Милое чудовище, стр. 47

Глава 32.

ОХОТНИКИ НА ПРИВАЛЕ

Легошин с переломами и сотрясением лежал в больнице под охраной. Впрочем, он бы и так не убежал — куда ему, весь в гипсе, — но порядок есть порядок. А Рогов с утра допрашивал подружек-свидетельниц: Мещерякову, Бурмистрову и Котову. Он назначил им время друг за дружкой, с разницей в час, но они, как назло, притащились одновременно и теперь сидели в коридоре, как на завалинке, и вовсю чесали языками. Первой он пригласил холеную, аппетитную Пышечку, второй — многодетную домохозяйку. Беллетристку же оставил «на сладкое». И к тому моменту, как до нее дошла очередь, Рогов совсем выдохся.

Уж больно много моральных сил ушло у него на Бурмистрову. Кстати, не успела она устроиться на стуле, как он сунул ей фотографию манекенщицы. Та сразу заохала и захлюпала носом.

— Ну что же вы, гражданка Бурмистрова, — попенял ей укоризненно Рогов, — что же вы сразу не сказали, что были знакомы со Столетовой?

Тамара добросовестно выкатила на него свои круглые, как мячики для пинг-понга, очи:

— Да я же не знала, честное слово, не знала! Это уж я теперь все сопоставила и фотографию увидела, а так, откуда бы мне… Сами посудите, я ее с детства не встречала, а потом, у нее тогда фамилия была другая, бабкина, Калачева, я ее настоящую и не знала. Если бы я только предполагала!

— А свое славное боевое прошлое почему же скрыли?

Тамара потупилась:

— Я не скрывала, просто вы же не спрашивали… И потом, откуда я могла знать, что оно может иметь отношение к этому ужасному убийству? Хотя нет, нет, конечно, скрывала, но не от вас, а в основном от свекрови…

— Понятно, — усмехнулся Рогов, — я вам не свекровь, а потому можете все выкладывать начистоту. Более того, я настоятельно рекомендую поступить именно так, а не как-нибудь иначе. Учтите, это в ваших интересах.

— Да разве я против? — вздохнула Тамара и еще ниже склонила голову. — Нас было двое: я и Светка Бельцова, я ее, кстати, с полгода назад видела на Черкизовском рынке, она шлепанцами торговала… Подходить не стала — зачем? — а она меня не заметила. Так вот, тогда нам со Светкой было по четырнадцать, мы учились в одном классе, в кружок макраме ходили…

Эпическое начало, подумал Рогов.

— …Светка первая до этого додумалась, ну, до того, чтобы лазить по форточкам. Сначала это была так, шалость, да и что мы там брали: где пудреницу, где губную помаду, всякие блестящие безделушки, ума же не было! Мы к своим подвигам серьезно не относились, а под конец так осмелели, что стали привлекать малышню. Ну, в смысле, нам со Светкой шел пятнадцатый, девки мы были крепкие, спортивные и уже не в каждую форточку влезали…

— И однажды вы взяли на дело девочку Анжелику из соседнего двора? — не вытерпел Рогов.

Тамара вскинула на него глаза и снова их опустила.

— Это был один-единственный раз, а после мы с этим вообще завязали. Но было поздно, скоро нас нашли, и… Ну, вы знаете, колония для несовершеннолетних преступников — это вам не пионерский лагерь. А тогда мы подсадили Анжелку и она влезла в ту растреклятую форточку, чтоб она… Ну, Анжелка открыла нам дверь, мы со Светкой вошли — Только мы ничего не успели взять, потому что там в спальне лежала мертвая женщина с остановившимися глазами и открытым ртом. Короче, мы вылетели оттуда, как сумасшедшие… Остальное вы знаете.

— А адрес вы запомнили, на какой это было улице?

— На Оранжерейной, точно дом не помню и квартиру, но могу показать, если надо. Да, этот… «газовщик», по-моему, называл именно тот адрес и медальон какой-то показывал, я, правда, не поняла, к чему и почему — Рогов удовольствовался такими ее ответами, только напоследок посоветовал:

— Вы бы уже, что ли, поставили в известность свекровь насчет своего прошлого, а то ведь вам придется на суде свидетельницей выступать и все выплывет.

Тамара улыбнулась сквозь слезы:

— Главное, я теперь все мужу рассказала… А свекровь, да бог с ней, переживет как-нибудь.

А муж мне знаете что сказал? Сказал: я тебя люблю, а на остальное мне наплевать.

