Цветы подо льдом, стр. 20
Неколебимая твердь прикоснулась кончиком к ее разгоряченной плоти. Она обнажилась перед ним еще больше, готовая принять его с лаской. Пламя вызвало дрожь в глубине ее лона. Округлый гладкий кончик потерся о самую сокровенную его часть и через секунду вошел, но лишь чуть-чуть. Внутри все расплавилось, и необыкновенное ощущение мучительной волной прокатилось по телу, обещая райское наслаждение. Не понимая, что она делает, Кэтриона вонзила ногти в его ягодицы. Доминик с силой погрузился в нее, пока не оказался целиком в ее плоти. Чуть не теряя сознание от боли, Кэтриона вскрикнула.
Черное безмолвие поглотило ее голос. Она прикусила губу, но горячие слезы застилали ей глаза.
Доминик не двигался. Он оставался в таком положении, пока обжигавшая ее боль не притупилась, а испуг, вызванный их соитием, не прошел. Кэтриона нащупала колонны его рук – только сейчас она осознала, что еще минуту назад плотно прижималась к нему, вцепившись в него ногтями. Она отвернула голову в сторону и уронила руки, позволяя ему уйти.
Он отстранился медленно и осторожно, будто боясь повредить тонкий шифон, затем перекатился на бок и оставил ее одну на пепелище страсти.
Кэтриона поднялась, зная, что на них обоих должна быть кровь. Он сидел у края их пещеры под навесом из корней, подтянув колени, положив голову на руки.
– Мне очень жаль... – сказала она.
– Тьфу, ты дьявол! – Доминик растерянно провел рукой по волосам. – Вот недоразумение...
– Вы тут ни при чем. Я хотела вас. Просто я не ожидала, что будет так больно.
– О небо! – Он запрокинул голову, глядя на звезды. – Вы, оказывается... – Он сделал глубокий вдох. – Боже мой, вы были девственницей! Дайте мне немного прийти в себя.
Он протянул руку за своей рубашкой и, надев ее, направился куда-то в ночь. Свет от поднимающейся луны падал на белую материю и его бледные волосы, делая их похожими на сияющие рыцарские доспехи.
– Завтрашним грехом будет похоть, – тихо сказала Кэтриона.
– Сегодняшним. Грехопадение произошло после полуночи. Впрочем, какое это имеет значение! О Боже, если б я знал... – Он повернулся к ней: – Разумеется, я женюсь на вас.
Кэтриона вновь ощутила легкие укусы холода. Прежде чем вылезти из пещерки и подать голос, она схватила свои сухие юбки и надела их. В горле у нее слегка саднило.
– Я не пойду за вас, – просто сказала она.
– О проклятие! Я полагал... – Доминик подобрал свой пиджак и обернул вокруг ее плеч бездумным рыцарским жестом. – Мы поженимся, как только доберемся до Шотландии.
– Зачем? Сообразуясь с вашими представлениями о галантности? Этого не нужно. Я хотела потерять невинность, так как не видела от нее никакого проку.
– Не говорите глупостей! – Доминик нахмурился.
– Вы не стали бы брать меня, если б знали? Но почему? Разве я не властна сама выбирать время, когда отдать свое тело мужчине?
Он натянул на себя мокрые брюки.
– Это слишком долгий разговор, чтобы начинать его сейчас. И без того слишком много потерь и поражений. Того и гляди, задохнешься под всем этим грузом.
– О чем вы говорите? Вы победили.
– Победил? Боже милостивый! В чем же моя победа? В том, что я ничего не понял? Я был уверен, что у вас есть опыт в подобных вещах. – Он засмеялся, и в звуке его голоса ей послышалась горечь. – Я думал, Эндрю ваш сын – ведь Генриетта никак не могла быть его матерью. Я не нашел никакой другой причины, которая заставила бы вас приносить такие жертвы ради этого мальчика. А еще я думал, что Калем Макноррин был вашим любовником.
– О Дева Мария!
– Может, потому я и хотел разделить с вами удовольствие, – сказал Доминик, свирепо заталкивая ноги в ботинки, – ради Калема. Я воспринимал ваше горе как мое собственное: мне показалось, что вы скорбите о нем так же сильно, как и я в свое время. И что же? Вы использовали меня для своего удобства, как орудие, дабы избавиться от тяготившей вас девственности.
