Молотобойцы, стр. 17

2. НА СТРУГАХ ПО ОКЕ И ВОЛГЕ

В Серпухове всех загнали за каменную стену, в монастырский двор. Антуфьев ходил на берег, осматривал новые струги, еще белые, сколоченные умелыми плотниками без единого железного гвоздя. Десять стругов стояли рядом на берегу, на деревянных катках, и плотники доканчивали работу, законопачивая пазы и заливая их смоляным варом.

Река уже набухала. Подтаявший лед на Оке темнел полыньями. Кое-где на берегу обнажились желтые песчаные плешины. Ждать в Серпухове пришлось недели две, пока река тронулась. Несмотря на строгую охрану, несколько мужиков сумели убежать из-под монастырского замка.

Когда большой лед прошел, струги были спущены на воду, и сейчас же на них погрузили всех сводных. Суда отвели от берега и поставили на якорях посреди реки, чтобы неповадно было ходить на берег.

Антуфьев переселился на передний струг, где на корме ему была выстроена будочка с двумя лавками и столиком посредине. Лавки были покрыты овчинами и персидскими коврами, и на них расположились Антуфьев и его сын. Будку охраняли привязанные на цепях два лохматых пса-волкодава.

На первом струге погрузились лучшие мастера Антуфьева с бабами и детьми. На передней части судна они разостлали сенники, мешки, тулупы, поставили свои сундуки. Среди них поместились Тимофейка, Дарья и Аленка. Скарба у них было немного: Тимофейка особенно берег ящик с кузнецкой снастью.

Касьян, не любивший оставаться без дела, присоединился к двум рулевым, управлявшим громадным веслом – потесью, сделанным из целой столетней ели; это весло служило рулем.

На других стругах были погружены прочие кузнецы, литейщики, молотобойцы. На каждом судне сторожили четыре стражника с самопалами и бердышами. На одном из стругов прохаживался кат с кнутом за поясом. Кнут был плетеный из невыделанной лосиной кожи.

Хотя днем солнце согревало, но за ночь снова холодало; раза два выпадал снег, покрывая все струги белым налетом, и днем стаивал. Антуфьев выжидал, пока всё погрузят. Из Тулы прибывали еще подводы с частями сверлильных и стругальных станков, и их переносили на струги.

Антуфьев объезжал все суда, проходил по ним неторопливой походкой, все осматривал, никому не верил на слово, проверял, пересчитывал и заглядывал в небольшую толстую тетрадь в кожаном переплете. Эту тетрадь он называл «юрнал» и в ней делал заметки и записывал счета.

Чем спокойнее и медленней говорил Антуфьев, тем торопливее бегали и суетились приказчики. Путь предстоял длинный, все нужно было захватить, ничего не забыть. Большинство ехавших вздыхали, что им не придется вернуться обратно.

Ранним утром, когда солнце бросило первые розовые лучи сквозь пелену сизого пара, клубившегося над Окой, струги начали поочередно подымать якоря и плавиться вниз по реке.

Мимо потянулись густые старые леса с топкими берегами. Иногда леса кончались, тянулись равнины, где снег еще держался в оврагах, а на сжатых полях и лугах с прошлогодней желтой травой уже бродили тощие взлохмаченные коровы.

В этот год разлив был сильный. Возле Каширы весь левый берег обратился в озеро, среди которого островками подымались крыши изб и верхушки деревьев. Город Кашира на обрывистом правом берегу, окруженный зубчатой каменной стеной, казался нарядным и веселым. Водяные мельницы, расположенные на склоне к реке, шумно работали под напором ручьев, вздувшихся от таявших снегов.

Струги шли вперед без весел, одним сплавом. Не останавливаясь, прошли около Коломны, шумной и многолюдной, окруженной каменной стеной с пузатыми башнями. Здесь в Оку впадает Москва-река. Большие и малые суда направлялись вверх и вниз по течению: одни – сплавом, другие – на веслах или под парусами. Кое-где бурлаки, «вложившись» в лямку, низко наклонившись к земле, медленно подвигались берегом, и на конце длинной бечевы важно пенила воду тупоносая широкогрудая расшива. [55]

3. ЗАПИСКИ АНТУФЬЕВА

Антуфьев привык весь день проводить в хлопотах, а в пути на корабле он впервые оказался без дела. Не зная, за что приняться, он ходил по палубе, смотрел на плывшие мимо суда, на уходившие вдаль берега. Спускал с цепи псов, стравливал их и с деревянным хохотом наблюдал, как они грызлись и катались кубарем. Потом псов разливали водой и снова привязывали к будке.

