Считайте это капризом…, стр. 29
— А ты чего на пляж не идешь?
— Пойду, только попозже. — Марина, которую потянуло в сон, свернулась калачиком на кровати. — Часа в четыре, сейчас очень злое солнце.
— Ну ты чудачка, — усмехнулась Гала, — отдыхать, называется, приехала. То бегает неизвестно где, то на кровати вылеживается… — И Гала выплыла из номера, что-то напевая. Настроение у нее, судя по всему, было самое что ни на есть курортное-раскурортное.
А Марина, прежде чем погрузиться в приятную послеобеденную дрему, поклялась себе, что, проснувшись, непременно последует Галиному примеру.
Глава 18
НА ФОНЕ МОРЯ НА ВЕРБЛЮДЕ
И все же на пляже Марина оказалась не в четыре пополудни, как собиралась, а в половине пятого. Тем не менее солнце, уже клонящееся к горизонту, жарило так, что мало не покажется, а раскалившийся за день песок нещадно жег ступни. Подумать только: и за всем этим люди ехали в душных вагонах, преодолевая тысячи километров, причем не только по льготным путевкам, как Марина, а также и за свои кровные! Взять хотя бы Маринину соседку Галу…
Не успела Марина подумать о Гале, как тут же ее увидела. Гала стояла в нескольких шагах от печально известного худого верблюда с обвисшими горбами и о чем-то договаривалась с его владельцем-фотографом, явившимся осваивать пляж на смену предыдущему — с желтым попугаем, тому, что снимал Валентину Коромыслову в последний день ее жизни. Кстати сказать, Галин разговор с хозяином верблюда продолжался минуты три и закончился чем-то совершенно неожиданным, а именно: к довольно-таки плюгавенькому фотографу присоединился крепыш в спортивных трусах, после чего они уже вдвоем водрузили Галу на верблюда под сдержанное улюлюканье загорающей публики.
Гала приняла позу Александра Македонского, выезжающего к своему войску, а фотограф немедленно щелкнул «Полароидом». Гала картинно взялась за поля своей шляпы — и фотограф с готовностью запечатлел ее вновь. Гала повела победным взором сначала направо, потом налево… и тут в поле ее зрения попала Марина.
— Сюда, сюда! — замахала она руками так отчаянно, словно Марина находилась в горящем доме и никак не решалась выпрыгнуть в окно.
Марина опасливо подошла к верблюду, который вблизи оказался не только худым, но еще и жутко печальным. Впрочем, ему было от чего загрустить: нелегко держать на спине такую тушу!
— Полезай сюда! — весело позвала Гала, прижимаясь животом к обвисшему верблюжьему горбу, чтобы освободить место для Марины.
Марина сделала испуганные глаза и малодушно отступила назад, но было уже поздно: две пары мужских рук подхватили ее и усадили на спину несчастному животному. Она не успела ничего сообразить, как внизу раздался характерный щелчок, потом тихое жужжание, и спустя мгновение плюгавенький фотограф продемонстрировал готовый снимок.
— Немедленно снимите меня отсюда! — потребовала Марина.
Фотограф и тип в спортивных трусах, посмеиваясь, выполнили Маринино требование. Следом на грешную землю была спущена Гала, вполне довольная своей затеей, и сразу принялась рассматривать снимки. При этом она заливалась счастливым непринужденным смехом.
— Ой, смотри, как здорово получилось! — Она сунула Марине под нос ту самую фотографию, на которой они вдвоем восседали на замученном верблюде. У Галы на снимке лицо было задорное и молодое, а у Марины испуганное, а позади, как водится, синело море. И еще в кадр попала веранда ресторана «Прибой», того самого, в котором еще совсем недавно Марина ужинала с каперангом. При воспоминании о Германе одинокое Маринино сердце невольно сжалось, и ей пришлось взять себя в руки, чтобы избавиться от внезапно нахлынувших чувств.
— Правда, отлично получилось? — не унималась непосредственная Гала.
