Крокодиловы слезы, стр. 13

Глава 8.

ЧЕРНАЯ ВДОВА

Варфоломей сидел за столом. Вернее, он на нем полулежал, как-то неловко привалившись пухлой щекой к полированной столешнице, по которой неторопливо струился алый ручеек крови. Ручеек этот огибал белый телефонный аппарат, разбросанные в беспорядке бумаги и беззвучно стекал на пол: кап, кап, постепенно превращаясь в лужицу. Не знаю, как долго я будто завороженная наблюдала эту жуткую картину, наверное, минуту-две, но тогда мне показалось, что я проторчала в этом кабинете целую вечность. Стояла и смотрела, а сама думала, что нужно скорее уносить отсюда ноги, иначе я буду первой подозреваемой. Развернувшись так, что чуть подметки не отвалились, я выскочила из офиса и сломя голову ринулась вниз по лестнице. Скорее, скорее отсюда, пока меня не застукали!

…Очнувшись, я обнаружила себя за три квартала от злополучного места, прижалась лбом к прохладному бетону подворотни и кое-как перевела дух. Кто-то убил Варфоломея, пока я ела фруктовое мороженое в уличном кафе, и я догадываюсь, как зовут этого мистера невидимку. Точнее, миссис.

Альбина, черная вдова, явилась по его душу. Быстренько справилась со своим страшным делом и была такова. Если бы не я, никто бы на нее и не подумал. А Тимур, наивный бедняга, уверял, что она и мухи не обидит. Теперь я ни одной минуты не сомневалась, что покушение на Тимура — дело ее ухоженных ручек. Эта хладнокровная сучка наняла киллера, чтобы избавиться от собственного мужа. Странно, что на этот раз она действовала самолично, наверное, оставленного Тимуром наследства хватило на оплату лишь одного убийства. Или жадность ее заела? На том она и погорела, теперь я без труда выведу ее на чистую воду.

Я уже совсем было настропалилась топать в милицию, и тут где-то в глубине, на дне души заворочалась смутная тревога. А чем я докажу, что это она убила Варфоломея? Как чем? Я ведь видела, как она входила в дом! Но не видела, как она входила в офис фирмы Тимура — Варфоломея. Зато фундаментальная секретарша лицезрела меня беседующей с ныне покойным Варфоломеем, что она с удовольствием подтвердит. И тогда подозрение падет на меня. Да, здорово я помогу Тимуру, если загремлю в кутузку. Там я буду долго и упорно объяснять, какое отношение я имею к нему, его жене и Варфоломею, а коварная Альбина за это время успеет замести следы. А вот этого допустить нельзя.

М-да, задача… Хорошо сказать «не допустить», а как это сделать? Каким оружием воспользоваться? Если только фактором внезапности. Очень это рискованное мероприятие, впрочем, как и вся моя бурная и безалаберная сыскная деятельность. Одно греет мою трепетную душу — надежда на приз, светящий мне в случае успеха, приз, имя которому Тимур.

Я поборола в себе остатки страха и смело двинулась навстречу неизвестности. Нет, неизвестность — это еще мягко сказано, на самом деле я решительно ступила на путь опасных приключений.

Итак, я опять стояла перед знакомой дверью, сжимая в потной ладони ключи, которые вручил мне утром Тимур. Сердце мое бешено колотилось, усиленно гоняя по венам кровь, насыщенную не столько кислородом, сколько адреналином. И чего во мне было больше — страха или куража, — я и сама не знала. Сейчас, сейчас я увижу эту женщину, эту ведьму, которая двадцать лет удерживала возле себя мужа с помощью выдуманных болезней и в конце концов пошла на убийство, я загляну в ее глаза и непременно пойму, что, ею двигало: досада, ненависть или банальная жадность.

Я взвесила ключи в ладони, подбросила их вверх, поймала и после недолгого раздумья все-таки нажала на кнопку звонка. Альбина не должна знать о том, что Тимур жив, по крайней мере, до поры, а я могла получить ключи только от него. Звонок не успел доиграть свою электронную мелодию, а дверь уже распахнулась — я даже палец с кнопки убрать не успела. Альбина стояла в сумеречной прихожей и взирала на меня с немым вопросом во взоре. Я тоже смотрела на нее, молча и испытующе, надеясь рассмотреть на холеном, немного апатичном челе признаки беспокойства и волнения или хотя бы парочку намечающихся морщинок. Увы, мне нечем было особенно поживиться: Альбина являла собой образец невозмутимости. Что касается морщин, то кожа у нее была как на барабане.

