Честь самурая, стр. 65

— Похоже, сражение закончилось, — пробормотал Токитиро, ведя воинов в обратном направлении по дороге, по которой они недавно сюда пришли.

Мутные потоки с гор заливали дорогу. Увидев груды мертвецов на склоне холма, Токитиро удивился тому, что остался в живых.

— Должно быть, победа за нами! Смотрите! Вокруг трупы самураев из клана Имагава!

По направлению цепочки тел можно было судить о том, куда бежал неприятель.

Воины Токитиро, оглушенные шумом сражения и слишком уставшие, не имели сил затянуть победную песню.

Маленький отряд заблудился. На поле сражения внезапно воцарилась полная тишина, а ведь это могло означать и то, что воины Нобунаги перебиты до последнего человека. В любое мгновение можно оказаться в окружении и погибнуть.

Наконец они услышали победные кличи с холма, от которых содрогнулись земля и небо. Звучали они на родном наречии Овари.

— Победа! Победа!

Токитиро побежал туда, откуда раздавались крики. Его воины, только что падавшие с ног от усталости и отчаяния, мгновенно приободрились. Не желая отставать, они заковыляли за Токитиро.

Пологая гора, высившаяся за холмом Дэнгакухадзама, называлась Магомэяма. Черная толпа воинов в крови и грязи заполняла пространство от холма до деревни. Битва закончилась, и люди разбрелись кто куда. Над толпой промокших насквозь воинов поднимался густой белый пар.

— Где полк господина Асано?

Токитиро с трудом пробился к полку, которому принадлежал его отряд. На каждом шагу он невольно задевал чьи-то окровавленные доспехи. И хотя перед битвой он поклялся сражаться не жалея жизни, сейчас Токитиро чувствовал себя пристыженным. Он не совершил ничего, что заслуживало бы уважения соратников.

Только оказавшись в своем полку, Токитиро понял, что клан Ода победил. Оглядывая окрестности с вершины холма, он удивился тому, что нигде не было видно отступающего врага.

Нобунага, грязный и окровавленный, стоял на вершине, крепко сжав кулаки. В нескольких шагах от него воины рыли большую яму. Каждую отрубленную голову врага выставляли напоказ, а потом бросали в яму.

Никто не молился за упокой душ, но ритуал соблюдался. Воины хоронили своих врагов. И головы, сброшенные в яму, должны были служить уроком тем, кто остался в живых с надеждой отомстить.

Постоянно сталкиваясь с загадкой жизни и смерти, самурай не может не задумываться над тем, что значит быть воином. Никто не молился вслух, но руки у всех были молитвенно сложены. Когда над ямой, заполненной доверху отрубленными головами, насыпали курган, в небе вспыхнула яркая радуга.

Пока воины любовались прекрасным зрелищем, в лагерь вернулись разведчики из окрестностей Одаки.

Передовым отрядом войск Ёсимото в Одаке командовал Токугава Иэясу. Помня, сколь искусно Иэясу взял штурмом крепости Васидзу и Марунэ, Нобунага настороженно относился к нему.

— Весть о гибели Ёсимото повергла войско Токугавы в панику. Разослав лазутчиков во все стороны для выяснения действительного положения дел, Токугава вскоре взял себя в руки. Сейчас они готовятся к ночному отступлению в Микаву и, похоже, не собираются навязывать нам бой.

Нобунага выслушал донесения лазутчиков.

— Прекрасно! Мы тоже отправимся домой, — торжественно объявил как всегда непредсказуемый князь.

Солнце не село, и чуть поблекшая радуга стояла в небе. К седлу Нобунаги была приторочена одна отрубленная голова. Разумеется, она принадлежала великому Имагаве Ёсимото.

Войско Оды подъехало к вратам храма Ацута. Нобунага спешился и вошел в святилище, а его военачальники и рядовые воины, как один, простерлись ниц перед главными воротами. Фонари в храмовой роще наполняли ее алым свечением.

Нобунага, подарив храмовой конюшне священного коня, поспешил в путь. Доспехи казались ему невероятно тяжелыми, но, пришпоривая коня на залитой лунным светом тропе, он ликовал так, словно тело его обременяли не доспехи, а ласкал тончайший шелк летнего кимоно.

В Киёсу было настоящее столпотворение. Каждый дом украшали фонарики, на перекрестках пускали шутихи. Старики, дети и даже юные девушки высыпали на вечерние улицы, восторженно встречая победоносных воинов.

