Возвращающий надежду, стр. 18

С непостижимой быстротой все было подготовлено к штурму. Откуда ни возьмись, появились и лестницы, и плоты, и алебарды, и старинные аркебузы — все чудом нашлось, когда мужики захотели драться всерьез. Бернье предложил было немедленный штурм: мужик что железо — куй, пока не остыл. Но Одиго возразил, что так дела не делаются; в замке, кроме двух десятков солдат и челяди Оливье, наберется еще полсотни слуг других дворян, потому что местные сеньоры по обычаю съехались в Шамбор накануне осенней ярмарки.

«Ну, делай как знаешь», — сказал Жак.

Под звуки набата со всех окрестных деревень сходились крестьянские толпы, день и ночь в ворота фермы Бернье стучались мужики, требуя оружия, вокруг замка сплошным кольцом горели неугасимые костры и грохотали барабаны.

Одиго строил колонны неуклюжих мужланов у леса, за пределами мушкетного выстрела; он командовал: «Направо!» — и мужики, как один, поворачивались налево; он приказывал: «Пики к бою!» — и войско с энтузиазмом махало ими, точно ос отгоняло. Притащили ржавую пушчонку, которая палила еще во времена Людовика XI. Одиго возлагал на это орудие великие надежды, однако пушчонка позорно взорвалась после первого же выстрела, и долго не смолкал оскорбительный хохот на стенах замка. Оттуда кричали:

— Эй, Жак, отведать моей плетки хочешь?

— Какой герб у тебя, ваше чумазое сиятельство?

Восставшие в бессильной ярости скрипели зубами, да и Жак ворчал, что, видно, глиняным горшком чугунные котлы не разбить… Но ничто не могло сломить ледяное спокойствие Одиго. Скучающе полузакрыв глаза, слушал он всех и поступал по-своему. Сколотил особый отряд, куда брал самых молодых и отчаянных, офицерами этого отряда стали братья Бернье. Чуть свет уводили они людей в лес, там они разувались, надевали невиданной формы чулки из козьей шкуры, учились неслышно ходить и стрелять без сошек. Отрядом Бесшумных назвал Одиго эту команду.

Он явился к кузнецу Пьеру Хромому и попросил выковать наконечники для арбалетных стрел по его чертежу. Кузнец сказал:

— Что за бесовская выдумка и зачем она, ради всех святых?

Одиго терпеливо разъяснил, что наконечники должны быть отлично закалены и с такими зазубринами на гранях, чтобы, пробив дерево, застряли бы в нем прочно, как гвозди. А внутри наконечников следовало сделать еще гнезда для веревочного узла.

Наконец Бернар вызвал Жака. Сказал ему:

— На рассвете штурм.

И развернул скатерть, на которую нанес план замка.

— И без этой тряпки пойму, — сказал Жак. — А стрелка вон та — она к чему?

— Указывает на калитку, — сказал Одиго. — Туда пошлешь Пьера Хромого с людьми. А у стен пусть будет шуму побольше, дела поменьше. Сигнал к штурму — огонь вон в том крыле замка. Не спутаешь?

Усмехнувшись, Жак недоверчиво покачал головой:

— На каком же крыле стену перелетишь?

Ночью Бернар разбудил братьев Жаков, те подняли Бесшумных. В темноте люди обошли замок и спустились к каналу. Одиго первым вошел в воду и поплыл. Парни следовали за ним тоже вплавь. Когда на воде заплясала огромная тень башни, они увидели отблески факельного света и черные брюхи лодок. На воде раздалось несколько громких всплесков, и все стихло. Факелы, выпавшие из рук караульных, погасли.

Был час отлива. Дверь Черной башни выступила из воды. Одиго сломал замок, и братья Бернье вошли внутрь. Остальные поплыли в лодке дальше, к калитке. Башня была пуста. Бернар снял из-за спины тяжелый арбалет, покрутил рукоять, оттягивая тетиву, вложил стрелу и пустил ее вверх. Стрела взмыла, потянув за собой длинный пеньковый хвост, и глубоко вонзилась в дерево балки. Хвост опустился от балки до земли. Перебирая руками, трое один за другим забрались по этому канату на балку. С арбалетом в руках Бернар подошел к краю башни и осмотрелся. Он знал свой замок и не сомневался в том, куда в темноте направить полет стрелы с пеньковым хвостом. Напротив башни, на расстоянии примерно пятидесяти шагов, за замковой стеной находилась библиотека. Ее узкое окошко темнело на высоте трех этажей. Одиго знал также, что библиотека заколочена: Оливье не были любителями чтения.

