Амрита, стр. 16
– Да нет, вроде нет.
– И то ладно.
– Знаешь, что они мне сказали? «Когда в семье Непорядок, ребенок сразу это чувствует». Открыли Америку! И, между прочим, экзамены он всегда пишет на отлично.
– Может, в него вселился чертик – экстрасенс? Может, он просто ответы угадывает?
– Не спрашивай меня, деточка. У меня интуиции вообще никакой. Даже в тот день, когда твой отец умер, я ничего не почувствовала. А ты?
– И я не почувствовала…
– С чего бы тогда Ёшио быть экстрасенсом?
– Да… Непонятно.
Либо из глубин безбрежного моря ДНК всплыло на поверхность единственно возможное сочетание молекул, либо этот феномен породили нейронные связи в мозгу моего маленького брата.
– Ой, чуть не забыла. Тебе звонила какая-то женщина. Сасаки-сан.
Я не знала, как мама отреагирует на это сообщение. С одной стороны, она иногда прислушивается к советам малознакомых людей и, может быть, на этот раз будет не против сходить проконсультироваться у врача. Но лучше бы она была против. Кому это нужно – тащить несчастного мальчишку черт знает куда… К счастью мама, выслушав мой рассказ, очень мило склонила голову набок, изогнула бровь дугой и рассмеялась:
– И что это с ними со всеми? Что это они вдруг озаботились судьбой мальчика, которого в глаза не видели? Не говоря уж о том, что они и меня-то в лицо не знают.
Мамина довольно странная логика была мне понятна.
– Делать им нечего?… – С этими словами мама поднялась со стула и отправилась в свою комнату переодеваться.
Не знаю почему, но я почувствовала, что все будет в порядке, и успокоилась.
И в этот момент я вспомнила очередной эпизод из прошлого.
Я вспомнила, как вместе с двумя подружками (с той, которая «теперь не расстраивается, когда начальник ее ругает», и еще одной) поехала в Гонконг.
Стоило нам оказаться за границей, как моя нервная до дрожи в руках подружка, которая в Японии постоянно пребывала в напряжении, вдруг успокоилась. Казалось, здесь она чувствовала себя как рыба в воде. Мы вдвоем с другой подружкой просто нарадоваться на нее не могли.
В нашем роскошнейшем гостиничном номере были три мягчайшие кровати, а из окна открывался ночной вид. Третья подружка, сидя за круглым столиком, пила холодное пиво. А мы только что вышли из ванной и теперь валялись на одной из кроватей в махровых халатах.
Наверное, только я и та, третья, поехавшая с нами в Гонконг, были единственными, кто понимал эту странную девочку. Мы так ее любили!
Мы болтали, болтали и не могли остановиться: о планах на завтра, о мальчиках, о том о сем и прочих глупостях, как вдруг она неожиданно обняла меня крепко – крепко и сказала:
– Любимая моя мамочка!
У меня словно комок в горле застрял. Я оттолкнула ее – несильно, в шутку, – и засмеялась, давая волю чувствам. Смех был спасением, потому что, если бы эти чувства остались во мне, я не знаю, что бы со мной стало. Не знаю, что бы я сделала с ней, наверное, что-то такое, о чем даже невозможно сказать словами, – что-то, что ни в коем случае нельзя делать… Я любила ее, сердилась на нее, хотела ее защитить…
Если бы я была мужчиной, если бы я была способна на то, на что способны только мужчины, я бы обняла ее в ответ… Если бы я была беременной, я бы нежно положила руки на свой необъятный живот, чтобы почувствовать движение… Вихрь чувств закружил меня, захлестнул в то мгновение, В ту мимолетную секундочку, когда она прижалась всем телом ко мне.
Думаю, что, если бы на моем месте оказалась наша третья подружка, она чувствовала бы то же самое, что и я.
Воспоминание было таким живым и ярким, что я чуть не расплакалась…
4. Still be a lady/ girls can't do
Все вокруг заливал живой яркий – до боли в глазах – свет.
Наверху синело небо.
Синева была такой густой и осязаемой, что казалась сделанной из какого-то твердого материала. Стекло?
Я стояла посреди леса и смотрела в эту синеву. Вокруг меня теснились невысокие, в мой рост, деревца. Если присмотреться, среди тонких листочков можно было разглядеть крупные круглые ягоды. Одни были зелеными, другие розовыми, третьи красными и самые спелые – черными. Я сорвала черный шарик и попробовала его на вкус. Запах у шарика был сладким. Вкус – кислым. Я знала, что он окажется кислым. «Как же эта штука называется?» – подумала я.