– А почему бы и нет? – Глаза Кэтрионы сверкнули. – Помните нашу первую встречу? Вы были счастливы видеть во мне объект вашего покровительства – это способ, который вы использовали с великим множеством женщин.
– Нет, – сказал Доминик. – Это способ, которым они использовали меня. Ради Бога, прошу вас, не надо ничего говорить. Давайте подождем с этим. Мы с вами заблудились в Шервуде. Сейчас глубокая ночь, и кто-то в темноте хочет лишить нас жизни. Первым делом я должен доставить вас в безопасное место.
– Вам было противно прикасаться ко мне? – неожиданно спросила она.
От внезапно набежавшей улыбки на щеке Доминика появилась ямочка.
– О нет, до того момента, пока я не нарушил вашу проклятую непорочность. Обувайтесь.
Других слов ей не потребовалось.
– Куда мы идем? – спросила она, наклоняясь, чтобы надеть туфли.
– Куда и прежде – к моему другу.
Кэтриона выпрямилась.
– Это очень далеко?
– Не думаю. Вы сможете идти?
– Конечно.
– Тогда вперед! Надеюсь, эти негодяи не собираются караулить нас до утра. Впрочем, постойте... Есть одна вещь, о которой я не могу не спросить прямо сейчас. Кем, черт побери, был для вас Калем Макноррин?
Кэтриона обратила глаза поверх темного озера на спящие деревья, потом на небо, к звезде, которой она дала его имя.
– Калем был моим братом.
Глава 7
Кэтриона не жаловалась; в северных краях людям не привыкать к пешим переходам. Доминик углублялся все дальше на север, периодически сверяясь с небом, отыскивая в россыпи звезд ту, что указывала путь к их конечной цели – Шотландии. Когда Кэтриона призналась, что Калем Макноррин был ее братом, он ничего не сказал – просто взял ее за руку и повел.
Наконец они выбрались на дорогу, и хотя она уводила к западу, Доминик ступил на нее без колебаний. В одной руке он сжимал ладонь Кэтрионы, в другой нес ее промокшее платье. Она шла в своих порванных юбках и его пиджаке, бодрясь, не обращая внимания на боль между ног и необычную пустоту в сердце.
С опушки леса открывался вид на холмистые поля, которые прерывались темными подлесками и песчаными намывами, казавшимися под луной то светлыми, как слоновая кость, то почти черными. Дорога разветвлялась на несколько троп, сбегавших по краю одной из рощиц; за ней был виден волнистый луг, а еще дальше – берег небольшого озера. По правую руку расположились разросшиеся сады, за которыми находилось нечто, выступавшее над горизонтом.
Тропинка повернула к накатанной дороге. По ней они подошли совсем близко к сонной громаде из камня и двинулись вдоль высокой стены, накрывшей их своей тенью. Они обогнули большой блок надворных построек, и неожиданно перед ними возник фасад здания, испещренный причудливыми тенями.
Кэтриона остановилась как вкопанная, и Доминику тоже пришлось задержаться.
Это был старинный скандинавский замок. Готические башни с белыми шпилями, казалось, доставали до звездной россыпи Млечного Пути; ниже зияли чернотой три огромных церковных окна, а гигантскую центральную арку украшала ажурная кайма из камня с торчащими краями. Правее, отступя от церковного здания, вдоль всей остальной части фасада шли эркеры с причудливыми аркадами и мелкими архитектурными украшениями; на стыке с небом вырисовывался фестончатый узор стены. Позади скрывалось еще множество строений, крыш и дымовых труб.
– Средневековые руины, – проговорила наконец Кэтриона. – Разрушенное аббатство.
– Ньюстедское аббатство, прибежище грешных лордов, – подтвердил Доминик. – Пойдемте.
Они проследовали наверх, и Доминик постучал в дверь. Ожидание длилось долго, но наконец послышался чей-то недовольный, голос:
– Кто там?
– Доминик Уиндхэм, мистер Мюррей. Со мной леди, и у нас несчастье.
– О Господи!
Звякнул засов, дверь отворилась. Из прихожей вырвался поток света. Затем показался дородный, благообразный человек с седеющими волосами, в высоко поднятой руке он держал лампу. На нем был темный сюртук и бледно-желтый жилет – костюм дворецкого, надетый, несомненно, в спешке.