Деревня восьми могил, стр. 10
– Ни о чем не беспокойтесь, все совершенно нормально. Эти деньги ваши бабушки дали мне на поездку в город. И пожалуйста, учтите вот что: в деревне крайне важно, какое впечатление ты произведешь на людей при первой встрече. Если плохое, тебя ославят дураком. Тут все важно – одежда, манеры, но ни в коем случае нельзя подстраиваться под местных жителей.
Я чувствовал себя маленьким ребенком, но, как ни странно, мне это нравилось. Да-а, редко можно встретить в Японии женщину настолько деятельную, настолько разумную. А от аромата ее тела я просто пьянел.
Долгий путь дал нам возможность наговориться всласть. Мияко уже рассказывала мне, что, кроме дома Тадзими, в Деревне восьми могил был еще один богатый дом – Номура. Мияко была невесткой Сокити, главы этой семьи. То есть младший брат Сокити, Тацуо, был мужем Мияко.
– А чем занимался ваш муж?
– Он управлял заводом по производству электроприборов. Понятия не имею, что именно они производили, но во время войны очень процветали. Видимо, зарабатывали на производстве военной техники.
– А когда он умер?
– На третий год войны на Тихом океане, то есть в тот самый год, когда Япония начала терпеть поражение за поражением. Умер от кровоизлияния в мозг: злоупотреблял алкоголем.
– Он был молод?
Мияко звонко рассмеялась.
– Он был старше меня на целых десять лет. Да, пожалуй, можно сказать, что скончался он молодым. Я и представить себе не могла, что его не станет так внезапно. Конечно, мне было тяжело. К счастью, его компаньон оказался благородным человеком. Он не только взял все дело в свои руки, но и аккуратно переводил часть прибыли на мое имя. В общем, кормил меня.
– А с Синтаро вы давно дружите?
Я постарался задать этот вопрос как можно небрежнее, но все равно успел перехватить сверкнувший, как молния, взгляд Мияко.
– М-м-м… Да нет, не так уж давно… Я, разумеется, слышала о нем и раньше: мы как-никак земляки. Знала, что он ушел на военную службу. А познакомил меня с ним мой покойный муж. Во время войны престижно было иметь в друзьях кадрового офицера. Мы приглашали его в гости, ходили вместе в бары.
– Ваши отношения сохранились и после смерти мужа?
И снова Мияко бросила на меня пронзительный взгляд:
– Мы стали встречаться даже чаще, чем при жизни мужа. Я ведь осталась одна, первое время мне было очень тоскливо… Хотя, если говорить откровенно, военных я не люблю. Но Синтаро ведь служил в штабе, многое знал, от него можно было получить много интересной информации. Хм, получается, что я, так сказать, использовала его в своих интересах.
Позднее я узнал, что Мияко в трудные времена принялась скупать драгоценности и теперь могла не беспокоиться о своем будущем. По слухам, она обладала большим богатством. Она была настоящей деловой женщиной, каких в Японии встретишь нечасто.
– Я слышал, что Синтаро холост. Он живет с бабушками?
– Да, он холст, но живет не один, с ним живет его сестра Норико. Эта Норико… в общем, она…
Мияко, не договорив, замолкла. Я взглянул на нее и понял, что она недовольна собою.
– Я что-то не то спросил?
Мияко откашлялась:
– Простите, пожалуйста. Мне не следовало бы вдаваться в эти детали. Но раз уж начала, договорю. Видите ли, Норико родилась в тот самый год, когда разыгралась вся эта драма с вашим отцом. Мать ее, беременная ею, от потрясения скоропостижно скончалась. Норико, говорят, появилась на свет недоношенной, восьмимесячной. Никто не ожидал, что она выживет. Она и сейчас… Она на год моложе вас, а выглядит лет на девятнадцать–двадцать. Синтаро живет с ней в доме, который семья предоставила ему, когда он вернулся в деревню. Ведет крестьянский образ жизни.
На душе у меня опять стало скверно. Вот как аукаются злодеяния моего отца по прошествии стольких лет! И конечно же, кроме Норико, в деревне множество других жертв отца.
Я попытался представить себе, что меня там ждет, и почувствовал гнетущий неодолимый страх.
