еще раз переодеться. Кроме того, сегодня ему хотелось обновить свою одежду.
Богатые кушанья, приготовленные матерью, и даже мясо бобра показалось детям обыденной едой, потому что они сгорали от нетерпения и мысли их витали далеко. Малый Медведь дал им еще пару погремушек с вишневыми косточками; и, наконец, ребята в своих матерчатых масках выскочили гурьбой из дома. Младшему было всего четыре года, а старшие — в том же возрасте, что и Синяя Птица, Малия и Дикий Козленок.
Прежде всего направились, конечно, к родичам — Соколам. Немного постояли у двери, похлопали в погремушки, пропели: «Ие-хо! Ие-хо! Хо-йе!» — вошли в дом и воскликнули:
— Мы поздравляем наших тетушек и дядюшек с Новым годом!
Женщины вышли навстречу, а изо всех каморок посматривали веселые и приветливые лица.
— А, так здесь наши дети! — сказали тетки, увидя Малию и Синюю Птицу, и высыпали особенно большие пригоршни орехов в их кузовки.
Добрые тети, несмотря на маски, легко узнали племянника и племянницу. Тети были сестрами отца, а это значительно важнее, чем сестры матери, и поэтому они в праздник всегда подавали «попрошайкам» больше Других.
Дети, получив подарки, весело протанцевали вокруг огня, потом побежали к соседнему дому, наполняя морозный день звонкими голосами.
Длинные синие тени падали на снег от деревьев. В наступившей было тишине раздалось карканье ворон. Издалека донеслись крики другой группы ряженых, идущих по поселку.
Солнце стояло еще высоко, когда дети Черепах столкнулись с детьми Соколов, которые тоже попрошайничали.
— Младшие родичи! — закричала Малия.
Другая сторона не осталась в долгу.
— Грязные плечи! Грязные шеи!
— Кривоклювые! Чучела из перьев! — неслось в ответ.
Синяя Птица не успел и опомниться, как был уже в центре драки. Он еще видел, как Дикий Козленок ударил в грудь какого-то мальчишку Сокола, и почувствовал, что кто-то у него вырвал из рук кузовок, а потом… а потом и сам ввязался в свалку. Он столкнулся с какой-то девчонкой, при этом упал в снег. Кто-то топтал его, к счастью, мягкими маленькими мокасинами. Наконец Синяя Птица оказался наверху, но в нем кипела ярость. Другие дети дрались также отчаянно, особенно четырехлетки. Они вертелись под ногами старших и били друг друга своими погремушками. Даже девочки кусались и царапались, как дикие кошки.
Наконец Соколы отступили и обратились в бегство, только издали выкрикивая бранные слова. Дети Черепах стали осматриваться. Раскрасневшиеся, они едва переводили дыхание. У Синей Птицы снова был его кузовок, но как он попал к нему в руки, мальчик никак не мог вспомнить. Победители начали быстро собирать добычу: потерянные соседями на поле боя маисовые пирожки, сухие сливы, орехи и куски сахара. Они возбужденно говорили друг с другом, но тут Синяя Птица заметил ужасную вещь: правый рукав его новой рубашки был сверху донизу разорван, и на его бобровой шапке зияла прореха. От страха он не знал что делать. Беспомощно посмотрел он на Малию; по лбу девочки шла широкая царапина, но ее одежда осталась почему-то целой. У Дикого Козленка был вырван клок на правом легине, но в этом не было ничего особенного, потому что на нем была старая, изношенная одежда.