Снайпер, стр. 48

Из Дневника Саши Куценко.

"2 апреля. На следующее утро после операции я только и слышал от знакомых и родственников: «Ты в курсе?.. Ты знаешь?..». Никаких других тем больше будто нет. Поговорить не о чем. Что ты, такое событие! Перевирают, сочиняют безбожно. В последней редакции уже узнал о перестрелке, чуть ли не из гранатометов стреляли. Еще немного, и заговорят о крупной войсковой операции. Хочется ржать как лошадь: громко и широко открыв рот.

Рассказывают, что милиции приезжало видимо — невидимо. Опять покрутились без толку и убрались восвояси.

А за трупами приезжали другие быки. Еще больше джипов было, чем тех, что я отправил в металлолом. Два микроавтобуса «Мерседес» подгоняли. Ошметки своих товарищей в урны сгребли и уехали памятники ставить. Наверное, с ангелочками, библейскими цитатами и из мрамора. Бандитские аллеи Бунина, так сказать.

Ужинали вчера, отец был довольный; теперь он уже рассказывал, как все было. Сказал, что так им и надо. Нашелся смелый человек, и эти биологические существа отправил на биопереработку. Мы с мамой смеялись. Жаль только, сказал отец, что Владимир Иванович смылся; боится, что его в отместку грохнут.

Я сказал, что это, скорее всего, мафии между собой разбираются. А отец возразил: пусть разбираются, воздух чище будет, и честным людям жить станет лучше. «Пусть хоть все друг друга перестреляют!» — добавила мама.

Мне было легко и радостно. Я снова не ошибся, снова поступил правильно!

Завтра на сессию. Буду жить почти месяц у родственников. Колбасы им везу, курятины. Месячишко уж потерпят меня, ничего страшного. Постараюсь побыстрее все сдать и приехать домой — как раз на рыбалку можно будет съездить. На то самое озерцо, за карасиками".

Трубачев, Ерохин и Плотник стояли на том самом месте, где не так давно располагалась огневая позиция снайпера. Трубачевская «Нива» оставалась выше, на трассе. Спутники Трубачева пытались осмыслить тот непостижимый для их сознания факт, как это можно выделить под одно единственное дело целую транспортную единицу. Уж если районная милиция куда выезжала, то в транспорт набивалось под самую завязку: все ехали по разным делам, главное, чтобы хоть в ту сторону, куда надо. Однако Трубачев не дал возможности следователям из района восторгаться этим малозначительным для него фактом.

— И куда же мог отправиться отсюда наш незнакомый друг? — саркастически спросил он у самого себя.

Вмешался нетерпеливый Ерохин:

— Он мог пойти вдоль лесополосы, выйти из нее к поджидавшей машине, и уехать.

Трубачев поморщился, как от зубной боли:

— Ну, опять ты о московской версии! Надо отработать местную, понял? Еще идеи есть?

Тут и Плотник счел нужным проявить инициативу:

— Пойдем, товарищ Василий, покажу тебе кое-что.

— Давай, показывай.

Все трое прошли незначительное расстояние и оказались у проселочной дороги, выходившей прямо на трассу, а другим концом упиравшейся в окраины поселка. Впрочем, эту дорогу они заметили еще по дороге к месту преступления.

— Он мог уйти по этой дороге в Новопетровск. Вполне мог.

— Что ж, господа, проедем по ней.

Через пять минут «Нива» мчалась по песку. На удивление Трубачева, дорога оказалась вполне проходимой, колеса не вязли. По бокам уплывали назад колючая трава и кустарники, названия которых не знал ни один из путешественников. По левую руку оказалось озерцо, на которое указал Плотник, но после короткого обмена мнениями заезжать на него следователи не стали. Они проехали еще минут десять и остановились у железнодорожного переезда.

— Шестьсот шестнадцатый!

— Что?

— Этот переезд у нас называется «шестьсот шестнадцатый», говорю.

— А-а! Давайте выйдем, я спрошу кое-что у дежурной.

Следователи подошли к будке, Трубачев вежливо постучал в окно, показал туда удостоверение, и переместился к двери. Оттуда бойко выскочила женщина неопределенного возраста, смешливая и бойкая.

— Вы одна дежурите на переезде? — под заинтригованными взглядами попутчиков Трубачев приступил к расспросам.

— Сейчас — одна, а вообще нас тут трое.

— А как сменяетесь? Во сколько?

— В восемь часов утра. Сутки отстоял, сутки дома.

— А в прошлый четверг не вы случайно стояли? — Трубачев внутренне напрягся, от ответа зависело: узнает он то, что хотел, сейчас, или придется ехать искать сменщиц. Он с большим облегчением услышал ответ.

— Да случайно я, а что?

— Вы взрыв слышали, пожар видели?

— Да, конечно, здесь же не так далеко. Горело классно — сумерки наступали в это время. А мне скучно стоять так хоть какое-то развлечение.

Трубачев негромко кашлянул; взял паузу.

— Извините, как вас зовут? Меня — Василий Николаевич.

— А меня — Зоя Федоровна.

— Зоя Федоровна! Вы после этих, гм-м, событий… Через переезд переходил кто-нибудь в поселок?

— Рыбаки были; с удочками. Двое. Потом парень — тоже с удочками, в военной форме… Да! У парня были удочки, рюкзак и чемодан. Я еще обратила внимание: чемодан-то зачем ему?

Трубачев оглянулся на коллег. И Ерохин, и Плотник имели весьма ошеломленный вид. Плотник даже открыл рот, чего, по-видимому, он и сам и не заметил. Василий повернулся к женщине.

— Вы знаете этого парня? Видели раньше?

— Нет, что вы! Я вообще не местная, приезжая я — из Казахстана. В Новопетровске почти никого не знаю. И парня этого первый раз в жизни видела.

Егоров тихонько шепнул на ухо Плотнику:

— Пон-наехал-ли!

К счастью, Зоя Федоровна этого не услышала, иначе больше ни слова не сказала бы.

— Скажите, а что это был за чемодан, вы не рассмотрели?

— Нет, уже сумерки были, я и лицо толком у него не рассмотрела. Я, вообще-то, близорукая немного.

— Немного — это сколько?

— Минус два.

— Да, это не очень много… Кстати, он пешком шел?

— Нет, с велосипедом. До переезда пешком, а тут сел и поехал. Ага, вспомнила: молодой он, голос у него молодой. У меня зрение не очень, зато слух прекрасный. Молоденький парень был — точно говорю.

Всю дорогу до райотдела Плотник и Ерохин не могли успокоиться.

— Неужели это был он — снайпер? В чемодане — разборная винтовка. Приехал, отстрелялся, и уехал тем же путем.