Привязанную к наконечнику стрелы длинную прочную веревку размотали и спустили по башенной стене вниз, чтобы она не стесняла полета стрелы. Одиго стал тщательно целиться левее и выше окошка библиотеки. Ее окно было значительно ниже верхнего края башни.

Он несколько раз менял положение, проверял тетиву, приноравливался к направлению и скорости ветра. У него слегка дрожали руки.

Часовые на стенах были в том состоянии, охватывающем людей перед рассветом, когда все безразлично, кроме сна, и мысли приобретают призрачную легкость. Изученными шагами они мерили плиты между башнями, однообразно поворачивались на каблуках, следя за качанием своих огромных теней по стенам башен. Ветер трепал, как тряпку, факельное пламя, отрывал от него куски и швырял в темноту. Часовые думали о тяжести солдатской службы, о проигранном в кости жалованье, о глупой гибели товарищей в деревне и странных слухах, в которые таинственно вплеталось имя Одиго.

Солдат у подъемной башни услышал удар в дерево где-то в глубине двора. Ухо его уловило скользящий шорох, подобный звуку разматывающегося на вороте каната. «Какой это сонный дурень упустил в колодец бадью?» — спросил себя солдат. Он обратил внимание на то, что на канале стало как будто темней, но решил, что сторожа просто укрылись в башне. Канал поглотил все его внимание. Если б не это, он услышал бы за своей спиной повторяющиеся шорохи, скрипы, треск кровли во дворе.

…Когда до башни донесся стук вонзившейся стрелы, Одиго и Жерар поспешно втянули веревку, идущую от ее наконечника, наверх, напрягли ее до предела и закрепили вокруг балки. Теперь между башней и библиотекой натянулся висячий мост. Одиго надел свой ремень на этот мост, сел в ременную петлю как в седло, и стал на край башни. Веревка, одним концом уходившая куда-то в бездну, провисла между небом и землей над замковой стеной, и конец ее уходил в деревянную обшивку библиотеки, привязанный к наконечнику вонзившейся туда стрелы. Перебирая руками веревку, Одиго опустился в темноту. Навстречу ему вынырнула стена, колени ударились о дерево, он влез в окно библиотеки. Потом натянул обвисшую веревку и подергал ее.

Когда все переправились таким образом, Одиго расположил братьев у окон, откуда открывался широкий обзор во все стороны. Затем снял с книжной полки пропыленный фолиант и выдрал из него несколько листов.

Как только в одном из окон замка показался огонь, звук повстанческой трубы пробудил осажденных. Братья Оливье с бранью и угрозами погнали на стены егерей и слуг, задымили оружейные фитили, солдаты, перекидываясь шутками, устанавливали свои аркебузы на сошки. В поле назойливо трещали барабаны, скрипели тележки с сеном, за ними, подталкивая их плечами, двигались штурмующие. Аркебузеры, по двое, по трое у каждой амбразуры, неторопливо менялись: выстрел — и солдат отходил, чтобы уступить место другому, с заряженным аркебузом. Вдруг один из егерей ужасно закричал, схватившись за плечо — в нем торчала арбалетная стрела… К Якобу Оливье подошел старый сержант:

— Дьявол подстроил это, сеньор. Кто-то стреляет нам в спи…

Не договорив, он судорожным движением вскинул руку к затылку — лицо его исказил страшный зевок. Оцепенело глядя, как клонится и падает его большое тело, Якоб истошно закричал:

— Враги в замке!

И тут же проворно пополз на четвереньках к башне.

Сеньор Маркэ, человек тучный и осмотрительный, первый расслышал в грохоте боя мерные удары: то кузнец и Бесшумные пробивали заграждение у калитки. Солдаты теперь не знали, кого слушать: Маркэ требовал, чтобы они отражали нападение с тыла, Робер — чтобы этим занялись егеря, а егеря уже потихоньку удирали вниз, в объятия перепуганных горничных. Среди общей неразберихи кучка дворян, не потеряв присутствия духа, укрылась внизу во дворе и обстоятельно, со знанием дела толковала о ходе штурма. Иные умело аргументировали в пользу такого вывода, что следует выслать парламентера с ключами от крепости, так как штурмом руководит, судя по всему, воин благородного происхождения.