Повесть о доме Тайра, стр. 86

Весть об избрании нового императора дошла до Тайра, пребывавших в западных землях. «О горе! Надо было захватить с собой Третьего и Четвертого принцев!» — досадовали они, а дайнагон Токитада сказал:

— Наверное, на трон посадят сына покойного принца Мотихито, которого Кисо почитает как своего господина... Опекун мальчика, Сигэхида, правитель земли Сануки, сперва отдал его в монахи, но потом вместе с ним бежал к Кисо на север!

— Да разве можно сделать императором принца, уже принявшего монашеский чин? — возразил ему кто-то.

— Очень даже возможно! — отвечал Токитада. — В чуждых пределах тоже бывали примеры, когда человек вновь становился мирянином и вступал на престол. Да и в нашей стране император Тэмму, в бытность свою наследником, принял постриг из страха перед принцем Отомо и укрывался от него в горах Ёсино, но потом, одолев принца, в конце концов вступил на престол. Государыня Кокэн, обратившись на путь просветления, сняла мирские одежды и стала именоваться инокиней Хооки, но впоследствии снова стала править страной под именем императрицы Сётоку. И уж тем более может поступить подобным образом сей принц-расстрига, которого Кисо почитает за своего господина, — тут никакой помехи не будет!

Во второй день девятой луны того же года государь-инок отправил в храм Исэ своего посланца с молитвенными дарами — по слухам, советника Наганори. В прошлом, при государях Сюдзяку, Сиракаве и Тобе, тоже бывало, что оставившие трон императоры посылали своих придворных с дарами в Исэ. Однако так поступали они до вступления в лоно буддийской веры; но чтобы возносить моления великой богине в Исэ после пострига — такого до сих пор никогда еще не случалось!

3. Клубок ниток

Меж тем Тайра объявили, что будут строить на острове Цукуси [533] дворец, резиденцию императора Антоку, однако где быть столице — пока еще не решили. Император временно пребывал в усадьбе Танэнао Окуры из Ивато, остальным же вельможам Тайра пристанищем служили поля и равнины. И вспоминались им стихи

Ночь все темнее.
Лишь над вершиной горы
Месяц сияет...

И чудилось Тайра, будто они находятся в родимом краю Ямато в селении Тооти, хотя здесь, на острове Цукуси, стук валька, уж конечно, не долетал до их слуха [534]. А временная обитель государя, стоявшая среди гор, напоминала им прославленный Бревенчатый дворец [535] и даже казалась по-своему изысканной и красивой...

Прежде всего император совершил паломничество в храм Уса [536]. Резиденцию его устроили в доме гласного жреца Киммити. Придворные и вельможи разместились в притворах храма, чиновники пятого и шестого рангов в галереях, а воины с острова Сикоку, все в боевых доспехах, с луками и стрелами за плечами, — прямо во дворе. Казалось, обветшавшие храмовые постройки вновь засверкали яркой алою краской! На седьмой день молебствий, на рассвете, князю Мунэмори было видение. Сами собой растворились двери святилища в Главном храме, и благозвучный, несказанно прекрасный голос возвестил:

И могучим богам
ни найти от скорбей избавленья
в сей юдоли земной —
так о чем же молишь ты, смертный,
сердца жар вотще расточая?..

Испугался князь Мунэмори, забилось сердце в груди, и он робко произнес старинную танка:

Вместе с плачем цикад замирает и отзвук надежды в бедном сердце моем,
изнемогшем от горестей мира. Все мрачнее вечер осенний... [537]
Вот уж девятой луны день десятый в изгнании прожит.
Ветер с осенних полей листья оги под вечер тревожит.
Путник на ложе из трав не смыкает усталые вежды,
Слезы текут на рукав златотканой придворной одежды.
Осени поздней печаль разливается всюду в пространстве
— Кто превозможет ее из бредущих дорогами странствий?
Лунного света красой манит небо тринадцатой ночи,
Но от нахлынувших слез затуманились воинов очи.
Дума о славе былой омрачала сердца их и лица,
Властная сила звала в край родимый, в кварталы столицы,
Где будто только вчера пировали в дворцовом покое
И сочиняли стихи, неизменной любуясь луною...
Таданори, правитель Сацума, сложил:
Друг мой далекий!
Помнишь, в минувшем году
этой же ночью созерцали вместе с тобой
в небесах столицы луну...
Цунэмори, глава Ведомства построек, сложил:
Гляжу на луну
и снова тоскую о милой —
всю ночь напролет
мы с нею в минувшую осень
такой же луной любовались...
А Цунэмаса, дворецкий императрицы, сложил:
Словно каплю росы, оседающей к ночи на травах,
занесло меня в глушь — и нежданно в краю
чужедальнем той же дивной луною любуюсь...