По обочинам дороги стояли толпы зевак. Женщины выискивали в торжественной процессии к воротам крепости мужей. Старики окликали сыновей, а девушки ждали встречи с возлюбленными. Толпа неистово приветствовала своего князя, силуэт которого величаво темнел на фоне вечернего неба.

— Князь Нобунага!

Нобунага был каждому дороже собственных детей, мужей и возлюбленных.

— Полюбуйтесь головой великого князя Имагавы! — крикнул Нобунага, сидя в седле. — Этот подарок я привез всем вам. Конец неприятностям на наших границах. Спокойно занимайтесь своими делами. Хорошо работайте и весело отдыхайте!

В крепости Нобунага сразу же кликнул старую служанку:

— Саи! Саи! Поскорее мыться! И поесть приготовь!

Нобунага вскоре объявил о награждении ста двадцати воинов. Дела и подвиги каждого из них, вплоть до самых низкостоящих, не ускользнули от его всепроникающего взора.

— Инутиё дарую прощение и право вернуться к нам на службу, — объявил он.

Войско уже находилось в крепости, и только Инутиё в ожидании княжеского решения стоял за воротами. Ему немедленно передали волю Нобунаги.

Токитиро не получил ни похвалы, ни награды, он, правда, ни на что и не рассчитывал. Он обрел в этот день нечто более ценное, чем жалованье в тысячу канов. Впервые в жизни он лицом к лицу увидел смерть, он сражался, он выстоял и, издалека наблюдая за князем, убедился, что Нобунага прирожденный воитель.

«Я получил хороший урок, — думал Токитиро. — Второй счастливчик после князя Нобунаги это я!» С этого дня Токитиро стал относиться к князю Нобунаге не только как к властелину провинции и своему повелителю. Он, почитая князя своим негласным наставником, пытался перенять лучшие стороны его натуры.

ПОСРЕДНИК

Последнюю неделю Токитиро томился от скуки. Вскоре ему предстояло сопровождать Нобунагу в тайной поездке в одну из отдаленных провинций, а пока надлежало, сидя взаперти, готовиться к этому путешествию. Они должны были отбыть через десять дней, и Токитиро оставалось лишь ждать назначенного срока.

Он гадал, почему так много тайн вокруг предстоящей поездки. Куда, интересно, они отправятся?

Глядя на солнечные зайчики, прыгающие по забору, Токитиро вспомнил о Нэнэ. Ему приказали без крайней необходимости не покидать дом, но, когда подул вечерний ветерок, Токитиро оказался перед домом Матаэмона. Он почему-то избегал визитов сюда, а при встрече на улице с родителями Нэнэ те притворялись, будто не знают его. И сейчас он просто прошел мимо, как случайный прохожий, и отправился к себе.

Солнечные блики играли и на ограде дома Нэнэ. Накануне вечером Токитиро подсмотрел, как она зажигает лампу у себя в комнате, и вернулся домой с радостью на сердце. Сейчас он вдруг подумал, что личико Нэнэ белее цветов, обвивающих ограду.

Из кухни потянуло дымком. Токитиро искупался, переоделся в легкое кимоно и вышел на улицу через садовую калитку. Тут его и встретил молодой гонец с приказом. Токитиро поспешно вернулся домой, вновь надел официальную одежду и стремглав помчался в дом Хаяси Садо, где получил распоряжение следующего содержания: «Прибыть в усадьбу крестьянина Докэ Сэйдзюро на дороге к западу от Киёсу к часу Кролика».

Значит, Нобунага собирался путешествовать инкогнито, а Токитиро должен стать одним из его спутников. Токитиро казалось, будто он разгадал намерения Нобунаги, хотя на самом деле он ничего не знал о них.

Он понимал, что ему предстоит долгая разлука с Нэнэ, и в его груди бушевало желание полюбоваться ею при свете летней луны. По природе своей он никогда не отказывался от задуманного. Жажда немедленно увидеть девушку привела его к ее дому. И здесь, как озорной мальчишка, Токитиро прильнул к забору, вглядываясь в окошко Нэнэ.

Матаэмон жил в квартале лучников, где все хорошо знали друг друга. Услышав чьи-то шаги, Токитиро испугался. Трусливое поведение, конечно, постыдно, и Токитиро презирал бы любого, кто растерялся бы в подобном положении. Сейчас, однако, ему было не до собственной репутации.