Сингапурская история: из «третьего мира» – в «первый», стр. 193
Затем он пригласил меня в ресторан в комплексе Дяоюйтай, чтобы отпраздновать мое 65-летие. За ужином он поинтересовался моим мнением о недавно посланном мне телесериале «Элегия Желтой реки» (Yellow River Elegy), который был подготовлен несколькими молодыми сотрудниками центра по подготовке программы реформ. В этом сериале Китай изображался страной, глубоко увязшей в феодальных традициях, суевериях и дурных привычках прошлого, страной, которая не сможет совершить прорыв и догнать современный мир, если не отбросит свои старые традиции.
Я нашел этот сериал чрезмерно пессимистичным. Для того чтобы провести индустриализацию и модернизацию, Китаю не следовало отказываться от основных культурных ценностей и убеждений. Тайвань, Южная Корея, Япония, Гонконг и Сингапур, – все эти страны стремились сохранить свои традиционные ценности. К их числу относятся: бережливость, трудолюбие, уважение к образованию, преданность семье, клану, нации, приоритет общественных интересов над личными. Следуя этим конфуцианским традициям, они смогли сохранить общественное согласие, поддержать высокий уровень сбережений и инвестиций, что обеспечило высокий уровень производительности труда и быстрые темпы экономического роста. Что Китаю действительно следовало изменить, так это непомерно централизованную систему управления, образ мышления людей и их отношение к делу, с тем, чтобы люди стали более восприимчивы к новым идеям, – безразлично китайским или зарубежным, – стремились проверить их на практике и приспособить к условиям Китая. Я привел в пример японцев, которые сумели успешно провести все эти преобразования.
Чжао Цзыян был обеспокоен тем, что быстрый рост экономики Китая сопровождался высоким уровнем инфляции, чего не было в «новых индустриальных странах» (НИС). Я объяснил ему, что, в отличие от Китая, НИС не надо было заниматься дерегулированием плановой экономики, в которой цены на основные предметы потребления были искусственно занижены.
От него исходила спокойная уверенность в себе, он обладал острым умом, способным быстро поглощать информацию. В отличие от Хуа Гофэна, Чжао Цзыян был джентльменом, а не головорезом. У него были приятные манеры, в нем не было ни резкости, ни властности. Тем не менее, чтобы выжить на вершине пирамиды власти в Китае, необходимо быть жестким и безжалостным, а для Китая того времени он был слишком либеральным в своих подходах к обеспечению законности и порядка в стране. Когда мы расстались, я еще не знал, что менее чем через год он станет никем.
На следующий день, 17 сентября 1988 года, я в последний раз встретился с Дэн Сяопином. Он выглядел загорелым после нескольких недель, проведенных в Бельдаите (Beldaithe), морском курорте для китайских руководителей, расположенном к востоку от Пекина. Дэн был полон энергии, его голос звучал громко. Я высоко отозвался об экономических успехах Китая. Он сказал, что на протяжении последнего десятилетия удалось добиться «довольно хороших результатов», но успешное экономическое развитие породило новые проблемы. Китаю приходилось бороться с инфляцией; очень важно было укрепить дисциплину. Центральное правительство должно было осуществлять эффективный контроль над страной, но так, чтобы это не противоречило политике «открытых дверей», которая сделала управление страной еще более важным. В противном случае, могли возникнуть анархия и «великий хаос в Поднебесной». Дэн считал, что Китай был большой, но технологически и даже культурно отсталой страной. На протяжении последнего десятилетия Китаю удалось решить проблемы с продовольствием и одеждой, теперь китайцы хотели достичь стадии «комфорта», для чего следовало увеличить достигнутый в 1980 году ВНП на душу населения в четыре раза, до уровня от 800 до 1000 долларов. Китаю следовало учиться у других стран, «включая Сингапур и даже Южную Корею». Я высказал комплимент по поводу значительных перемен в Китае, что выражалось не только в том, что строились новые здания и дороги, но и, что было более важно, в том, что менялось мышление людей, их отношение к делу. Люди стали более критично, но и более оптимистично настроенными. Я сказал, что в результате его визита в США в 1979 году, сопровождавшемся ежедневными получасовыми телевизионными трансляциями из Америки, китайцы увидели условия жизни в Америке, что навсегда изменило их представления о ней.