Край Бунго был владением Ёрискэ, вельможи третьего ранга. Наместником он поставил там своего сына, благородного Ёрицунэ. И вот теперь этому Ёрицунэ отец прислал из столицы распоряжение, гласившее: «Боги отвергли Тайра, государь-инок от них отвернулся. Бежав из столицы, они превратились в бесприютных скитальцев, преступников, преследуемых законом! Непонятно и странно, что самураи острова Кюсю приютили и ласкают таких отщепенцев! Вам, жители земель Кюсю, не пристало держать сторону Тайра. Надлежит вам дружно прогнать их прочь!» Получив от отца такое распоряжение, Ёрицунэ поручил привести его в исполнение местному жителю, самураю Корэёси Огате.

Сей Корэёси вел свой род от страшного существа. В старые времена жила-была в краю Бунго, в селении Катаяма, девица. Была она единственной дочерью в семье и еще не имела мужа. И вот, ночь за ночью, стал ее навещать какой-то мужчина, и встречи эти были тайной от всех, — даже от матери. Прошло время, и девушка понесла. Удивившись этому, мать спросила: «Что за человек тебя навещает? Кто он?» «Я вижу, как он приходит, — отвечала ей девушка, — но куда уходит — не знаю!» Тогда мать научила ее: «Прикрепи к его одежде какую-нибудь отмету и, когда он уйдет, ступай за ним следом!» Дочь так и поступила. Утром, когда мужчина собрался уходить, она, по материнскому наущению, воткнула в ворот его голубого кафтана иголку с ниткой, целым клубком, и, держась за эту нитку, пошла следом туда, куда удалился ее возлюбленный. И вот, на самой границе между землями Бунго и Хюгой, у подножья высокой скалы — утеса Старухи, Убагатакэ, увидела она глубокую пещеру. Девушка остановилась у входа в пещеру, прислушалась и услыхала громкие стоны.

— Покажись мне! Ведь я последовала за тобой в такую даль! — сказала она.

— У меня не человеческое обличье! Увидев меня, ты, пожалуй, умрешь от страха! — отвечал голос. — Возвращайся домой! Во чреве ты носишь мальчика. Когда он вырастет, опояшется мечом и возьмет лук и стрелы, не будет равных ему в силе воинов ни на острове Кюсю, ни на островах Цусима и Ики!

— Каким бы ни был твой облик, — снова сказала девушка, — разве могу я забыть любовь, что давно уже нас связала? Позволь же мне на тебя поглядеть и себя показать!

вернуться

533

Остров Цукуси — древнее название о-ва Кюсю.

вернуться

534

...стук валька... не долетал до их слуха. — Тооти — название деревушки неподалеку от столицы Хэйан; здесь содержится перекличка с известным стихотворением поэтессы XII в. принцессы Сикиси, дочери императора Го-Сиракавы, одной из выдающихся поэтесс своего времени; «Ночь все темнее. // Лишь над вершиной горы // Месяц сияет — // И доносится еле слышно // Стук валька из селения Тооти...» (поэтическая антология «Новое собрание старых и новых японских песен», т. V («Син-кокин-вакаск»). Вместе с тем текст «Повести» построен на распространенном в классической японской поэзии приеме использования омонимов: название «Тооти» близко по звучанию словам «тоой ти» — «далекая земля». Очутившись на о-ве Кюсю, Тайра вспоминают стихотворение, рисующее привычные картины прошлой жизни в столице (селение Тооти лежало на пути из г. Хэйан в вотчину Тайра Фуку-хару) и в то же время напоминающее о том, как они теперь далеки от нее.

вернуться

535

Бревенчатый дворец... — Согласно легенде этот дворец из необструганных бревен был построен на скорую руку в местности Асакура, в краю Тикудзэн (современная провинция Фукуока), для временного пребывания императрицы Саймэй (ум. в 661 г.), когда она, намереваясь возглавить военный поход на Корейский полуостров, прибыла на о-в Кюсю. Однако внезапная смерть помешала осуществлению этих планов.

вернуться

536

...совершил паломничество в храм Уса. — В уезде Уса, в краю Будзэн (современная префектура Оита), находился один из трех главных храмов, посвященных богу Хатиману. Храм Уса почитался императорским домом почти наравне с храмом богини Аматэрасу в Исэ.

вернуться

537

«Вместе с плачем цикад...» — Стихотворение помещено в антологии «Тысяча песен» («Сэндзайсю», 1188 г.), авт. Сюндзэй Фудзивара.