Амрита, стр. 7

АМРИТА

1. Долгожданный дождь

Мне часто приходилось слышать, что после очень сильного потрясения мир вокруг полностью меняется, все становится совершенно иным. Но у меня есть подозрение, что в моем случае это не так.

И, кажется, я даже знаю, в чем дело: когда я вспоминаю те или иные случаи, произошедшие со мной, Саку Вакабаяши, за 28 лет, минувшие со дня моего рождения, когда я думаю о своей семье или о любимых блюдах – короче, обо всех тех вещах, что делают меня именно мною и никем другим, – я словно рассказываю самой себе бесконечную историю.

Я просто не могу по-другому. Не могу без историй.

И я не имею ни малейшего понятия, что я на самом деле думала про свою жизнь до того, как со мной произошло то, что произошло. Может, раньше я воспринимала мир точно так же, как воспринимаю его сейчас. А может, и нет. Я довольно часто задумываюсь о прежней жизни. Что это было? Череда бесцельно прожитых дней и месяцев? Как мне удавалось все это время жить в согласии с самой собой? А еще мне часто приходилось слышать, что если подстричься очень коротко, то окружающие начнут относиться к тебе иначе, и, в конце концов, ты изменишься незаметно для себя. Во время операции меня побрили наголо, и только сейчас, когда повернуло на зиму, волосы отрасли, и я смогла более-менее прилично постричься.

Все домашние и друзья в один голос заявили, что новая стрижка невероятно меня молодит и что теперь я совсем другой человек.

– Так уж и другой? – отшучиваюсь я. А потом иду и украдкой открываю альбом с фотографиями. Нахожу себя. У меня длинные волосы. Я улыбаюсь. Множество мест, различные обстоятельства. Я помню каждую подробность. Помню, какая была погода, помню, что в тот день у меня ужасно болел живот из-за месячных и я с трудом держалась на ногах… Множество деталей. И значит – это я. Я и никто другой.

Только одного я не могу понять.

Откуда это странное ощущение, будто мир вокруг плывет, и я плыву вместе с ним?

Иногда мне хочется похвалить себя за то, что, несмотря на «плавучее» состояние, я продолжаю каким-то образом сохранять свое «я».

Сейчас мы живем впятером: я, мама, мой младший брат, который учится в четвертом классе, мамина подруга детства Джюнко (она живет на нашем обеспечении) и двоюродная сестра Микико – студентка. Мой отец умер много лет назад. После его смерти мама вышла замуж во второй раз. А потом развелась. То есть у меня и у моего брата Ёшио разные отцы. Но между мной и Ёшио была еще моя сестра Маю. Родная сестра – у нас с ней один отец. Сначала Маю работала киноактрисой, потом бросила работу и стала жить с одним писателем. А еще через некоторое время у нее началось нервное расстройство, и она умерла при обстоятельствах, очень похожих на самоубийство. Все это было довольно давно.

Пять вечеров в неделю я работаю официанткой. Подаю клиентам крепкие напитки в маленьком старом баре с хорошей репутацией. Хозяин бара – бывший хиппи, и это сразу заметно по интерьеру заведения. В дневное время я иногда подрабатываю в офисе на фирме у своего приятеля. Кручусь, как могу. Мой отец был человеком не богатым, но состоятельным. Я довольно долго размышляла 6 тех деньгах, которые он нам оставил: например, о том, что можно было бы пожить в свое удовольствие, особенно не напрягаясь, или, наоборот, о том, что жить надо достойно и добиваться всего своими силами. Эти мысли действительно крутились у меня в голове много лет подряд. А в результате я оказалась там, где оказалась, – не принцесса и не пролетарий. Так, нечто среднее. Нечто странное. Но это вовсе не значит, что я недовольна своей жизнью. Мне абсолютно не о чем жалеть. Я искренне так думаю и очень хочу, чтобы все думали точно так же.

Как-то раз я вернулась домой после работы и застала маму на кухне. Было около трех часов ночи. Мама хмуро сидела за столом.