Спорить с ней не имело смысла. Марина просто взяла карточку, повертела ее в руках, и на ум ей неожиданно пришла одна странная мысль. То есть не совсем странная… Просто она подумала, что предшественник верблюдовладельца, хозяин желтого попугая, снимал Валентину Коромыслову в том же ракурсе. Она так же стояла на фоне моря с попугаем на плече, и в кадре тоже была веранда ресторана. Да, Марина сосредоточилась, веранда несомненно присутствовала на тех трех фотографиях, где Кристина-Валентина жеманно улыбалась, хотя ее глаза оставались злыми и колючими. А вот на четвертом снимке она уже стояла к веранде лицом, и лицо ее было встревоженным, нет, скорее даже испуганным! Точно, в тот раз, когда Марина держала снимки Валентины в своих руках, она именно так и подумала: испуганное лицо! Так-так, и что, интересно, сие может означать? А то, что покойная Кристина-Валентина увидела нечто особенное. Или кого-то…
Марина закусила нижнюю губу и, обернувшись, посмотрела на веранду ресторана, с которой доносилась громкая, назойливая музыка. За столиками сидели несколько пар и неторопливо потягивали вино. Марина даже вздрогнула от снизошедшего на нее озарения: да ведь Кристина-Валентина наверняка увидела кого-то там, на веранде! А следовательно, этот неизвестный на одном из снимков неизбежно должен был попасть в кадр вместе с верандой! Почему неизвестный? А вдруг неизвестная? Эх, если бы у Марины были эти карточки, тогда бы она…
А что тогда? Марина села на песок у ног худого и печального верблюда и сжала виски ладонями. Почему ей не давали покоя эти фотографии? Над ней склонилась Гала и что-то спросила, но Марина отмахнулась от нее. Неизвестно, сколько она так просидела на песке, но в конце концов все у нее сошлось. Ей стало ясно, что загвоздка именно в снимках. Вот что искали в номере, перерыв все вещи, да так ничего и не взяв. А снимки? Снимки тогда были в ее сумочке. Потом… Потом к ней пришла Валентинина сестра Полина, и она их ей отдала. А еще позже, точнее, в тот же вечер, на нее напали и вырвали сумку, и тот, кто это сделал, наверняка охотился за фотографиями, не зная, что они давно уже в других руках!
Что еще, что еще? Записка Полины, в которой было сказано, что ей нужно о чем-то спросить Марину. Вдруг это тоже связано со снимками? Жалко, что теперь не узнаешь. Если только написать письмо Полине, как она и собиралась, но пока это письмо дойдет до Нижнереченска, пока ответ Полины долетит до Марины… Поговорить бы с тем фотографом с желтым попугаем. Он снимал не на «Полароид», а на обычную фотокамеру, а следовательно, у него вполне могли остаться негативы! Даже с вероятностью в девяносто девять процентов.
Марина поднялась с песка и пошла за верблюдом и его хозяином. Нагнать их удалось метров через триста, когда фотограф высмотрел себе очередную жертву — девчушку лет четырех, которая, впрочем, «сорвалась»: ей не понравилось сидеть на верблюде, и она пронзительно заверещала на весь пляж. На зов немедленно явился молодой папаша, который снял девчушку с верблюжьей спины. Воспользовавшись образовавшимся у фотографа вынужденным простоем, Марина задала ему беспокоящий ее вопрос:
— Вы случайно не знаете, где теперь ваш предшественник?
— Что-что? — не понял тот.
— Ну… тот, что с желтым попугаем, — пояснила Марина.
— А, этот… — равнодушно отозвался владелец изможденного верблюда. — Говорят, в больнице.
— В больнице? — воскликнула Марина. — Что с ним случилось?
Фотограф быстро огляделся по сторонам и, понизив голос до громкого шепота, ответил:
— Наваляли ему за то, что лез на чужую территорию, ясно?
Ночью было самое настоящее светопреставление. Марина не сомкнула глаз по вине легкомысленной Галы, таки обгоревшей (что и требовалось доказать!). Еще в обед та совершенно беззаботно отказывалась внимать Марининым советам, а теперь расплачивалась за свою преступную по отношению к собственному организму беспечность. Результат, как и следовало ожидать, не замедлил сказаться: до самого рассвета тучная Гала стонала, кряхтела и ворочалась в постели, как кит, выброшенный на берег.
Поначалу Марина старалась не обращать внимания на мучения своей бестолковой соседки и накрывала голову подушкой в надежде, что когда-нибудь эта пытка кончится. Но когда Гала издала особенно жалостное стенание, отзывчивое Маринино сердце не выдержало, она спустила ноги с кровати и участливо поинтересовалась: