Амрита, стр. 1

Банана Ёсимото

Амрита

Книга первая

ТОСКА

Я по природе человек ночной и спать ложусь на рассвете. Соответственно, встаю не раньше полудня.

И значит, тот день был вдвойне исключительным. Я говорю о дне, когда Рюичиро [1] прислал свою первую посылку. Так вот, тем утром мой малолетний братец безо всякого предупреждения – если не считать с грохотом распахнутой двери – ворвался в мою комнату и принялся меня тормошить:

– Саку, вставай! Тебе посылка пришла!

– Чего? – не поняла я.

– Тебе пришла громадная посылка! – Было ясно, что эта егоза меня в покое не оставит… И притворяться, что я не расслышала и сплю дальше, не имеет никакого смысла – он просто залезет на кровать и примется скакать по мне как сумасшедший.

Делать нечего, я с трудом продрала глаза и поплелась на первый этаж. За мной, не отставая ни на шаг, катился по лестнице мой надоедливый братец.

Заглянув на кухню, я увидела маму – она сидела за столом и ела бутерброд. В воздухе витал вкусный запах кофе.

– Доброе утро.

– Доброе. Все в порядке? Что-то ты рано сегодня, – заметила мама, изобразив на лице удивление.

– Да все эта маленькая вредина. Пришлось встать, чтобы он меня не замучил. И вообще, почему он не в садике?

– У меня немножко температура. – С этими словами братец плюхнулся на стул и схватил со стола бутерброд.

– Теперь понятно, почему ты бесчинствуешь!

– Между прочим, ты в детстве была такой же. Если вдруг расшалилась ни с того ни с сего – значит, температура, – сказала мама.

– А где все?

– Еще спят.

– Кто бы сомневался, полдесятого утра, – я тяжело вздохнула. Мне удалось поспать всего пять часов, да и пробуждение было настолько резким, что теперь у меня кружилась голова.

– Кофе будешь?

– Угу, – кивнула я.

Кухня была залита утренним солнцем. Я сидела напротив окна, купаясь в солнечных лучах – они словно просачивались внутрь меня, впитывались в кожу. Давно забытое чувство. И мама, которая стояла посреди этой утренней кухни, повернувшись ко мне спиной, была такой маленькой и аккуратной, что казалась старшеклассницей, ни с того ни с сего решившей примерить на себя семейную жизнь.

Мама и правда была совсем молодой. Она родила меня в девятнадцать лет. Значит, когда маме было столько, сколько мне сейчас, у нее уже было двое детей. Просто ужас! – Ну, вот и кофе. Булочку будешь?

Рука, протянувшая мне чашку, прекрасна. Да – же не верится, что у человека, выполнявшего на протяжении двух с лишним десятков лет всю работу по дому, могут быть такие красивые руки. И хотя я очень люблю свою маму, этот факт мне почему-то неприятен. Как будто мама перехитрила всех и научилась не стареть.

В каждом классе обязательно найдется такая девочка, – вроде бы и не красавица, но чувствуется в ней некое удивительное сочетание изящества и эротичности, которое делает ее привлекательной – без очевидных, казалось бы, причин – для старших мальчиков. Я думаю, что моя мама в детстве была как раз такой девочкой. Когда пала женился на ней, ей было девятнадцать, а ему сорок. Потом родилась я, потом моя сестра Маю, а потом папа умер от ишемического инсульта.

Шесть лет назад мама снова вышла замуж. На свет появился мой младший брат. А в прошлом году мама рассталась со своим вторым мужем. С тех самых пор, как наше семейство перестало соответствовать модели «муж – жена – дети», дом, в котором мы жили, сделался похожим на общежитие.

Жильцов было пятеро: мама, я, братишка плюс моя двоюродная сестра Микико и мамина давняя подруга Джюнко (кажется, они дружили с самого детства), которая в силу ряда обстоятельств вынуждена была жить у нас.

Сложилась довольно нестандартная компания, своего рода «дамский сад», который лично мне очень нравился. Братишка был еще совсем ребенком и, подобно очаровательному домашнему животному, привносил в наше существование уют, объединял нас в единое целое.

