Блефовать, так с музыкой, стр. 9

– Короче, что вам нужно? – оборвала я этот панегирик. – В нескольких словах, если можно.

– Можно. – Она тронула указательным пальцем дужку очков. Очкарики часто так делают, это у них чисто рефлекторное, как у знаменитых собачек Павлова. – Мне нужны его бумаги. Я знаю, что они у вас.

Глава 5

ПОБИТАЯ МОЛЬЮ СНЕГУРОЧКА

– Ничего себе! – я даже присвистнула. – Какие еще бумаги? Псевдо-Кира воодушевилась:

– Черновики, наброски, ну… Ну все, что сохранилось…

– А вам они зачем? – вежливо осведомилась я.

– Мне? – псевдо-Кира вздрогнула. – Просто как память о человеке, к которому я испытывала глубокую привязанность. И потом, вам же они не нужны.

– А может, я тоже хочу сохранить их как память? – усмехнулась я. – Чем я хуже вас?

Моя невзрачная визитерша вспыхнула:

– Тогда… может, вы мне их хотя бы покажете?

Эта затянувшаяся беседа нравилась мне все меньше и меньше.

– Не покажу и не отдам, – заявила я твердо и поднялась с кресла. Псевдо-Кира тоже подскочила:

– Это ваше последнее слово?

– Ага, – злорадно подтвердила я.

– Вы… вы… – она тяжело задышала, – ограниченная и мстительная самка. Из-за своей мелкой бабской обиды вы способны предать талантливого ученого…

Конечно, я разозлилась.

– Да пошла ты! – Я схватила ее за рукав и поволокла в прихожую, благо она была легкая, прямо-таки невесомая, и совсем не сопротивлялась. Только повторяла как заведенная:

– Вы не правы, не правы, вы в корне не правы…

– Скажи спасибо, что с лестницы не спустила, – прорычала я, выставляя ее за дверь.

Хоть праведный гнев и затуманивал мой мозг, кое-какие выводы для себя я сделала незамедлительно. И они, эти выводы, были не обнадеживающие. Помнится, кто-то обещал мне в связи с исчезновением Парамонова беспокойную жизнь. Один гражданин с рыбьей фамилией. Сдается мне, что недавний визит очкастой пигалицы как раз он и организовал. Чтобы довести меня до нужной кондиции. А вот и фигушки ему, фигушки!

С таким боевым настроем я отправилась жарить себе омлет из двух яиц, и, надо Признать, последний удался мне на славу. После того как я славно перекусила, меня потянуло в сон. Почистив зубы и натянув пижаму, я с удовольствием нырнула под одеяло, сладко зевнула и тут вспомнила кое-что существенное.

«А откуда она знает про парамоновские черновики? – спросила я себя. – Она ведь так и сказала: я знаю, что его черновики остались у вас. Может, на пушку брала?» А, ладно, зачем забивать себе этим голову, все равно от тех бумажек ничего не осталось, они давно сгинули в мусоропроводе вместе с прочим парамоновским барахлом.

У всех нормальных людей воскресенье – выходной день, но бойцов культурного фронта (крылатое выражение нашей заведующей Зинаиды Терентьевны) трудно отнести к категории нормальных. Мы в выходные трудимся аки пчелки, и движет нами неприлично голый энтузиазм, потому что гроши, которые мы получаем, оправдать наше, подвижничество не могут. По крайней мере, мое и Алкино. За остальных я не ручаюсь, поскольку у каждого свои рас клады: кому год до пенсии остался, у кого дети маленькие, со всеми вытекающими из этого факта последствиями. Думаю, вы не хуже моего знаете, что в солидных организациях не очень-то поощряют бесконечные больничные, а нашему руководству выбирать не из чего, вот и терпит.

Что до меня, то в последнее время энтузиазма у меня поубавилось. Идея создания самодеятельного театра, с которой я носилась последние четыре года, больше не греет мою одинокую душу по причине полной утопичности, притом что на бумаге он (театр) существует. И грамоту наш ДК за него получил, и одна подмосковная районка о нем хвалебный отзыв напечатала, и тем не менее он фикция. Потому что мои наивные девичьи мечты, по своему обыкновению, сильно разошлись с реальностью. Выражаясь афористичным языком публичных политиков, я хотела как лучше, а получилось как всегда. Мое детище оказалось на редкость уродливым, и я все чаще размышляла, не прибегнуть ли мне к эвтаназии, чтобы раз и навсегда от него избавиться. Сделать это проще простого – взять Я уволиться, а я все тяну и тяну, хотя с недавних пор каждая репетиция для меня хуже пытки на дыбе. Трудно в этом признаться, но придется: мои самодеятельные артисты ни на что не годятся, декорации и реквизит – ни к черту, а сама я – всего лишь недоучка.