Мне так и не удалось вспомнить название.
Солнце, ослепляя, светило все ярче и ярче. Потом подул ветер.
Влажный, прохладный, он примчался неизвестно откуда и нежно погладил мою кожу.
Я закрыла глаза.
На веках изнутри остался четкий отпечаток: разительный контраст густой небесной синевы и круглых разноцветных плодов. Как будто я продолжала видеть с закрытыми глазами.
Ах, какая красота.
Ах, какая прохлада.
Просто стоять посреди этого идеального пейзажа с закрытыми глазами и наслаждаться – это была невиданная роскошь.
Вдруг раздался скрежещущий звук. Он приближался откуда-то сбоку. Я открыла глаза – обступившие меня деревца трепетали.
В этот миг я проснулась.
То, что это был сон, поняла не сразу.
Сердце бешено колотилось – я все еще ждала, что скрежещущее нечто вот-вот появится в поле зрения. Грудь помнила нежные прикосновения прохладного ветерка.
Должно быть, именно поэтому пробуждение было наполнено свежестью.
Когда я спустилась на первый этаж, мамина подруга Джюнко стояла на пороге. Она уходила на работу.
– Доброе утро, – сказала я.
– Доброе, – улыбнувшись, ответила Джюнко. – В холодильнике салат и гренки.
– Сегодня ваша очередь готовить завтрак?
– Это не я. Это твоя мама приготовила
– А мама дома?
– Она уехала. Сказала, что на Гинзу, пройтись по магазинам.
– Вот как…
Я пошла на кухню, села на стул и, взяв в руки пульт, нажала на красную кнопку. Телевизор заработал. Джюнко, махнув рукавом кимоно, вышла, но через секунду вернулась.
– Да, забыла сказать. Ёшио еще спит. Он не пошел сегодня в школу. Ты с ним поговори потом, ладно?
В последние дни братец все время спит. Он не ходит в школу, сидит дома. В нем как будто что-то сломалось… Меня уже давно не покидает ощущение, что в нашей семье все как-то не так. Вот и брат, должно быть, тоже чувствует нечто подобное, отчего в нем самом происходят изменения, пока трудно поддающиеся определению.
– Он немного странный стал, правда? – сказала я.
– Ну, в общем… Все так сложно, я даже не знаю. У меня ведь нет сына. А дети, они, чем старше становятся – тем больше с ними проблем. Наверное, такое в любой семье может случиться…
– Ну да, ну да. Дети растут, и проблемы растут вместе с ними – это вполне закономерно, – сказала я.
– В каждой семье свои обстоятельства. Со стороны посмотришь – и кажется, как же так жить можно, но ведь живут же! Готовят еду, убирают в квартире, и так день за днем. И ничего. Ко всему можно привыкнуть. Всегда остается что-то такое, чего нельзя увидеть снаружи, но что продолжает держать семью вместе, даже если кажется, что все вот-вот расползется по швам.
Этот набор банальностей произвел на меня ужасно тягостное впечатление – не оттого ли, что их произносила Джюнко, не сумевшая сберечь свою собственную семью?
– Наверное, главное – сохранять внутреннее равновесие. Поддерживать некий баланс. Тогда можно выпутаться почти из любой ситуации, – сказала я.
– Возможно, – кивнула Джюнко и добавила: – Ну и конечно, нужна любовь.
– Любовь? – Этого я от нее не ожидала.
Джюнко улыбнулась:
– Ты не подумай, я не о чем-то таком особенном говорю. Обычная любовь. Именно она держит семью вместе, не дает ей распасться. Любовь – это ведь не внешние признаки, а внутреннее содержание. Умение отдавать, понимаешь? Не требовать, а наоборот – дарить. И если члены семьи не обладают этим умением – тогда все. Дом превращается в стойбище голодных волков. Вот, например, моя семья. Вроде бы выходит, что я сама ее разрушила. Своими собственными руками. Но разве виновата только я одна? Ведь это было всего лишь следствием того, что началось у нас в семье гораздо раньше. Мы непрерывно требовали друг от друга чего – то, ничего не давая взамен… Есть люди, которые считают, что в особо сложные моменты, когда кажется, что нет никакой возможности продолжать жить вместе, нужно идти на компромисс, а я вот думаю, что прежде всего нужна любовь. Нужны общие воспоминания, которые дарят нам красоту и придают сил… которые заставляют тебя думать: «А ведь мне хорошо с этим человеком». И если в тебе еще осталось желание дышать этим общим семейным воздухом, желание быть вместе несмотря ни на что – значит, еще есть надежда.