Дэн сказал, что американцы отнеслись к нему очень вдумчиво. Он сказал Госсекретарю США Шульцу, что американо-китайские отношения развивались гладко, но серьезной проблемой в отношениях оставался Тайвань. Затем он спросил меня, знаю ли я о том, что мой соученик и Ваш добрый друг Цзян Цзинго неоднократно заявлял, что он (Цзян Цзинго) «оправдается перед историей». Дэн явно хотел услышать от меня ответ на послание, которое он попросил передать Цзяну в прошлый визит. Я не ответил, потому что Цзян не дал мне какого-либо ответа. Дэн сказал, что, хотя США публично заявили, что они не хотят вмешиваться в решение проблемы воссоединения Китая с Тайванем, на деле, правительство США вмешивалось в этот вопрос. Для воссоединения существовало много препятствий, но самым большим из них оставались Соединенные Штаты. Он снова повторил сказанное им во время нашей прошлой встречи, что США использовали Тайвань в качестве «непотопляемого авианосца». Когда во время визита в Вашингтон в 1979 году Дэн нормализовал отношения с США, президент Картер согласился, что США выполнят три условия: аннулируют договор о совместной обороне с Тайванем; выведут американские войска с Тайваня; разорвут дипломатические отношения с Тайванем. Эти обязательства были выполнены. Тем не менее, Конгресс США неоднократно вмешивался в вопросы, относившиеся к Тайваню, принял «Закон об отношениях с Тайванем» (Taiwan Relations Act) и различные резолюции, являвшиеся вмешательством во внутренние дела Китая. Дэн говорил Рейгану и Шульцу, что они должны были пересмотреть свою политику поддержания на плаву «непотопляемого авианосца» США. Дэн подчеркнул, что до того, как отправиться на встречу с Карлом Марксом, он очень хотел бы гарантировать воссоединение Китая с Тайванем.
Глава 38. Китай за пределами Пекина
На протяжении 80-ых – 90-ых годов я посещал Китай практически ежегодно, пытаясь лучше понять цели и стремления китайских лидеров. Наши отношения начинались с антагонизма, поэтому нам необходимо было время и более глубокое взаимодействие друг с другом, чтобы добиться установления доверительных отношений с Китаем. Китай занимался «экспортом революции», стараясь превратить Сингапур в коммунистическое государство, когда же китайцы начали бороться с Вьетнамом, они стали стремиться к улучшению отношений со странами АСЕАН. Именно в течение этого периода, с 1978 по 1991 год, наше восприятие друг друга изменилось, так как мы вместе, хотя и различными способами, боролись против оккупации Камбоджи Вьетнамом.
Во время каждого визита я проводил более недели в провинции, меня сопровождал кто-нибудь из младших китайских министров. Путешествуя с ними по Китаю на протяжении 8-10 дней в одном самолете для официальных лиц, проводя вместе много времени, мне удалось лучше понять образ мышления и менталитет китайских лидеров. Жены министров составляла компанию моей жене.
Во время одного из таких визитов, в 1980 году, я открыл для себя другой Китай. Моя дочь Вей Линь была приятно удивлена. Она уже до того побывала на экскурсии в Пекине и заметила, что настроение китайских людей, с которыми она встречалась, с тех пор как умер Мао, и была разгромлена «банда че ырех», стало более мягким и расслабленным. И официальные лица, и простые китайцы чувствовали себя в разговоре с ней более свободно и непринужденно. Я до сих пор помню некоторые из достопримечательностей, которые мы посетили, включая Чэнду (Chengde), – летнюю столицу императора царства Цинь Циан Лонга (Qian Long), и «Три ущелья» на реке Янцзы. Путешествие вниз по течению Янцзы от Чунцина (Chongqing) в Ичан (Yichang), расположенный на выходе из ущелья, заняло полтора дня (Чунцин – бывшая столица Чан Кай-ши во время Второй мировой войны, находившаяся в провинции Сычуань (Sichuan)). Огромные китайские иероглифы, выбитые высоко на отвесной поверхности гладкой скалы тысячи лет назад, чтобы увековечить память о событиях и идеях, производили устрашающее впечатление. Они резонировали с историей народа, преодолевавшего огромные препятствия. Еще более потрясал вид людей, которые, как в незапамятные времена, буксировали по реке баржи и маленькие суда, подобно вьючным животным. Целые толпы людей с веревками на плечах и спинах тянули лодки вверх по течению на протяжении многих миль. Казалось, что время остановилось, и машины, использовавшиеся в других странах, до них просто не дошли.