— Вы ко мне? — поинтересовалась она, когда затянувшаяся пауза ей надоела.

— Да, я к вам, — объявила я многозначительно.

— Не помню, чтобы мы были знакомы. — Она пожала плечами и не выказала ни малейшего намерения впустить меня в квартиру.

Ну конечно-конечно, она ведь видит меня первый раз в жизни. А вчерашняя встреча на кладбище ей, само собой, не запомнилась. Во-первых, там она была слишком убита горем, а во-вторых, стоит ли обращать внимание на невзрачных простушек?

— А мы и не знакомы. — Я даже на носочки немного приподнялась, чтобы казаться повыше. — Вернее, мы знакомы, но заочно.

В ее глазах мелькнула какая-то тень, но уже в следующее мгновение они снова приобрели ясность безоблачного неба. Она просто стояла и ждала, когда я наконец внятно изложу, зачем явилась.

— Я знакома с вами через вашего мужа, — добавила я многозначительно и попыталась беззаботно улыбнуться.

Альбина только пожала плечами:

— И что из этого следует?

— Мне кажется, нам есть о чем поговорить. — Я мысленно похвалила себя за обтекаемую, но многозначительную фразу.

Альбина буркнула под нос что-то типа «Будем делить наследство усопшего» и открыла дверь пошире:

— Проходите, будем разбираться.

И я переступила дверь их квартиры в третий раз за сегодняшний день и впервые с ведома хозяйки. Должна признать, две предыдущие попытки, совершенно наглые и даже воровские, стоили мне меньшего количества седых волос. Чем я рисковала тогда? Репутацией. Возможно, свободой. А сейчас — жизнью, если вы еще не забыли, что случилось с Тимуром и Варфоломеем.

Черная вдова пропустила меня в прихожую и равнодушно, легким кивком головы обозначила направление моего предполагаемого движения в гостиную, которую во время предыдущих визитов я не успела хорошо рассмотреть. Что ж, отчего не воспользоваться представившейся возможностью?

Гостиная производила более чем благоприятное впечатление, но я целиком и полностью сосредоточилась на Альбине, которая демонстрировала неподражаемое хладнокровие. Не будь я стопроцентно уверена в том, что именно она каких-то полчаса назад убила Варфоломея, ни за что бы на нее не подумала. Интересно, куда она спрятала пистолет? — мелькнуло у меня. Впрочем, почему пистолет? Она вполне могла убить его другим способом, все зависит от ее вкуса. Я ведь не осматривала Варфоломея, мне хватило одного вида его крови, растекающейся по полированной столешнице. Меня опять обожгло запоздалое сомнение: а не слишком ли я рискую? Альбине ведь нечего терять, а мне очень даже есть. И не чего, а кого — Тимура, терпеливо дожидавшегося меня в моей постели. Ох, как нелепо это будет — умереть в тот момент, когда твой любимый наконец-то стал твоим и больше ничьим. Я так разволновалась, что даже мысленно сочинила небольшую молитву для индивидуального пользования, звучащую следующим образом :

«Господи, ты не слишком потратился, когда награждал меня красотой и умом, так не поскупись хотя бы на удачу в этот трудный и ответственный для меня момент. Обещаю на будущее, что всегда буду скромна и нетребовательна и впредь не стану отвлекать тебя по пустякам…»

Не знаю, дошла ли моя молитва до бога, но Альбина пока что не предпринимала никаких действий, вызывающих опасения. Она просто стояла посреди комнаты и откровенно меня разглядывала. Я решила, что это вызов, и подняла брошенную ею «перчатку»: высоко задрала подбородок и дерзко на нее уставилась. С особенным пристрастием оглядела ее высокую ладную фигуру, не столько на предмет обнаружения очертаний спрятанного в складках одежды пистолета, сколько в надежде узреть явные признаки целлюлита. Так вот, что касается пистолета или другого оружия, то тонкая шелковая туника Альбины для их сокрытия совершенно не годилась (хоть маленькое, но утешение!), зато вероятный целлюлит прекрасно драпировала.