«Монахиня с крепким чаем»
В Окаяме мы с линии Сандзё пересели на линию Хакуби, в городе N. сели на другой поезд и вышли из вагона через несколько часов, в начале пятого вечера. По линии Сандзё мы ехали в вагоне второго класса, и это было вполне комфортно. А на линии Хакуби таких вагонов нет, и, кроме того, поезд был переполнен. Так что, выбравшись наконец на платформу, мы с облегчением вздохнули. Нам предстояло еще час ехать на автобусе и полчаса добираться до самой деревни пешком. Честно говоря, я был по горло сыт всеми этими переездами.
Автобус, к счастью, был почти пуст, и в нем состоялось мое первое знакомство с жителем Деревни восьми могил.
– О! Госпожа Мияко?! – громко окликнул Мияко сидевший напротив сухопарый человек, телосложением и одеждой напоминавший покойного дедушку. Лет ему было около пятидесяти.
– Китидзо-сан? Откуда вы?
– Ездил по делам в N. А вы из Кобэ? Как жаль деда Игаву…
Деревня восьми могил
– Зато конкурента не стало, радоваться нужно!
– Ну и шутки у вас, Мияко-сан!
– Но ведь вы часто ругались с господином Усимацу. Разве нет?
Позднее мне объяснили, что Китидзо, как и покойный дед, – только двое во всей деревне, – торговал лошадьми. Здесь принято было, единожды взявшись за какое-нибудь дело, заниматься им до самой смерти. Хотя война многое изменила даже в этой глухомани.
Мияко, кажется, затронула болезненную для Китидзо тему.
– Да бросьте, госпожа, – воскликнул он, – не городите чепухи! Меня его смерть очень огорчила. Полиция дергала без конца, все выясняла то одно, то другое, деревенские все подозрительно глядели на меня. Но я тут ни сном ни духом.
– Ну все, все! Никто же ни в чем вас не обвиняет! Скажите лучше: ничего не произошло в деревне в последние дни? Я имею в виду, что-нибудь необычное.
– В общем, нет. Вот доктору Араи не повезло: каждый день допрашивают.
– А! Это врач покойного Усимацу! Но не может же лечащий врач давать своему пациенту яд! Это ведь моментально раскроется. Да и всем известно, как хорошо относился доктор к господину Усимацу.
– Нет, его допрашивают как свидетеля. Наверняка кто-то подменил лекарство, которое доктор дал Усимацу, на яд. Но знаете, госпожа, – Китидзо понизил голос, – конечно, я не говорю, что доктор Араи убил старика, но все-таки тот умер, выпив лекарство, которое доктор прописал ему. Это многие обсуждают в деревне. И из-за этого доктор Араи растерял большинство своих пациентов.
– Надо ж! И кто же разносит такие слухи?
– Ну, этого я сказать не могу. Хотя ладно, скажу: доктор Куно.
– Не может быть!
– Может, может быть! После того, как доктор Араи поселился у нас, Куно-сан будто переродился.
В любой деревне главный человек – врач. Ни старосту, ни директора школы так не уважают крестьяне, как доктора. Разумеется, не все, но очень многие деревенские медики стали вести себя заносчиво, отказывались по ночам ходить на вызовы, разве только к богатеям, и все привыкли принимать это как должное. Послевоенная Япония – в том числе и деревенская – разительно отличается от довоенной. Во время войны множество врачей покинуло города и поселилось в сельской местности. Они не жалели усилий, чтобы привлечь к себе как можно больше пациентов, и тут им на руку играл их городской опыт, культурные манеры и прочее. Как и всем нормальным людям, им льстило почтительное уважение, и они всячески старались заработать его, что вообще-то не так уж и легко в деревне, учитывая консервативную крестьянскую натуру. Но уж если доктор добился своего, то нет ничего удивительного, что крестьяне относятся к нему с гораздо большим почтением, чем, например, к учителю.
Как и по всей Японии, в Деревне восьми могил врачи-переселенцы заметно потеснили местных врачей, и, как я слышал, борьба за пациентов вызывала нешуточные конфликты между ними.
– Да что говорить, доктор Куно зазнался – больше некуда. В городе к больному ночью не пойдешь, так никто и не узнает, но в деревне – дудки! Раньше в благодарность с врачом рисом делились, рис-то все выращивают, а сейчас больше не хотят. И сами понимаете, для врача потерять пациентов – потерять все. Потому супруга Куно-сан, например, сама работает в поле, рис, картошку выращивает, как простая крестьянка.