Он вступал в беседу с кормщиком, расспрашивал названия встречных поселений и записывал свои наблюдения в счетную тетрадку, озаглавив ее: «Юрнал о путном шествии».

«Май в шестой день.Ехали мимо Дедилова, стоит на правой стороне. Приплыл на долбеночке старик ветхой. Купил у него пару уток. Очень кланялся. Сказывал, зима была холодная, на низах хлеба подзябли.

Седьмой день.Прибыли в Переяславль. Татары, захватив, подожгли и разрушили. Дома развалились. По обе стороны реки знатные избы бояр, где лета проводють. День был тихой.

По пути в Новоселки зело много монастырей и сел.

В одиннадцатый день.В 4 часу с полуночи приехали к городу Мурому. Здесь мордвины хорошо земли распахали. Стали у берега и ночевали. Ночь ждали всего каравана.

В 6 часу была погода [56] великая, и стали на якорь по реке и ночевали.

В двенадцатый день.Была погода великая ж, и ночевали на том же месте. А к ночи тихо.

В тринадцатый день.В 5 часу якорь вынули и пошли от города в путь.

Справа река впала Мокша. Слева Клязьма, что началась у города Владимира. Берег с правой стороны горный, покрыт добрыми пажитями верст на двадесять, а левый низмен, бесплоден и мало обитаем.

В пятнадцатый день.Не дошед до Нижнего, за 2 часа до свету стали на якорь неподалеку от города по реке. День был и ночь все тихо.

В шестнадцатый день.В 9 часу якорь вынули, пошли в путь. В 9 часу пришли к городу Нижнему, и пристали к берегу, и ночевали у города. Дожжик малинкой накрапывал. Караван еще не собрался. Славный город. Строен на вышнем берегу реки. Стены каменные, и царь приказал поставить на нем было стрельцов достаточно, чтобы татары не шебаршили.

В посадах народу живет больше, нежели в кремле.

Здесь вьют добрые веревки. Приказал Петьке Исаеву накупить запасу щук и окуней.

В семнадцатый день.Караван собрался весь. В 3 часу от города пошли в путь. Того числа был ветер невелик.

Люди мои очень маются животами. Не знаю – отчего. Строго им наказывал, чтобы молились Пантелеймону-целителю, и сам для примера с ними молился. Все же некоторые померли.

В восемнадцатый день.Проехали Васильгород-Суровский. Обтекает река Сура. Той ночи в 12 часу судно нанесло на мель, и с мели по завозне в 3 часу выплыли. Здесь всюду видно много татаров и черемисов. Женатые голову бреют, а неженатые на макушке оставляют косму волос длинную, до плеч. Жрут конину.

В девятнадцатый день.Проехали город Кузьмодемьянск. Здесь закупил рыбы соленой, хотя и заквасилась, но наши работники все равно съедят.

В двадцатый день.Приехали в Чебоксары, войска достаточно. Черемисы ненадежны. Воевода приходил на струг, спрашивал проездные грамоты. Я ему нос утер царским указом. Ходил по берегу, видел в лесу орех, вишню и смородину.

В двадцать первый день.В 4 часу приехали к городу Казани и стали на якоре по реке Волге против Казанки-реки. А та река впала в Волгу с левой стороны. Приставали суда небольшие. День был тих, и ночь тако ж.

Город – столица царства Казанского – на холме на левом берегу реки. Со всех сторон равнины безлюдны. Стены посада деревянные, а кремлевские толстые, сложены из хорошего камня. Река Казанка обтекает кремль колесом, и к нему не подступишь.

В посаде торговля идет бойкая, ей способствуют наиболее татары. Черемисы привозят продавать все, что есть у них, даже собственных детей обоего пола, которых уступают всякому желающему куповать дешево. Это они с голодухи.