Собственно, вы уже знаете, что я настропалила лыжи из нашего ДК. Может, я уже сегодня написала бы заявление об уходе, но предпраздничная суматоха заставила меня немного повременить с уходом. Короче говоря, пожалела родной коллектив по причине неумолимо надвигающихся новогодних празднеств. Вот кончатся все эти елки и утренники, тогда и рассчитаюсь.

И неважно, что я пока не знаю, куда податься потом, главное – перевернуть страницу, а(дальше разберемся, тем более что не каждый день такая возможность предоставляется – начать новую жизнь вместе с новым веком, да что там веком – тысячелетием! Правда, по этому поводу мнения, как говорится, разделялись, некоторые утверждают, что третье тысячелетие начнет свой отсчет только в 2001-м, но лично я не согласна ждать еще целый год, чтобы хоть что-нибудь изменить в своей судьбе. И надо же было такому случиться, чтобы история с Парамоновым приключилась со мной в столь сложный, переломный период моей жизни! А может, в этом есть некий знак, указующий перст судьбы, хотя я бы на ее (судьбы) месте выбрала на такой случай какой-нибудь другой способ.

Вот чем были заняты мои мысли во время репетиции новогоднего представления по сценарию, написанному нашей заведующей лет двадцать назад и с тех пор претерпевшему очень мало изменений. В те времена Зинаида Терентьевна самолично исполняла роль Снегурочки, а потому синий жупанчик из вытертого бархата и искусственную белокурую косу до копчика я унаследовала непосредственно от нее. Ясное дело, в этот наряд пора огородное чучело обряжать, но денег на новый у ДК нет как нет.

Чтобы хоть как-то замаскировать это безобразие, приходится изощряться: обшивать бархатный подол елочным «дождиком», блестками и прочей мишурой. С прошлого года Снегурочкин наряд обветшал пуще прежнего, его впору было расстелить на полу у входа в ДК, чтобы вытирать ноги в ненастную погоду. Разумеется, я довела свое мнение на сей счет до заведующей, большей частью для проформы, поскольку хорошо знала, что она ответит: «Ну придумай что-нибудь, в следующем году новый купим».

Возмущаться и спорить было бессмысленно, и я утешилась тайным знанием, что следующее новогоднее представление в нашем ДК пройдет без моего непосредственного участия. Тайным для бедной Зинаиды Терентьевны, которая не догадывалась, какую свинью я собираюсь «подложить ей в третьем тысячелетии.

– Ладно, нашью еще блесток, чтобы прикрыть дырки, – буркнула я и поплелась на сцену, где меня поджидали Дед Мороз, Винни Пух и Буратино, нетерпеливо переступающие с ноги на ноги. Все трое имели не менее жалкий вид, чем я.

– Моль всю шкуру побила, – печально поведал мне Алкиным голосом куривший в кулисах Винни Пух.

– Да ну? – не поверила я. – Она же искусственная!

– Подумаешь, искусственная! – присвистнула Алка. – Моль сейчас такая, капроновые чулки жрет! Видишь, уши какие?

Присмотревшись к Алкиным, тьфу ты, медвежьим ушам, я и впрямь заметила довольно обширные прогалины, через которые бессовестно проглядывала «начинка» – белый синтепон.

– Да, впечатляет, – посочувствовала я Алке и посоветовала:

– Попробуй залатать.

– Еще чего! – фыркнула Алка. – Пусть все видят, что мой Винни Пух – бомж.

– Хватит вам, свиристелки, давайте репетировать, а то мне сегодня внука из детсада забирать, – вмешался в нашу беседу Дед Мороз – пожилая библиотекарша Клара Семеновна. У Клары Семеновны зычный командирский голос и солидная комплекция, а потому в роли Деда Мороза она просто неотразима. Особенно если учесть то немаловажное обстоятельство, что наша самодеятельность испытывает хроническую нехватку мужчин.