Раньше она довольно часто поджидала меня на кухне, чтобы поговорить о том, что ее волновало. Так было, например, в тот день, когда она решила выйти замуж во второй раз. Я до сих пор помню, как она пыталась напустить на себя серьезный вид, хотя ее распирало от радости и ей хотелось говорить, говорить, говорить… Но в последнее время это происходило все реже – в конце концов, почти обо всем она могла поговорить с Джюнко.

Я как-то сразу поняла, что речь пойдет о брате. Он был трудным ребенком, на него часто жаловались в школе. С тех пор как умерла Маю, мама полностью потеряла веру в себя во всем, что касалось воспитания детей. И я ее жалела. Мне казалось, что мама очень часто испытывала недовольство собой и своей жизнью.

В отличие от мамы, я была вполне довольна тем, что у меня есть, но, когда я видела ее в таком состоянии, мне всегда становилось грустно.

– Что случилось? – спросила я.

В доме было тихо. Все, кроме нас, спали. На кухне царил полумрак – горела только маленькая флуоресцентная лампочка над раковиной. В этом освещении мама казалась нарисованной. Черно – белый портрет.

В уголках ее губ и между сведенными бровями таились глубокие тени.

– Присядь, Саку, – сказала мама.

– Угу. Может, кофе выпьем?

– Я сейчас сделаю, – мама поднялась с места. Я пододвинула к себе стул и плюхнулась на него. Он тихо скрипнул. Работа у меня стоячая. Весь вечер я провела на ногах и поэтому, сев на стул, вдруг ощутила невероятную слабость. Будто за одну секунду все силы – до последней капли – вытекли из меня. А накопившаяся в районе поясницы усталость немедленно растеклась по всему телу.

Ночь, мы пьем кофе на темной кухне. Что-то мне это напоминает. Что-то из детства, хотя в детстве, по идее, я не должна была пить кофе. Пить кофе ночью – это как первый снег или как раннее утро после бури: всегда кажется, что что-то похожее уже было в твоей жизни…

– Знаешь, Ёшио… – начала, было, мама.

– Что с ним?

– Он говорит, что хочет быть писателем. Это что-то новенькое.

– Любопытно. А почему именно писателем, не говорит? – спросила я. Мой брат, как и большинство его сверстников, был довольно противным мальчишкой, который до последнего времени на полном серьезе собирался стать бизнесменом, потому что, во-первых, зарплата хорошая, а во-вторых, во всех сериалах бизнесмены – это очень крутые парни.

– Ну… Он говорит, что ночью ему явился Бог и стоял у его изголовья… – неуверенно сказала мама.

Я не удержалась и фыркнула.

– Просто у них мода сейчас такая. Не обращай внимания. Мало ли что мальчишки болтают.

– Ты знаешь, он какой-то странный стал в последнее время, – мама даже не улыбнулась.

– Мне кажется, что лучше его пока не трогать. Давай немного понаблюдаем за ним и тогда решим, что делать.

– Надеюсь, что он оставит эту идею.

– А что плохого в том, что он хочет стать писателем?

– Не знаю… Просто это как-то… Мне не очень нравится.

– Послушай, он мальчишка, а у нас в семье до этого мальчиков не было. Надо подождать. Может, это в порядке вещей.

– Сначала Маю умерла, потом ты голову разбила, а теперь еще и это. Такое ощущение, что без проблем жить вообще нельзя, – сказала мама. – Он же, как одержимый, сидит со своими бумажками и пишет, пишет…

– Да. Все это довольно странно, – согласилась я.

Мама была слишком ярким маяком, отчего мы – корабли, плывущие мимо, – ослепленные ее сиянием, все как один сбивались с курса и были обречены на необычную судьбу. Я убедилась в этом на собственном опыте. Мама интуитивно чувствовала в себе что-то такое, от чего сама же и мучилась: собственные подозрения больно ранили ее. Я никогда первая не заговорила бы с ней об этом.

– Но, с другой стороны, – продолжила я свою мысль, – если с нашей семьей и дальше будут происходить странные вещи, то, в конце концов, мы станем похожи на семейку из «Прекрасной Звезды» Мисимы. Разве это не здорово?

Вообще-то это была шутка, но в последствии выяснилось, что я как в воду глядела.

Мама засмеялась.

– Не волнуйся, мам. Я завтра с Ёшио поговорю. Узнаю, что и как.