Нынешний мамин кавалер был сильно младше ее, но мама не спешила выходить за него замуж – боялась новой неудачи, не хотела травмировать малолетнего сына. Этот молодой человек довольно часто приходил к нам в гости. Он отлично ладил с моим братцем, и казалось вполне естественным, что в какой-то момент они с мамой съедутся и станут жить вместе. Но до той поры мы, наверное, так и будем существовать нашей странной компанией…

Похоже, что кровное родство и совместное проживание – вещи мало связанные. Я задумывалась над этим и раньше, когда отчим жил вместе с нами. Отчим был очень добрым человеком, и после того, как он от нас ушел, я сильно по нему скучала. Невыразимая тоска, которую всегда ощущаешь в покинутом доме, висела в воздухе, давила на меня, и не было от нее спасения.

Поэтому-то я и думаю, что, если находится человек, который устанавливает в доме некий порядок, исподволь строит остальных, собирает их вокруг себя (это как раз про мою маму), то люди, живущие с таким человеком под одной крышей, неизбежно начинают чувствовать себя семьей.

И вот еще что.

Чем дольше ты живешь вне своего дома, тем вероятнее, что дом – и даже кровное родство не спасет – станет для тебя всего лишь далеким воспоминанием в ряду прочих.

Именно это и произошло с моей сестричкой, с моей Маю.

Такие вот мысли приходили мне в голову, пока я пила кофе и ела булочку с орехами.

Солнечные пятна на кухонном столе – именно они навели меня на размышления о нашем семействе.

– Ну-ка, Ёшио, давай в постель, а то разболеешься по-настоящему! – мама подтолкнула упирающегося брата к двери.

– Кстати, а про посылку это правда? – спросила я.

– Посылка? Стоит себе в коридоре, – закрывая за собой дверь, мама на мгновение обернулась.

Я поднялась со стула и пошла в коридор. На обесцвеченном ярким солнцем дощатом полу стояла, подобно невысокой белой статуе, картонная коробка.

Сначала я подумала, что это, наверное, цветы.

Попробовала приподнять посылку – для цветов вроде тяжеловато. На картонном боку, напротив надписи «от кого», значилось «Ямадзаки Рюичиро». Вместо обратного адреса – адрес гостиницы в префектуре Чиба. Вот, значит, где он сейчас путешествует.

Мне не терпелось узнать, что в посылке, и я распотрошила коробку прямо в коридоре.

Письма внутри не оказалось.

Я извлекла увесистую статуэтку, плотно обернутую полиэтиленом. Это был Ниппер – черноухий фокстерьер со старых пластинок фирмы «Виктор». Милый, милый Ниппер, он так трогательно смотрел сквозь прозрачную обертку. Один за другим я начала снимать с него слои полиэтилена, пока, в конце концов, он не вынырнул на поверхность, словно поднявшись из морских глубин. Выцветшие мягкие краски, печальный наклон головы – ну что за пес!

– Какой же ты замечательный, – сказала я и поставила его обратно в коробку, предварительно запихнув в нее подобранные с пола обрывки полиэтилена. Полусонная, я стояла посреди коридора и смотрела на Ниппера.

Его фигурка отчетливо вырисовывалась на фоне солнечных лучей, пронзавших коридор, в котором едва ощущал запах пыли, – пес казался частью некоего пейзажа.

Но почему именно Ниппер? Я не знала ответа на этот вопрос. Может быть, Рюичиро просто наткнулся на него в комиссионке. И глаз не смог отвести. Статуэтка была одной из тех вещиц, которые моментально становятся хранителями памяти о том путешествии, из которого их привезли.

Пес словно пытался мне что-то сказать.

Что-то, что я обязательно должна услышать.

Так же как он, наклонив голову, с тем же серьезным выражением, что было написано у него на морде, я старательно прислушалась. Но так ничего и не услышала.

Рюичиро любил мою сестру Маю. А сестра любила его.

Теперь Маю умерла.

Полгода назад она погибла в автомобильной катастрофе – врезалась на машине в столб линии электропередачи. В тот вечер она сильно выпила и вдобавок приняла чрезмерную дозу снотворного.

вернуться

1

Здесь и далее имена собственные и некоторые топонимы приводятся в практической транскрипции (в отличие от принятой системы транслитерирования, составленной Е. Поливановым в 1917 году). – Примеч. пер.