Десять меченосцев, стр. 205

Дзюро вдруг разрыдался и швырнул листок.

– Больше не могу… Пусть кто-то другой…

Никто не вызвался дочитать сутру. Заплаканные мужчины лежали, сидели, понурив головы, как потерявшиеся дети.

Необычную сцену увидел вошедший в комнату Сасаки Кодзиро.

Весенний красный ливень

– Где Ядзибэй? – громко спросил Кодзиро.

Игроки ушли с головой в игру, а остальные погрузились в воспоминания детства под влиянием сутры, поэтому никто не ответил.

– Что случилось? – спросил Кодзиро, подходя к Дзюро, которые лежал, закрыв ладонями заплаканные глаза.

– О, я не заметил, как вы пришли, господин.

Дзюро и его товарищи, поспешно вытирая глаза и носы, поднимались с циновок.

– Вы что, плачете?

– Да… то есть нет.

– Не спятили случаем?

Дзюро поспешил рассказать о встрече с Мусаси, чтобы отвлечь Кодзиро от странной картины, которую тот застал на мужской половине дома.

– Хозяин в отъезде, мы не знали, что делать, Осуги пошла к вам.

Глаза Кодзиро ярко сверкнули.

– Мусаси в гостинице в Бакуротё?

– Да, но сейчас он может быть в доме Дзусино Коскэ.

– Интересное совпадение.

– Почему?

– Я отдал Дзусино свой Сушильный Шест на полировку. Сегодня меч должен быть готов. Я как раз иду за ним и заглянул к вам по пути.

– Вам повезло. Если бы вы сначала пошли в мастерскую, то Мусаси мог бы внезапно напасть на вас.

– Я его не боюсь. Но как же мне увидеть старуху Осуги?

– Я пошлю за ней проворного малого. Она, верно, еще не доплелась до Исараго.

Вечером заседал военный совет. Кодзиро считал, что дожидаться возвращения Ядзибэя бессмысленно. Он выступит в качестве помощника Осуги, чтобы она могла наконец расквитаться со своим недругом. Дзюро и Короку вызвались пойти вместе с ними, хотя особенного толку от них ожидать не приходилось.

У Осуги после прогулки по городу разболелась спина, поэтому выполнение плана решили отложить на следующий день.

На другой день под вечер Осуги выкупалась в холодной воде, вычернила зубы лаком и подкрасила волосы. Оделась в белое белье, приготовленное на похороны. В храмах, которые Осуги посещала, она ставила на белье храмовые печати на счастье, так что исподнее было изукрашено символами храма Сумиёси в Осаке, Оямы Хатимана и Киёмидзу в Киото, Каннон в Асакусе и других, не столь известных святилищ. Священные печати превратили белую ткань в набивную. Осуги чувствовала себя гораздо увереннее под такой защитой.

Старуха тщательно сложила и спрятала за оби письмо Матахати и Сутру Великой Родительской Любви, а в кошелек вложила еще одно письмо, с которым никогда не расставалась. Оно гласило:

«Несмотря на преклонные годы, я провожу дни в странствиях ради великой цели. Меня может убить мой заклятый враг, я могу умереть на обочине дороги. В случае моей кончины прошу чиновников и добрых людей отослать мое тело домой на деньги, которые находятся в этом кошельке. Осуги, вдова Хонъидэн, деревня Ёсино, провинция Мимасака».

С мечом на боку, в белых ноговицах и митенках старуха была почти совсем готова. Стеганый пояс-оби плотно перехватывал кимоно-безрукавку. Поставив чашу с водой на стол, Осуги склонилась перед ней и сказала:

– Пора!

Затем замерла на несколько мгновений с закрытыми глазами. Мысли ее обратились к дядюшке Гону. В дверь заглянул Дзюро.

– Готовы? – спросил он. – Пора в путь! Кодзиро ждет.

– Я готова.

Осуги вышла и села на почетное место перед алтарем. Псаломщик подал ей чашку и осторожно налил сакэ. Налил он также Кодзиро и Дзюро. Все выпили, встали, потушили лампу и вышли.

Многие из людей Хангавары вызвались их сопровождать, но Кодзиро не взял их, они только мешались бы в бою. Когда они выходили из ворот, один из молодых людей высек искры из огнива – на счастье.

Небо затянуло дождевыми облаками, пели соловьи.

Четверо шли по темным улицам, сопровождаемые собачьим лаем. Собаки чуяли зловещие намерения этих людей.