Лицо у нее при этом стало такое счастливое и гордое, что Рогов неожиданно почувствовал жгучую зависть. Вот ведь у кого-то все замечательно складывалось, в то время как ему предстоял сложный и, по-видимому, неприятный разговор с Иркой. Когда он «освободится». Лучше бы уже не освобождаться никогда!

И вот после всего этого в кабинет вкатилась беллетристка. Уселась напротив, закинув ногу на ногу, просверлила язвительным взглядом дырку на роговском лбу и, не дожидаясь его вопросов, выпалила:

— Кажется, я с этим делом уже более-менее разобралась. Одного не пойму, чья же это все-таки была юбка?

— Какая еще юбка? — опешил Рогов, не успевший еще до конца переварить сообщение о том, что нахальная беллетристка «с этим делом разобралась».

Мура одарила его лучезарной улыбкой:

— Ну, юбка или подол платья, такого, знаете, какие продают на рынках по дешевке. Я, когда шла по коридору за сценой, краем глаза заметила, как она мелькнула за углом и скрылась.

— Юбка? — уточнил Рогов. — Она что же, была сама по себе, без ног и без рук?

— Ног я не рассмотрела, — серьезно ответила Мура и наморщила лоб в глубокой задумчивости.

В этот момент дверь с грохотом распахнулась и в кабинет влетела Шура Тиунова, только что прибывшая из Озерска, взволнованная и шумно дышащая. Самое интересное, что она практически слово в слово повторила бессмертное изречение беллетристки:

— Юрий Викторович, я во всем разобралась! Честное слово!

Ну, вот еще одна! Эти бабы сведут его с ума. А из Шуры речь лилась, как вода из пожарного брандспойта:

— Он, он… Легошин был вчера в Озерске не только у матери, он еще заезжал на Садовую и интересовался у родственников Тамары Палий, где она сейчас проживает. А Тамара Палий, это знаете кто? Это же Бурмистрова!

Рогов хотел было остановить этот поток откровений, но его опередила беллетристка, которая усмехнулась:

— Подумаешь, открытие! Да я это еще вчера знала!

После чего женщины уставились друг на дружку, и взгляды у обеих пылали так, что от них запросто можно было прикуривать, как от зажигалок.

— Что вы знали? — вкрадчиво осведомилась Шура.

— Да про Тамару. Я ведь вчера была в Озерске, гм-гм, случайно оказалась в милиции, и там мне показали фотографию Тамары и ее подружки, кажется, Светы, я могу ошибиться… Где она сейчас, не знаете? Вам бы надо и ее найти.

— Уже нашли, — сказал Рогов, хотя он был вовсе не обязан перед ней отчитываться.

— И что она говорит? Она ведь тоже должна много знать.

Вот это наглость! Да кого тут допрашивают, в конце концов?

Но он опять не успел дать оценку такому ее поведению, потому что Шура снова заработала своим брандспойтом:

— Но главное-то в чем? Вы знаете, как погибла жена Легошина? Вовсе не в автомобильной катастрофе! Катастрофа эта случилась за два года до ее смерти. Она выжила, хотя осталась парализованной калекой. А погибла она уже позже, сгорела во время пожара в собственной квартире. Легошина дома в это время не было…

— Адрес? — прорычал Рогов. — Адрес, по которому произошел пожар?

Шура безропотно заглянула в свой блокнот:

— Оранжерейная, 74, квартира 21. После этого воцарилась пауза, но ненадолго, потому что снова некстати возникла беллетристка:

— Да это же тот самый адрес, который вчера называл «газовщик»! И колье какое-то показывал…

— Это? — Рогов бросил на стол упакованное в целлофан колье.

— Ну, я его особенно не рассматривала, не до того было, но вообще-то очень похоже, — отчиталась Мура.

Шура, успевшая отдышаться, присела на стул, стоящий у окна, и так же, как беллетристка, закинула ногу на ногу:

— Насчет колье я тоже кое-что разузнала. Теперь уже и Мура, и Рогов синхронно воззрились на нее, а она снисходительно сообщила:

— Эта изящная вещичка — часть приданого покойной жены Легошина, между прочим, далеко не штамповка, а украшение, выполненное на заказ известным в свое время ювелиром еще для бабки легошинской жены. Там, говорят, есть его инициалы, только смотреть нужно через увеличительное стекло. Колье очень дорогое, а девчонки его украли. Легошин случайно увидел снимок, на котором Столетова в колье, и решил его вернуть. Она отдавать не захотела, и он ее убил. А потом уж ему пришлось взяться за свидетельниц… Оказывается, все так просто!