Поход Ермака, стр. 59

— Солнце души моей, лазоревый свет весенней ночи, месяц и звезды одинокой мглы мучений моих, — произнес он, кладя дрожащую руку на черную головку Ханджар, — все кончено для нас с тобою. Моя душа тоскует и болит, что увлек я тебя молодую, полную жизни и сил за собою, черноокая царевна моя…

— О, отец! — вскакивая на ноги и обвивая его сухую жилистую шею, вскричала Ханджар, — не говори так, ты рвешь мне сердце, отец… Я твоя утеха, единое счастье старости твоей — могла ли я тебя покинуть в твоем изгнании?…

Она прижималась к его груди, она обнимала его, она заглядывала в его мертвые слепые глаза своими молодыми, жарким очами.

— Ханджар, сердце мое… — мог только выговорить Кучум и сжал ее в своих объятиях. Слезы градом текли по его лицу.

А она уже оправилась немного и заговорил снова:

— На заре приходили к тебе, отец, ногаи и о чем-то говорили с тобою. Зачем приходили они к тебе, отец?

— Их присылал русский вождь, мое солнце, с новым желанием Белого хана… Я не хотел тебе говорить этого, Ханджар, не хотел травить тебе душу даром… Скрыл от тебя… Но теперь поведаю тебе все, последняя радость жизни моей. Русский воевода от царя послал сказать Кучуму: — пускай предается русским Кучум и первым лицом после царя на Руси будет…

— А ты… а ты… что ответил на это, отец? — чуть ли не задыхаясь от волнения вскричала девушка.

— Разве солнце жизни моей не угадывает ответа своего слепого отца? — вопросом на вопрос отвечал Кучум.

— Знаю, отец… Ты сказал, господин мой и повелитель: «Пусть у русского хана будут другие слуги, но не царю Сибирских степей пресмыкаться у трона русского владыки»… Так ли, отец?

— Так, Ханджар.

И оба замолкли. Наступила полная тишина. Степь и ночь притаились за пологом кибитки, и одна, казалось, караулила другую в этот очарованный сказкою час.

Вдруг чьи-то шаги послышались неподалеку. Зазвучала громкая, непринужденная татарская речь.

Как подстреленная птица, заметалась Ханджар на подушках кибитки.

— Сюда идут, отец… Это те же ногаи, что были утром еще в улусе… Сердце чует, с недобрым намерением ищут они нас среди ночи… Бежим, отец, пока не поздно, бежим… — хватая трепещущими, похолодевшими руками руки отца, шептала Ханджар.

— Поздно, свет очей моих, поздно… — в смертельной тоске прошептал Кучум и выпрямился во весь рост, прижимая дочь к своему сильно бьющемуся сердцу.

Выхватив нож Ханджар ждала. Ее огромные глаза горели как у волчицы. Как белая летняя северная ночь было бледно ее красивое лицо.

Ждать пришлось недолго. Шаги приблизились. Голоса зазвучали определеннее, грубее. Чья-то сильная рука рванула полу кибитки, и человек десять ворвалось под ее навес. Ножи и пики засверкали в руках убийц. Зверские лица исказились злорадным торжеством…

— Не хотел ты, гордый хан, живым предстать перед русским царем, — закричали они, — так мы твое мертвое тело повезем в Москву! — прогремел чей-то злорадный голос и двое здоровых ногаев кинулись на Кучума и в одну минуту покончили с бессильным, слепым, дряхлым стариком.

— А тебя, царевна Ханджар, мы отдадим московскому царю в пленницы! — послышался вслед за тем другой голос.

Но с быстротою кошки бросилась вперед Ханджар, размахивая своим ножом направо и налево.

Стон, вопль, проклятия наполнили кибитку. Две сильные руки схватили ее. Третья — взмахнула ножом над прекрасной бледной головкой.

— Радуйся, отец, все же свободными предстанем мы на суд Аллаха!… — успела крикнуть Ханджар и упала бездыханная к ногам уже убитого злодеями Кучума.

Заветная мечта Кучума сбылась: независимым сыном вольных степей умер могучий, гордый, влюбленный в свою свободу и родину, последний хан Сибирский… 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

По трупам удалой, грозной Ермаковой дружины проложен был путь к окончательному покорению вольного сибирского юрта. Правда, отошел после смерти молодца-атамана обратно в руки татар покоренный Искер, и долго еще велась война с Сибирью, пока, наконец, улус за улусом, городок за городком, не отошел весь юрт Сибирский в руки его покорителей — русских. И много-много русской крови было пролито в сибирских тайгах, лесах и степях, много храбрецов легло в боях с татарами и другими народами прежнего Кучумова царства, разделяя печальную участь первых завоевателей далекой окраины… Целые века прошли, пока, наконец, Сибирь стала частью русского государства и мощный двуглавый орел принял под свои крылья все народы Сибири, все земли и богатства этого края…

Но велика была заслуга Ермака перед всею Русью. Он первый, с незначительной горстью удальцов-товарищей, таких же отчаянно смелых и храбрых орлов Дона и Поволжья, проложил победный путь пулями, саблями и бердышами в далекую, чуждую и дикую Сибирь. Он первый рушил могучую ханскую власть властелина вольных Сибирских степей Кучума, первый проник в мраморную грудь каменного Урала и зажег в нем пламень первой русской власти, первое признание владычества удалой русской силы молодецкой.

Русское имя славой покрыл Ермак. Развеял, разбил с 840 молодцами многие тысячи татар-инородцев этот былой разбойник…

И не мудрено, что легендарной богатырской фигурой вырос Ермак в сказаниях и былинах русского народа.

Он народный герой. Мощью русских лесов, гладью рек серебряных, молодецкими звуками поволжских песен веет от могучей фигуры этого народного колосса, этого чисто русского богатыря.

В г.Тобольске воздвигнут памятник Ермаку, покорителю Сибири, бессмертному герою давней русской старины, вождю грозной дружины. Но крепче тяжелых плит этого памятника, тверже глыбы камня и металла, вылитого на нем, сделан другой. Этот второй памятник не рухнет с веками. Он останется вечно в сердцах русского народа. Этот памятник — любовь народная к храбрецу-атаману, к удалому Ермаку Тимофеевичу, пожалованному князю Сибирскому… Этот памятник — священная память о нем и его сподвижниках…

Редкий житель Сибири не имеет в своем доме портрета Ермака, редкий житель Сибири не сумеет рассказать славную историю подвига могучего атамана и его грозной дружины. Сами темные урманы Сибирские да дремучие тайги ее поверяют ту быль неустанным рокотом своих могучих дерев… И несет ветер буйный ту сказку-быль, ту правду-сказку по голубым и серебристым рекам за каменный пояс, мимо второго великана Урала, по всей Руси могучей, вширь, вдаль, далеко, далеко…