– Кто это там? – спросил, оглядываясь, Короку.

– Ты кого-то увидел?

– Кто-то идет за нами.

– Наверное, кто-нибудь из наших, – успокоил Кодзиро. – Ведь все хотели пойти с нами.

– Они все бы испортили.

Повернув за угол, Кодзиро остановился под карнизом дома.

– Уже пришли? – спросил он шепотом.

– Мастерская Коскэ чуть дальше по улице, на другой стороне.

– Что нам делать? – спросил Короку.

– Действовать по плану. Вы остаетесь здесь, я иду в лавку.

– А что, если Мусаси попытается сбежать через черный ход?

– Не беспокойся. Ни он, ни я не побежим друг от друга. Если он удерет, то ему конец как фехтовальщику.

– Не лучше ли нам расположиться напротив дома? Мало ли что случится.

– Хорошо. Как договорились, мы выйдем с Мусаси на улицу и пойдем рядом. Когда приблизимся к Осуги, я выхвачу меч. Воспользовавшись замешательством Мусаси, Осуги нанесет ему удар.

Осуги переполняла благодарность.

– Спасибо тебе, Кодзиро! Ты так добр ко мне! Ты – живое воплощение Хатимана.

Старуха сложила ладони и склонила голову, словно перед ней и вправду находился бог войны.

В глубине души Кодзиро не сомневался, что делает правое дело. Уверенность в собственной непогрешимости не знала границ.

Когда Мусаси и Кодзиро были юношами, полными молодого задора и надежд, между ними не существовало вражды. Они, конечно, соперничали друг с другом, как принято у равных друг другу. Неуклонный рост славы Мусаси вызывал неприязнь у Кодзиро. Мусаси всегда признавал выдающееся мастерство Кодзиро, но был невысокого мнения о его характере и проявлял осторожность в обращении с соперником. С годами они совершенно разошлись по многим причинам, сказались разгром школы Ёсиоки, судьба Акэми, действия Осуги. Не могло быть и речи о примирении.

Сейчас, когда Кодзиро взял на себя роль защитника Осуги, события с неумолимой быстротой приближались к неизбежному исходу. Кодзиро негромко постучал в дверь.

– Коскэ! Ты не спишь?

В доме было совершенно тихо, но из-под двери виднелась полоска света.

– Кто там? – нерешительно спросили из-за двери.

– Ивама Какубэй дал тебе мой меч для полировки. Я пришел за ним.

– Большой длинный меч?

– Впусти меня!

– Подождите.

Дверь приоткрылась, глаза обоих мужчин встретились. Загораживая дорогу, Коскэ сказал:

– Меч пока не готов.

– Когда же он будет готов? – спросил Кодзиро, отодвигая хозяина с дороги и входя в дом.

– Дайте посчитаю…

Коскэ потер глаза и подбородок и еще больше вытянул длинное лицо. Кодзиро показалось, что над ним смеются.

– Не кажется ли тебе, что ты сильно запаздываешь?

– Я ведь объяснил Какубэю, что не могу точно определить срок окончания работы.

– Я не могу больше обходиться без меча.

– В таком случае заберите его.

– Что?

Кодзиро искренне удивился. Ремесленник не смеет так отвечать самураю. Кодзиро понял, что здесь заранее приготовились к его визиту. Пора переходить к главному делу.

– Говорят, у тебя живет Миямото Мусаси из Мимасаки.

– Кто вам сказал? – подозрительно спросил Коскэ. – Да, он действительно гостит здесь.

– Позови его. Мы с ним давно не виделись, с той поры, как расстались в Киото.

– Ваше имя?

– Сасаки Кодзиро. Он меня знает.

– Передам, но не уверен, захочет ли он вас видеть.

– Одну минуту.

– Да?

– Объясню подробнее. В доме даймё Хосокавы я случайно услышал, что у вас живет человек, который по описаниям похож на Мусаси. Я пришел, чтобы пригласить Мусаси немного выпить и поболтать.

– Понятно, – ответил Коскэ, удаляясь в глубину дома. Кодзиро обдумывал, как поступить, если Мусаси, почуяв неладное, откажется от встречи. Пронзительный вопль прервал его размышления.

Кодзиро буквально вылетел из дома. Его план разгадали и обернули против него самого. Мусаси, конечно, выбрался наружу через черный ход и пошел в атаку. Но кто кричал? Осуги? Короку? Дзюро?